Вопросы сегодня, ответы вчера...

И вряд ли будет кто!..
…Ты с учебой проблемы реши. Я как-нибудь допинаю. Да, мне и поздно уже. А тебе учиться надо! Книги читать! Вот!
Пашка достал из сумки книгу. Неделя тебе – чтоб прочитала.
«Света из балета». Сама-то?.. С меня уже ростом, а кроме двух макаронин в джинсах и нет ничего…
Нет у нас другого пути. Если не учиться, то что?..
И не огрызайся со всеми.
Не можешь шею перекусить – терпи и молчи. А можешь – грызи. Но не огрызайся. Не важно, что они хотят. Важно, что ты хочешь.
Чего хочешь? Вот!
Они все под мамкиной юбкой, а над нами?.. Небо!.. И нет там никого.
Я тебе не приказываю. Не хочешь учиться – скажи что хочешь. Не знаешь что – будешь учиться. Пока не знаешь что хочешь – будешь уроки делать.
…Где щи-то?
Наташа взяла тарелку и поставила напротив его.
Пашка ел, молча, опустив голову. Она сидела напротив, смотрела, изредка хлюпая носом.
– Другой ты стал, Паша.
– А я таким и был. Просто ты на меня не смотрела.
– Смотрела. И глаза у тебя потемнели.
– Дорогой солнце в глаза светило.
Везде, Наташка, люди живут. Везде. И везде всё так же. И везде люди всякие. Но нет таких, кому мы нужны. У них своих забот полон рот.
А нам нельзя быть всякими. Нас проглотят.
– Паш, ты где спать будешь?
– Где и спал. Выгонишь из своей комнаты, что ли, – Пашка улыбнулся.
– Нет! Я наоборот хотела просить тебя не уходить в свою. Она теперь свободна. Да и мамина с папиной свободна.
– Пусть там проветрится. Будешь на рынке или в магазине простыни купи. А эти все… Выкинь из дома, чтоб и духу их не было.
– Не солнце это, Паша.
Если бы ты знал, как я скучала…
– Знаю! Бери фотик. Я тебе фотки покажу. Правда, дороги «туда» там нет. Там только «оттуда».
Везде люди живут!
…В понедельник утром приехал Генрих Львович с высокой молодой женщиной. Серьезное выражение лица и огромные круглые очки, и в правду, делали её похожей на змею.
– Надежда Владимировна, – она протянула руку и улыбнулась, сразу став какой-то беззащитной и домашней.
Пашка пожал её. Рука была холодная и узкая.
– Павел.
«Прячешься за очками-то», – подумал Пашка, – «Посмотрим, что за «тётя» у нас появилась!»
…К концу дня Пашка уже не понимал, куда, к кому они приехали. Бумаги, бумаги… Генрих Львович доставал из портфеля всё новые и новые, кабинетные их читали, что-то говорили, что-то спрашивали, Пашка и Наташа молчали, кивали, Надежда слова никому не давала сказать.
Генрих Львович то на одних, то на других бумагах ставил «галочки», то Пашка и Наташа подписывали их, то эти же бумаги подписывала Надежда, то какие-то подписывал он сам, то их же подписывали какие-то люди.
Четыре дня беготни из кабинета в кабинет до того вымотали Пашку, что казалось – так он не уставал никогда. Хотелось курить, но Пашка вспоминал ухмылку Петровича и гнал от себя желание.
Наконец в четверг все сели за стол на кухне.
– Ну, всё! Теперь пока тебе, Павел, не исполнится восемнадцать лет – все свободны, – засмеялся Генрих Львович. – Благодарю за работу.
Мы её сделали прекрасно! Команда была на высоте. Это когда проигрывает, то кто-то один виноват, а когда выигрыш – то заслуга всех.
Не буду забивать вам голову… но ситуация такова, что Надежда Владимировна вас будет часто посещать. Все вопросы к ней!
Если что-то совсем не понятно, то вот моя визитка тебе, Павел, и тебе, Наташа. Звоните. Вот вам моя самоклеющаяся. Прицепите её где-нибудь, чтоб на виду была. Зеркало там… или… найдёте где. Пусть будет перед глазами.
Пригляд за вами будет теперь особенный. Старайтесь дом не превратить в «проходной двор». Друзья это хорошо, но, как и всё хорошее, полезно лишь в малых дозах.
Банковские карты держите дома. С собой не таскайте. Никому не показывайте.
Все остальные бумаги – у меня. Они вам ни к чему. Да и дома их держать не совсем правильно.
…Взрослая жизнь у вас… началась. Сердиться и обижаться больше не на кого.
