На ее условиях

— Вы хотя бы говорите на одном языке. — Она натянуто улыбнулась. — Я хочу, чтобы он увидел — не все потеряно, жизнь продолжается и виноградник живет.
— Тогда я поговорю с ним. Зайду в дом до того, как уеду.
— Спасибо.
Она повернулась, чтобы уйти, но он поймал ее за руку.
— Я тоже хочу задать тебе вопрос. Зачем ты все это делаешь?
— Ты уже знаешь, — нахмурилась девушка. — Чтобы у Фелипе был повод улыбнуться до того, как он умрет.
— Si, — кивнул Алесандер. — Но почему? Какое тебе дело до ворчливого старика, который живет на другом конце света и которого ты едва знаешь? Почему ты готова отдать свое наследство за его улыбку?
— Он мой единственный родственник.
— И этого достаточно? Я пытаюсь понять, но не вижу смысла. Почему тебя это так волнует?
Почему ее это волнует… Симона подняла лицо к необъятному синему небу и вспомнила себя семилетнюю, с длинными спутанными волосами и еще более запутанной семейной историей, и свое обещание, когда мать вырвала ее из объятий заплаканной бабушки, крича, что больше никогда не хочет их видеть. Симона запомнила боль в глазах бабушки, тоску во взгляде деда, тоску, которая перешла к ней.
— Когда мне было семь, родители привезли меня в Испанию. Фелипе оплатил дорогу. Он пытался помириться с мамой, конечно, но еще он хотел видеть меня, единственную внучку. Все было хорошо поначалу, я помню неделю или две тишины, но все закончилось плохо.
Ужасно.
Она помнила, как скандалил отец, как мать кричала, что ей никогда не были рады в родном доме. И лучше всего Симона помнила горе на лицах деда и бабушки, когда ее забрали из их объятий. Как будто Фелипе и Мария знали, что больше никогда не увидят детей. Симона не понимала тогда, что происходит, но она была расстроена. Она любила их всех и не могла понять, почему они не могут любить друг друга. Она пообещала тогда, что вернется и исправит эту боль.
— Я сказала, что вернусь. Среди всех этих криков я пообещала вернуться.
— И ты вернулась, — сказал Алесандер. — Ты здесь.
Симона покачала головой. Она собиралась вернуться гораздо раньше. Как только повзрослеет достаточно, чтобы путешествовать самой. Но жизнь, университет и нехватка денег заставляли ее откладывать выполнение обещания снова и снова. Она вернется в Гетарию, говорила она себе. Однажды. А теперь Мария умерла, так и не увидев ее, и Фелипе умирает тоже. Вина лежала на сердце Симоны тяжелым камнем.
— Увидимся в доме, — сказала девушка.
Алесандер смотрел, как она уходит, одинокая и печальная, и на секунду ему захотелось догнать ее. Но что бы он ей сказал? Они были чужими друг другу, даже если теперь он понимал причину ее поступка немного лучше.
Но тени ее прошлого принадлежали только ей. Бороться с ними не было его делом.
  
