Аль шерхин (СИ)

Он задумался обо всём этом сейчас - и вздрогнул, когда ладонь евнуха коснулась его волос.
- Золото, - сказал Оммар-бей. - Или солнце... солнечный свет, запрятанный во плоти. Волосы цвета мёда, и глаза, как янтарь. За одно уже это ты мог бы зваться самым красивым из мальчиков, когда-либо проданных в Ильбиане. Но у тебя есть не только это. У тебя кожа белая, словно вишня в цвету, мягкая, будто шёлк. Талия и запястья у тебя такие тонкие, что со спины тебя можно принять за женщину. И лицо твоё могло бы принадлежать юной деве, так правильны и нежны твои черты, но вот это, - он коснулся пальцем подбородка Инди, а потом, попеременно, обеих его скул, - вот эти твёрдые, резко очерченные косточки подсказывают мне, что внешность обманчива, и нрав у тебя не женский. Мы здесь, в Фарии, любим такие лица. И такие тела, - спокойно добавил он, и Инди слегка вздрогнул. - У нас говорят: дева должна быть тонкой, как хворостина, мальчик же - как полхворостины. Не знаю, кем ты считался у себя в Альбигейе, но здесь ты очень красив, Инди из Аммендала.
Инди слушал в полном смятении. Конечно, это многое объясняло. И взгляды, которые он ловил на себе, и прикосновения, о которых был бы счастлив забыть, и даже заоблачную цену, которую заплатил за него Оммар-бей. Он главный евнух гарема, вспомнил вдруг Инди. Он знает вкусы своего господина и явно не стал бы рисковать, покупая раба, в чьём превосходном качестве не был бы совершенно уверен. Больше того - евнух говорил так, словно ему очень повезло приобрести для своего владыки именно эту игрушку... Наверное, Инди должно было льстить всё, что он услышал, но вместо гордости или удовольствия он чувствовал лишь отвращение и стыд.
- Это неправда, - вырвалось у него. - Я некрасивый. Я... я наверняка не понравлюсь Бадияру-паше.
Глаза евнуха вспыхнули, и он снова рассмеялся - почти счастливо.
- А ты хотел бы ему понравиться?
"Нет, совсем нет", - подумал Инди, с досадой закусывая губу, но не стал объяснять. Что толку спорить... И всё же ему вдруг захотелось, чтобы рядом было зеркало, и он мог бы посмотреть на себя - новым, непривычным взглядом, думая о том, что услышала от Оммар-бея.
"На что вообще там похоже, в этом гареме?" - подумала Инди - и с внезапным страхом отогнал эту мысль.
- Послушай! - сказал Оммар, отставляя чашку и кладя ладонь Инди на колено. - Я кое-что придумал. Я знаю, как убедить тебя. Сейчас мы сходим на базар. Не тот, где торгуют рабами, - добавил он, когда Инди вздрогнул всем телом. - Другой, восточный. Там продают оливки и финики, муслин и зеркала, ножи и гребни - всё, что только можно придумать. Ты выберешь всё, что захочешь, и я куплю тебе это, но, какой бы ни была цена, предложу продавцу во имя твоей красоты снизить цену вдвое. Ты увидишь, что любой из них согласится. Ну, идём?
Инди сомневался, что ему нравится эта затея. Вовсе ему не хотелось, чтобы на него снова смотрели так, как раньше - как в полутёмном зале Большого Торга, как смотрел рыжебородый торговец рабами, и так, как глядел на него пират с чёрного судна много дней тому назад... Он вообще не хотел выходить из этой гостиницы, уходить с этой террасы. Если он не мог повернуть время вспять, то мечтал, чтоб оно хотя бы остановилось. Но в то же время он понимал, что Оммар-бей просто пытается как-то развеять его, отвлечь от тяжёлых дум. И он был за это так признателен Оммар-бею, что решил не расстраивать его капризами и отказом.
Поэтому он кивнул, хотя и не слишком охотно. Евнух ободряюще улыбнулся и снова хлопнул ладонью по его колену.
- Ну так пошли!
