Вопросы сегодня, ответы вчера...

Он смотрел вниз, думая о чем-то.
Малые народы, все так же стояли, низко опустив головы, только звери и птицы плотнее обступали их.
Большие народы больше не приветствовали его, стояли, переговариваясь между собой, опустив оружие и что–то обсуждая между собой.
Когда Солнце коснулось трона, раздался гром, небо заволокла тьма, Земля перевернулась и с Неба обрушилась Вода.
Долго Земля была во тьме и воде.
Когда Солнце опять увидело Землю, то на Земле были только звери и птицы.
А у людей ничего не было кроме ножа в руке.
И не понимали выжившие люди речи друг друга.
У ручья в тайге осенью вечером
– ...Дед! Как я там буду без тебя?
– Так ведь и там люди есть.
– Люди есть, но как понять, кого слушать и кого слышать?
– Тех, кто говорит о прошлом. Ни суть сегодняшнего, ни события завтрашние людям неведомы, поэтому разговор о них мало чему тебя научит.
Людей, которые не себя видят в прошлом, а тех, кто прошлое видит в себе.
Которые, не постеснялись его, не забыли, не бросили его в дороге жизни, обдумали, оценили.
А оно, поударяясь об стенки души их, сбросило ненужное и случайно налипшее, заиграло светом истины, засверкало, заискрилось.
А ты, завороженный его сиянием, удивишься, увидев лишь крупинку, нет, не крупинку даже, – только пылинку прошлого. Но эта пушинка осветит твой путь.
Чистая вода будет ударять по ней, а она, отражая лучи солнца, будет бросать в тебя завораживающий, зовущий, дающий силы и манящий взгляд.
– Как золотая пыль в лотке у нас?
– Как золотая пыль в лотке, который в наших руках.
… Тебе всегда придется решать, выбирать и помнить, – а будут ли тебя слушать и прислушиваться к тебе завтра.
О чем, что, кому и где ты будешь говорить, когда сегодняшний день станет вчерашним.
Семь кувшинов Домития
(Рассказ старца)
Жил в давнюю пору в тайге старец Домитий. Было это в те времена, когда царя Петра, который приказал рожу брить, чтоб на баб походить и бабскую нужду тянуть, уже не было, а хранцузы, которые Индию пошли воевать, чтоб Англии насерчать, ещё у Москвы не появились.
Сколько ему лет было – никто не знал, а вот мальчишек, что ему подсобляли по хозяйству, состарилось и умерло – трое. Это самое малое.
Звал он их: Фонтей, Светоний и Гелика.
Вот Гелика и был моим прапрадедом, что и рассказывал он.
Жил Домитий в пещере в горах, стар был, но бодр, зверя не бил, только ловушкой ловил и приговаривал: «Глупец всегда сам в беду попадает» или «Столько дорог было, а у глупого – одна к могиле».
Славился Домитий тем, что в любого человека мог мудрость вселить огромную. Но не всех жаловал, не всем доверял её. А кому доверял – тому давал семь кувшинов глиняных с водой заговоренной и право придти за ещё двумя, когда всю «науку семи» человек осилит. А человек должен был принести старцу все девять кувшинов сразу.
Не всем удавалось по горам и сопям донести их целыми, да и не все знали, какой по размеру кувшин нужен. …А с ними ещё и путь в обратку держать!..
И вот однажды, рассказывал Гелика моему прадеду, дошел до Домития человек с девятью глиняными кувшинами.
Удивился Домитий тому, что человек один пришел, но ничего не сказал про это, а спросил: «Все ли кувшины воду держат?» Чужак-то и ответсвует, что «все». Что «уверен в этом, поскольку сам их делал, сам обжигал, сам и на себе нес».
Три дня и три ночи старец с чужаком беседу вели. О чем? Гелика мал был, слушал, а понять не мог, а посему не запомнил, потому и не рассказал.
Подозвал старец моего прадеда, когда чужак спал, и велел семь раз сходить с кувшинами за водой к ключу, что сквозь стену каменную бил.
Приносил прапрадед воду, а старец воском горло кувшину закрывал и в сторону отставлял.
Проснулся ходок, а старец ему и говорит: «Вот тебе семь кувшинов с водой заговоренной. Будет что трудно или непонятно в жизни, или знать, что не будешь, открывай любой и пей воду. Мудрость придет и ответ принесет».