Глава 6
 
— О пять он тут, — проворчал Фелипе, когда Алесандер появился у их дома шестой раз за последнюю неделю. Но голос старика был уже менее недовольным.
Алесандер заходил на виноградник каждый день. В один из дней он принес контракт, и Симона внимательно прочитала его, сидя в машине, припаркованной за поворотом. Только убедившись, что в договоре значится все, что она хотела: пункты про запрет секса, про расторжение брака, про встречную выгоду, — она поставила свою подпись.
Но Алесандер появлялся каждый день, чтобы поговорить с Фелипе, и всегда находил, что починить. И Симона видела, что, несмотря на ворчание, ее деду нравились эти разговоры.
— Конечно, он тут, Abuelo, — сказала она, выходя из своей комнаты. — Он приехал, чтобы забрать меня на вечеринку. Как я выгляжу?
Фелипе повернул голову и моргнул. Его челюсть отвисла.
— Куда ты дела Симону?
— Это я и есть, — запротестовала она, пока не увидела лукавый блеск в глазах деда и не поняла, что он шутит, первый раз с ее приезда. — Ох, Abuelo, — рассмеялась она, сжимая его плечи и пытаясь не испортить макияж слезами, — не дразнись.
— Кто дразнится? — спросил Алесандер с порога.
— Фелипе, старый мошенник, — отозвалась девушка, — спрашивает, куда я дела Симону.
А потом она подняла голову и увидела его в черном костюме и белоснежной рубашке, с красиво уложенными волосами, обрамляющими смуглое лицо… У Симоны пересохло во рту. Алесандер был… великолепен.
— Пойди поторопи ее, — сказал он Симоне. — Я не хочу опоздать на прием к Маркелу.
Фелипе фыркнул, и уголки губ Алесандера приподнялись в улыбке. Симона благодарно улыбнулась в ответ.
— Схожу позову ее, — сказала она, уходя за своей накидкой.
— Не задерживай ее допоздна, — услышала она голос Фелипе. — Она хорошая девочка.
— Не выдавай моей тайны, Abuelo, — шутливо укорила она деда, наклоняясь, чтобы поцеловать его в обе щеки. — И не шали, пока меня не будет.
Дом Маркела выглядел как дворец, с галереями, балконами и высокими арками окон и дверей. Он был так залит светом, что казался золотым на фоне ночного неба, среди пальм во дворе мелодично журчал фонтан.
— Ой, — сказала Симона, когда Алесандер остановил машину перед домом и вышколенные слуги открыли для них дверцы.
Она знала, что Алесандер живет в другом мире, как только увидела его квартиру. И вот теперь ей напомнили, насколько другом. Это мир, где дома были дворцами с фонтанами, а двери открывали слуги. Это даже не ее вселенная.
Симона сделала глубокий вдох и вышла из машины, стараясь не наступить на подол собственного платья. Из светящихся окон доносилась музыка и гул разговоров, иногда прерываемый трелями смеха.
— Нервничаешь? — Отдав машину парковщику, Алесандер присоединился к девушке.
Симона кивнула, сжимая сумочку. Это вечер, когда она не только встретит его семью и друзей, но и сделает первый шаг к объявлению о свадьбе. Конечно, она нервничала.
— Расслабься, — сказал Алесандер, одним взглядом успокаивая ее. — Сегодня ты выглядишь так, словно родилась для высшего света. Идеальная невеста для рода Эскивель. Ты прекрасна.
Он в самом деле так думает? Или это слова, рассчитанные на то, чтобы вселить в нее уверенность — до того, как выбить почву у нее из-под ног очередным напоминанием, что все это временно?
Они почти не разговаривали в машине после того, как Симона поблагодарила его за то, что он поддержал шутку Фелипе. «Наверное, потому, что у него не было публики и нужды играть», — думала она.
— Я говорю правду, — шепнул он, словно мог прочесть все ее мысли и страхи по лицу.
Она почти верила ему, когда он стоял так близко и сжимал ее руку так крепко. Но это Алесандер, напомнила она себе. Он нехороший человек. Он ухаживает за ней, чтобы убедить публику, что они пара, и он хочет, чтобы она верила в это достаточно, чтобы не выбиваться из роли. Только и всего.
И ее это устраивало. Бизнес, напомнила она себе, делая глубокий вдох. Это деловые отношения. Она сможет это сделать, если будет помнить, что это бизнес.
— О’кей, — сказала Симона увереннее, чем на самом деле чувствовала. — Я готова. Давай начнем представление.
Но если взгляд на дом Маркела ошеломил ее, то, попав внутрь, Симона испытала ужас. Столько людей, столько женщин, и все они, казалось, знали Алесандера. Все жаждали узнать, кто она такая. Под их взглядами Симона чувствовала себя бабочкой на булавке.
— Алесандер, ты пришел! Я знала, что ты меня не подведешь.
— Конечно, Madre. — Он склонился, чтобы поцеловать воздух у ее щеки. — Ни за что на свете не пропустил бы эту вечеринку.
В одно мгновение женщина смерила спутницу сына взглядом, в котором были оценка, суждение и приговор:
— Вижу, ты нашел себе очередную уборщицу.
Уборщицу? Симона подняла взгляд, ожидая объяснений, но Алесандер только рассмеялся:
— Позволь представить тебе Симону Гамильтон, внучку Фелипе. Симона, познакомься с моей матерью, Изобель Эскивель.
— Фелипе? — Изобель оборвала приветствие Симоны, игнорируя протянутую руку.