Кэйтлин (СИ)
— Может, он уже забыл про нас? Столько лет прошло? — я не очень пугалась того, что отец может появиться тут, я просто в это не верила. «Зачем я ему? Столько лет, может он уже давно женился еще раз и у него давно уже другие дети?».
Ирен, подумав, мотнула головой:
— Тут уже гадай не гадай, все равно изменить сейчас я ничего не могу, нам бы продержаться до твоего поступления в колледж. Уедешь далеко отсюда, может, к тому времени мне удастся что?нибудь придумать. А уж там и твое совершеннолетие подойдет. Я напишу дарственную на тебя на дом твоих предков, да и счет в банке я не трогала, еще тогда подозревая что?то нехорошее. Ладно, завтра же я займусь сбором документов и подам заявление об установлении опеки над тобой. Надеюсь, мне не откажут, у меня, как у директора школы, там есть связи.
— Кэти, — ее голос стал мягким, — детка, я знаю, что тебе очень плохо. Родная, я все сделаю, чтобы мечты твоей мамы и свои ты смогла осуществить. Ее никто и никогда тебе не заменит, но я люблю тебя и все сделаю для тебя, чтобы тебе помочь.
Ирен смотрела на меня полными слез глазами и я не выдержала, расплакалась. Она пересела ко мне, обняла меня и, гладя по спине рукой, тихонечко шептала, что мы справимся, что все у нас получится.
Через несколько дней я вернулась в школу. Ирен собрала и подала все документы на опеку и даже заручилась обещанием директора соцслужб, что все будет решено быстро и в ее пользу. Мы забрали наши с мамой вещи из домика, который снимали, и я полностью переехала к Ирен. Она всячески старалась поддержать меня. Частенько вечерами она вытаскивала меня из моей комнаты, чтобы накормить чем?нибудь вкусненьким или посмотреть с ней какой?нибудь фильм, рассказывала какие?то истории про школу и учеников, помогала с уроками и дополнительными занятиями.
Я хотела поступать в медицинский, так что химию и биологию приходилось учить дополнительно. Жизнь потихоньку налаживалась, только ночами мне иногда снилась мама и я просыпалась, уткнувшись в мокрую от слез подушку. Опеку вскоре утвердили и Ирен воспряла духом. Будущее уже казалось нам не таким страшным.
Так и пролетел год. С Ирен мы сдружились настолько, что я стала ее считать своей родной тетей, а меня (иногда мне так казалось), она воспринимала как свою дочь. В школе все было по — прежнему, училась я отлично. У меня была цель и я старательно шла к ней, выделяя время только на уроки самообороны, на которых мой тренер потихоньку стал меня тренировать не только приемам обороны, но и учил меня наносить максимальный ущерб противнику, объясняя это так:
— У тебя должен быть запас времени, пока он очухается, чтобы унести свою очаровательную задницу подальше. Ты не справишься с взрослым мужчиной, но правильно проведя прием, ты выведешь его из строя на время, которого тебе должно хватить смыться.
И я старалась, в глубине души, я все равно помнила тот страх мамы, что отец когда- нибудь настигнет нас и хотя не верила в это, все равно старалась стать готовой к любым ситуациям.
Или я, или Ирен, или мы обе все?таки накаркали. Он появился под вечер в пятницу, мы уже поужинали и поделились новостями. У Ирен в школу в скором времени должна была приехать комиссия и она переживала, как все пройдет. Я рассказывала, как прошел мой первый трудовой вечер в магазине тетушки Филы, в который я устроилась подрабатывать, хотя Ирен была категорически против. Но она же столь жестко отказывалась брать деньги со счета мамы для моего содержания, а я не могла согласиться, что полностью сижу у нее на шее. И вот в момент, когда мы опять заспорили, в дверь постучали. На пороге стояли знакомый полицейский и какой?то огромный мужчина с непередаваемым выражением на жестком лице. Ирен побледнела и судорожно вздохнула.
— Вижу, Ирен, что ты меня узнала, — насмешливо произнес он и, потеснив Ирен от двери, вошел в прихожую.
Он был действительно огромен, метров двух роста, с широкими массивными плечами. Длинные, перевитые мускулами руки достигали середины бедра. Плотное, на вид совершенно железное тело, длинные ноги. Черные, сросшиеся на переносице брови нависали над узкими карими, почти черными глазами, взгляд которых подавлял. Он, казалось, пригибает меня к полу, заставляя съежиться, исчезнуть, раствориться в пространстве и от невозможности сделать это хотелось заскулить.
