Боги богов

Войдя, Марат не увидел знакомых лиц, но никто не сделал гостю замечания, не предупредил, что хозяина комнаты нельзя беспокоить. Братья были очень похожи, и все присутствовавшие, углядев сходство, почтительно притихли, догадавшись, что будет частный, родственный разговор; кто-то деликатно приглушил музыку, кто-то даже потянулся к выходу — однако шикарный Морт, Христос пилотажа, так и не вышел из нирваны. Сделал слабый жест, означавший — «кто бы ты ни был, вали к черту». И Марат, улыбнувшись и посмотрев в лицо сына своей матери, сделал шаг назад.
Отличий, конечно, было больше, чем сходства. Марат считал, что вся мужская сила досталась старшему брату, младший унаследовал от родителей жалкие остатки. Подбородок старшего был крепче, челюсть шире, нос прямее, губы сжимались плотнее, кулаки били больнее. В свое время младшему от старшего досталось известное количество затрещин, оплеух и прочих доказательств первородства. Позже случались и более серьезные разногласия: старший несколько раз уводил у младшего подруг.
С подругами в Пилотской академии было свободно, общение с противоположным полом поощрялось педагогами: чтобы управлять кораблем, нужно любить его, а как пилот научится любить? Чтобы мальчик научился любить, нужна девочка. В корпуса, где жили курсанты старше пятнадцати лет, девочки проходили свободно. Иные специально прилетали издалека. Сами курсанты не имели права покидать территорию, процесс их взросления и созревания жестко контролировался, даже свидания с родителями разрешались не чаще двух раз в год; с раннего детства изолированные от мира, будущие пилоты воспитывались в строгости, подъем в пять, отбой в девять, изматывающие тренировки, изощренные восстановительные процедуры, но каждый пятнадцатилетний отрок имел право на любое количество женского внимания. Отбоя от соискательниц не было, уединиться с пилотом мечтала любая, и на Агасфере, в горах западного материка, где на огромной территории были выстроены корпуса академии и учебная взетно-посадочная площадка, имелся даже специальный отель, в котором жили только девочки, прилетевшие познакомиться с лучшими в мире мальчиками.
Сейчас в комнате их было пять или шесть, все — невероятной красоты, пахнущие всевозможными фантастической сладости запахами, но Марат, посмотрев в несколько бледное, вдохновенное лицо брата, вышел, ни на кого не глядя, чтобы не потерять концентрации, — и тут же усилием воли отложил картинку в память, и дважды сохранил файл, и похвалил себя.
Всё сделано правильно. Именно таким и следует его запомнить. Теперь, куда бы ни занесла пилота-беглеца нелегкая, он в любой момент увидит высокий, чистый лоб, щетину на скулах и молочно-белые веки, прикрывшие глазные яблоки. Ушедший в себя, абсолютно самодостаточный, не нуждающийся ни в дружбе, ни в любви — зачем ему, если он сам и есть любовь?
Только пилот знает: открытый космос, ледяная черная пустота есть наилучшее место для любви. Бесконечное, немыслимо враждебное пространство зауважает тебя только тогда, когда ты предъявишь то, чего у него нет.
В пространстве есть всё. Ледяные горы чудовищного размера. Колоссальные костры, полыхающие немыслимым адским пламенем, взрывающиеся просто так, от избытка собственной массы. Вмерзшие в комки газов споры жизни, несущиеся в никуда на протяжении миллиардов лет, без всяких шансов хоть когда-нибудь удариться обо что-то, согреться, растаять и начать размножение. Планетные системы, где камни всевозможных форм и размеров крутятся друг вокруг друга в идеальном порядке. И когда остаешься один на один с этим великолепием, маленький, слабый, несовершенный, живой, — тебе нечего противопоставить этому льду и этому огню, кроме любви, и если она у тебя есть, лед и огонь отступают. Лед умеет только безмолвствовать, огонь — бушевать, а ты, вооруженный любовью, умеешь всё.
После ареста с Марата сняли стандартную мнемограмму, считали память. Делом угонщика занималась Гражданская транспортная прокуратура, не самая всесильная контора, и специалисты смогли вскрыть только три уровня защиты из пяти. На охране собственного мозга Марат не экономил, переустанавливал каждые три месяца, специально летал на Патрию, и следователи, несколько раз проделав полное вскрытие, так и не смогли установить ни номеров банковских счетов Марата, ни адресов его скупщиков.