От Большого Торга к гостинице их сопровождало полдюжины воинов. Сейчас Оммар-бей решил устроить маленькую прогулку, да и восточный базар, как выяснилось, располагался совсем недалеко - поэтому обошлись всего лишь одним стражем. Евнух оделся просто, почти непритязательно, и такую же одежду велел принести для Инди - он явно не хотел, чтоб они выделялись из толпы. Это оказалось легко - в огромном, гудящем и шевелящемся людском море, ещё не отошедшем от обеденной жары. Инди шагал между евнухом и стражем, невольно вертя головой - столько странных, цветастых, привлекавших взор предметов и людей было вокруг. Прямо над головой у него вдруг пронёсся огромный зеленокрылый попугай и, издав громкий гортанный звук, уселся на темя старику, просившему милостыню на обочине. Старик взвизгнул и вцепился в свои волосы; попугай последовал его примеру; кругом поднялся крик и хохот. Старик катался по грязной земле, пытаясь стряхнуть дрянную птицу, а прохожие тыкали в него пальцами и гоготали, даже не пытаясь помочь. Инди смотрел на них в изумлении.
- Хочешь, подадим ему милостыню? - неправильно истолковав его взгляд, спросил Оммар-бей - и, вынув из складок пояса медяк, бросил его в оловянную миску для подаяния, возле которой извивался старик.
"Какое это странное, дикое место", - подумал Инди.
Он оглядывался украдкой, гадая, нельзя ли попробовать воспользоваться этой неожиданной возможностью и бежать. Он не был ни связан, ни закован, его даже не держали за руки, а страж был всего один. Если кинуться в сторону и нырнуть в толпу... "Но что, если меня потом поймают?" - подумал он - и похолодел. Слишком свежей была память о жутком каменном гробе, в который его запихнули в прошлый раз за ослушание... Инди с трудом мог представить, что Оммар-бей мог быть способен на такую жестокость... но, с другой стороны, отец учил Инди всегда трезво оценивать положение и отличать истину от иллюзий. Оммар добр, но лишь до тех пор, пока Инди послушен. Вряд ли, будучи евнухом, он только развлекает и балует наложниц своего господина, наверняка он же их и наказывает, если они упрямятся... "Это малодушие, это трусость", - твердил себе Инди - но не мог ничего поделать: страх перед неизбежной карой был так силён, что мешал ему даже предпринять попытку прорваться к вожделенной свободе. "Да и что я стал бы делать? Здесь всё чужое. И люди все злые и жестокие. И денег у меня совсем нет..."
За этими терзаниями он не заметил остатка пути до базара. Евнух остановился и придержал Инди за рукав, показывая ему на лоток.
- Смотри, какие свирели. Хочешь?
- Я не умею играть, - виновато сказал Инди.
- О, не страшно - кто-нибудь из рабов будет играть для тебя... А вот здесь чудесные расписные чаши, взгляни. Каждому мальчику следует иметь свою собственную, личную чашу...
Он продолжал говорить, указывая на разные товары и идя вдоль лотков. Инди смотрел, но больше из вежливости - пёстрое разнообразие ильбианского рынка не занимало его и не радовало глаз. Ему хотелось домой. Верзила-страж молча вышагивал рядом, словно огромный ишак.
- А вот этот бурнус, посмотри, в точности такого же цвета, как твои глаза - как янтарь... В дороге тебе понадобится бурнус, мы ведь поедем пустыней, - голос Оммар-бея звучал почти просяще, и Инди повернулся, решившись наконец проявить хоть какой-то интерес к происходящему. Торговец бурнусами немедленно уловил это и принялся махать руками и многословно расхваливать свои драгоценные ткани. Нещадно привирая, конечно; вот это, к примеру, вовсе не эндлийская шерсть - что же, Инди эндлийской шерсти никогда не видел? До сих пор на складах в доме его отца осталось её, наверное, мер пятнадцать... При мысли о доме Инди бездумно погладил ладонью тёплую шерсть. Не эндлийскую, но какая разница... Янтарно-жёлтая ткань была такой яркой, что слепила глаза.
- Наверное, это подойдёт, - сказал Инди.
Оммар-бей, до того болтавший без умолку, не ответил. Инди подумал, что он отвлёкся, и обернулся, внутренне вздрогнув от мысли, что, возможно, именно этот миг можно попытаться использовать для побега...
...он обернулся, и что-то брызнуло ему на лицо - что-то горячее. Инди поднял руку, чтобы отереть это "что-то" - и замер, не донеся её до лица. Пальцы его были красными. И перёд туники был красным. И жёлтый бурнус, который всё ещё сжимала его правая рука, покрылся длинным веером алых брызг.