Тот и спрашивает: «А какой первый из них, а какой последний открывать-то?» А Домитий и говорит: «А это, смотря кака, беда придет. Тот кувшин и под руку встанет. Смело бери его».
«А долго пить-то? И каку таку молитву читать надобно?» – путник воспрошает. «Много не пей. Глоток сделай – подумай: «Пришла ли мудрость?» Не пришла – ещё глоток. Придет – кувшин закрой и в подпол убери до следующего раза. А молитвой Господа не беспокой, на него свои труды не клади, у него и без тебя дел много, свои сам неси, а его только благодари, что донес».
«А надолго ли кувшинов хватит?» – тот спрашивает.
«Не хватит – ещё придешь», – говорит старец. – «У тебя тут в запасе ещё два осталось».
Прошли годы, у прапрадеда волос над губой пробился, закурчавился и по весне говорит ему Домитий: «Вырос ты, Гелика, пора в люди тебе возвращаться. Грамоту знаешь, как и почему звезды на небе ходят – тоже. Каку болезнь кака трава не любит, а каку голубит – тоже знаешь. Проживешь. Дорогу забудь ко мне, а меня не забывай. Нет у тебя права на кувшины, так что на мудрость мою не рассчитывай, своей обходись».
Вернулся Гелика к отцу с матерью, к братьям и сестрам, дедьям, к односельчанам. Те ему имя свое – Евстафий вернули и не знают куда посадить, чуть ли в пояс ему не кланяются.
Тот за труды деревенские сразу – весна – не девица – краса, словами не уболтаешь. Потом травы на зиму, потом… Не сделал дела – пусты закрома.
Волос в бороде вьется, думка о женке бьется. Родители не нарадуются – не говорлив, терпелив, быстер, но не хлопотень.
Обжился, пообтерся, людей посмотрел, себя показал.
Прослышал как-то про кузнеца рукастого, умом справного, людьми уважаемого. А нужно было для дома какую-то железяку хитрую сделать. Поехал по молве искать.
Нашел. Глядь, а кузнец-то – тот калика, что надысь к старцу приходил. Обнялись они, как братья, старца вспомнили без ушей чужих, глаза в глаза глядя.
Не удержался прадед-то и спрашивает: «Целы ли кувшины-то?»
А кузнец-то, а кузнецом-то от нужды стал – в деревне и бондари, и гончары, и кожемяки были, а кузнеца не было, пришлось на него учиться, и говорит: «Целы. Да не все. Как не старался, сохранить, а один уже выпил. Сила в воде старца Домития неслыханная. Как загложет дума какая… Эх! Не знаешь иногда куда и во что голову сунуть. Сажусь, вот, под образа, свечку напротив себя зажгу, руками голову схвачу, глоток, а редко два, сделаю и сразу знаю, как рассудить надо.
Дел только много. Да и люди идут за советом – не всегда откажешь. А не откажешь – себя советом обвяжешь. Совет даешь – его, как грех, всю жизнь несешь. Глупы, не знающие «как сделать», страшны те, кто посоветовал «как».
А не чужие, чай! Сто раз подумаешь «что сказать», а потом двести – «говорить ли». А на все мудрости не хватает. А на всю мудрость времени.
Вот коня железного хочу сделать, а как?.. Умом не осилю. Чешутся руки второй кувшин открыть, а как на всю жизнь не хватит? О!.. Опасаюсь я!»
Сделал ему кузнец ту железяку-то, а прадед у него в подмастерьях все эти дни был, а пока в гостях жил – девку окрутил – дочку кузнеца.
Так что течет в моих кровях прабабушкина капелька. А кто кого выбрал – годы замели все это. То ли дед бабушку приметил, то ли она его – без разница, как дорога началась, важно, как закончилась.
Знаю, про что спросить хочешь.
...Было!..
Было такое! Прапрадед-то рисуночек оставил, где Домития искать.
Раза два собирался к нему. И бутылки пустые приготовлю, и еду в запас сложу, сяду перед столом, посмотрю на огонь и думаю: «Нет, не время пока! Не время!» А потом как-то жизнь закрутит, завертит, но иногда и сейчас думаю: «Хорошо, что человеку, кто умом обижен, есть куда идти! Есть мудрость-то на свете! Всех и делов-то – дойти только надо до Домития!»