Впрочем, ребята и не стремились: чтобы доказать вину, им хватило информации, хранившейся в верхних слоях памяти.
Портреты жриц любви ню (три тысячи за ночь). Счета из лучших отелей, где самих следователей никогда не пустят дальше порога. Обширная переписка с Юлой (весьма откровенная, с трехмерными видеофайлами). Письма матери и отцу, отправленные с фальшивых адресов, зарегистрированных в фальшивых колониях на несуществующих спутниках несуществующих планет. Координаты мелких лавочек, где по сходной цене любому желающему, не спросив имени, сделают апгрейд вестибулярного аппарата или предстательной железы, или продадут одноразового клона, который может убить вашего врага или удовлетворить вашу женщину, или и то и другое вместе, пока вы сами будете пить кофе в баре за углом.
Еще — внушительная библиотека. Полное собрание пилотских лоций. Полное собрание технической документации на все биомеханические средства передвижения в открытом космосе — от первого до пятого поколения. И огромный, занимающий странно много места портрет молодого человека с закрытыми глазами, не спящего, но медитирующего, ушедшего в себя столь глубоко, что всякий, увидевший портрет, понимал: если молодой человек откроет глаза, он все равно будет смотреть только в одном направлении. В себя.
Позже следователь сказал, что Морта допросили как свидетеля, и старший брат — к тому времени уже действующий пилот — предложил компенсировать пострадавшим весь ущерб и уплатить любой штраф, лишь бы вытащить Марата из беды.
Но закон есть закон, и следователь ответил, как отвечали его коллеги на протяжении многих сотен лет.
Вор должен сидеть в тюрьме.
7.
— Сонар еле дышит. Но работает. Я проверил три раза. Под нами болото. По колено — жидкая грязь, дальше — глиняная линза в три метра, под ней — семьдесят метров водонасыщенного песка. Глина не выдерживает. По грубым подсчетам, у нас примерно семьдесят часов. Потом глинистая подушка полностью разъедется, и капсула уйдет в плывун…
Марат оторвал взгляд от монитора и обнаружил, что Жилец не слушает: впал в забытье. Лицо его отекло, сделалось старым и серым; тяжелые морщинистые веки трепетали, и видно было, как ходят под ними вправо и влево глазные яблоки. Утроба вкачивает обезболивающее, понял Марат, и ему стало жаль изуродованного пассажира, но надо было что-то решать; пришлось ударить несчастного по щеке. Жилец издал длинный горловой скрип, разлепил губы и простонал:
— Придурок… Не трогай… меня. Я… всё слышал.
— Надо решить, что делать.
Легендарный вор открыл глаза.
— Дурак… — выдавил он. — Не решай. Меня… спроси. Тут… есть… местные. Дикари. Каменный век… Грязные, вонючие… Тупые. Живут стадами. Найди ближайшее стадо. Пригони сюда. Они… нас вытащат. Понял, идиот?
— Это ты идиот, — ответил Марат. — Я не хочу в список «альфа».
— Тогда… сдохнем… оба. Иди делай… Если что, свалишь на меня.
Жилец опять захрипел, зрачки закатились. Марат наклонился.
— Слышишь меня? — позвал он.
Ответа не последовало.
— Жилец! Ты слышишь меня?
— Да…
— Скажи… — Марат помедлил и решился. — Это правда, что ты нашел Кабель?
Он подождал, но великий преступник, видимо, был уже далеко. Там, куда унесли его непрерывные подкожные инъекции турбометадона.
Марат влез в десантный комбинезон, проверил укладку и батареи, сунул в карман пистолет. Посмотрел на мертвеца, лежащего у стены лицом вниз. Подумал: придется хоронить его, как простого смертного, по древнему обряду, в яме. Впрочем, космиты не уважают погребальные церемонии и вообще любые другие сложные ритуалы. Если нет возможности предать тело Пустоте, можно и закопать. Это не грех. Пилоты гибнут по-разному. Сгорают, взрываются, распадаются на элементарные частицы. Часто не возвращаются из гипера, и тогда от их тел и душ остается меньше, чем ничего; был человек — и нет, вышел за пределы вещного мира; кто хоть раз свернул простой лист Мебиуса, тот поймет.