Отец, а это, несомненно, был он, молча рассматривал меня, стоящую напротив входа. И чем дольше длилось это молчание, тем бледнее становилась Ирен, и тем страшнее было мне. На какой?то миг его лицо исказила гримаса презрения и отвращения. Низким, пробирающим до самых пяток, голосом, он протянул:
— Вылитая мать… Ничего моего.
Резкий шаг ко мне, глубокий вдох — и вновь гримаса отвращения:
— Ничего… Может и зря я… — но тут же оборвал, как я поняла, проговаривать свои мысли вслух, выпрямился и непререкаемым тоном произнес:
— Кэйтлин, я твой отец, Дэстэр Майло. Собирайся, ты уезжаешь, жить будешь в моем доме.
— Но Дэстэр, — Ирен пыталась совладать со своим волнением, — я ее законный опекун и ты не можешь вот так просто увести девочку. Майкл!! — Обратилась она к полицейскому, молчаливо стоящему на пороге.
Тот молча развел руками, а Дэс (у меня язык не поворачивался даже в мыслях назвать его отцом), неприятно ухмыльнулся и таким же непререкаемым тоном заявил:
— Все бумаги готовы, извольте ознакомиться. Я ее родной отец и опека подписала мое заявление, теперь опекуном Кэйтлин являюсь я.
Обернулся ко мне и рыкнул:
— Ты все еще здесь? Марш собирать вещи, у тебя полчаса.
Ирен рассматривала бумаги, которые ей протянул Дэс, и лицо ее все больше приобретало синеватый оттенок.
— Дэстэр, но документы из школы! Девочке нужно будет переводиться в другую школу, а документы я могу подготовить только завтра с утра.
Он раздраженно дернул щекой и проскрежетал:
— Хорошо, завтра утром чтобы она уже стояла на крыльце с вещами и всеми документами. Если замешкаетесь — поедет без всего. И не вздумайте прятаться… не советую, — в этот момент мне стало дико страшно, потому что весь его вид, голос и тон подразумевали, что никакие шутки с ним не пройдут.
Развернулся и, чуть задев плечом Майкла, отчего тот пошатнулся, вышел.
В доме повисла тяжелая, гнетущая тишина, которую нарушил виноватый голос Майкла:
— Ирен, прости, он не дал мне возможности даже предупредить вас. Он явился в участок уже со всеми документами и потребовал, чтобы я сопроводил его к тебе.
Ирен отмахнулась от него и устало сползла на пол, вытянула ноги и простонала:
— Что теперь делать? Майк, что нам теперь делать? Ты его видел? Как можно отдать ему Кэти? И Ники, она же на том свете проклянет меня за то, что я не уберегла девочку…
Майк смущенно кашлянул:
— Ничего сделать нельзя, Ирена, мы с начальником тщательно изучили все документы. Там есть все — и свидетельство о браке, и копия свидетельства о рождении Кэти, и разрешение опеки, и даже справка о доходах. Кэт придется ехать с ним и я вам искренне советую собрать вещи заранее, и не злить его. — Он поежился. — От него мурашки по всему телу бегут, даже у меня.
Он еще раз откашлялся и, тихонько попрощавшись, ушел. А мы так и замерли, осмысливая, что сейчас произошло. Первой отмерла Ирен:
— Кэти, нужно собирать вещи. Он имеет право забрать тебя и даже обратиться за помощью в полицию. На этот раз он выиграл. Идем, я помогу с вещами и мы подумаем, как мы можем связываться, чем я могу тебе помочь и как, вообще, оно будет… — И не выдержав, застонала.
А я. я была раздавлена перспективой, которая открывалась для меня. Я не могла рядом с ним не то чтобы нормально себя чувствовать, я не могла дышать рядом с этим зверем.
«И мне придется с ним жить? Да я же умру, просто умру, как только мы останемся один на один… А жить с ним несколько лет? Уехать в другой город, где у меня никого нет. Снова новая школа, а мои занятия? А друзья?» — волна ненависти поднималась во мне, — «Как он на меня смотрел? Как на кусок грязи, нечто невразумительное и отвратительное. И зачем ему нужно ломать мне жизнь, если я ему настолько не нравлюсь? Зачем я ему нужна?»