Адвокат вздохнул и замолк.
– Но и помогать больше некому.
...А нас чаем напоят? – оживился вдруг.
Наташа накрыла стол, и с Надеждой ушли в комнаты.
– Приглядываюсь к тебе я, Павел, но что-то не всё мне понятно.
Может это и хорошо, а может и… Разберёшься.
С учёбой решай. Вас сейчас только за неё могут ухватить.
Надежда Владимировна, конечно, кремень, но… Постарайся понять её.
Не найдёте общего языка – трудно будет.
Тебе надо, чтоб трудно было? Нет!
Вот и оно!
Ладно! Провожай меня. К Надежде сестру не ревнуй. Пусть Наталья сама решает.
Девчонка. Нам не понять иногда их. Тут не понимать надо – а принимать, как есть.
…Павел проводил попрощавшегося со всеми адвоката.
Из коридора было слышно, как Наташа и Надежда что-то активно обсуждали у компьютера. Пашка прошёл на кухню, подвинул к себе вазочку с печением и стал разглядывать его.
– Паш! Я провожу Надежду Владимировну и вернусь, – Наташа стояла в дверях уже одетая: в шубке, в высоких светло-коричневых ботинках со шнурками, узких джинсах, длинном толстом шарфе, небрежно большим обхватом наброшенном на шею, выгнувшись, опираясь на косяк и улыбаясь.
– В школу так не ходить, – сказал Пашка и улыбнулся.
Наташа показала язык и распрямилась.
– Отдыхайте. Наташа скоро вернётся. Не беспокойся. Ей ещё в магазин зайти надо, – Надежда показалась за её спиной и, слегка хлопнув её ниже, прошла к Павлу. – Не тушуйтесь! Хуже не будет, а насколько лучше – только от вас зависит.
Только Павел вернулся на кухню, как раздался звонок в дверь – короткий «бип», на «пять» – длинный, на «два» – короткий.
Пашка пошёл открывать, думая, что это вернулась Наташа или пришёл кто-то: Серёга или Вовка. В дверях стоял Пётр Николаевич с большой синей спортивной сумкой, на которой выделялись две яркие полосы: красная и белая.
– Здравствуй. А я вот в гости и по делу. Даже с просьбой можно сказать, – он улыбнулся и прошёл в коридор. – Чаем напоишь? Зима совсем уже на пороге…
– Здравствуйте. Конечно. Проходите, – Пашка отошёл в сторону, пропуская вперед себя гостя.
– Гости за гостями? – тот кивнул на стол.
– Да!
– Я уже в курсе, что у вас всё прибилось, наконец, к какому-то берегу. Молодцы. Видел на улице Надежду с Наташей. Да-а-а…
Таких дивчин без старшего брата на улицу пускать нельзя.
А я, ведь, с просьбой!.. Тут билеты на завтра. В пять вечера с Казанского. Купе. Сутки и на месте. Выспишься. Замотали тебя государевы двери да кабинеты.
Деньги-то есть ещё?
– Есть, – Пашка смотрел на билеты, вспоминая где, когда и кто делал копию с его паспорта.
– Просьба.
Тут объявился у меня старый друг. Как раз в Оренбурге. Пристал ко мне, что хочет подарок переслать. Отказаться неудобно. А принимать?..
У меня просьба. Он там найдет тебя – забери посылку и привези. А ему передай, а то неудобно как-то, от меня сувенир. Я ему тут книжки купил. Плотно упаковал. Они в сумке. Вот и сумку тебе в дорогу привёз. У ребят в спортшколе у всех такие, так, чтоб не перепутать, я тебе на ручку медвежонка повесил. Очень мне медвежонок на ключе твоём понравился. Там ещё и одежонка для тренировок, обувь.
Сделаешь?
– Сделаю. Как он меня найдёт-то?
– Найдёт! Соревнования. А он почитатель этого дела… Найдёт. Да я ему и твой телефон дал. Запутается – позвонит. Встретитесь.
Не знаю, что он там приготовил. Но не почтой же посылать?.. Так ли?..
Смотри – если денег нет, то я дам взаймы.
– Есть. За форму кому платить?
– А это тебе всё руководитель команды объяснит. Он с тобой в купе будет. Он и с ребятами познакомит.
Деньги небольшие, часть школа оплачивает, часть сам спортсмен.
Ладно! Вопрос я решил. Поеду.
– А чай?
– Ах, да! Вот вернешься – посидим.
…Наташка пришла, громко выдохнув, внесла два огромных пакета.
– Вроде, пока в коляске немного, а еле дотащила.