Человек-луч (илл. Г. Шевякова)

— У меня нет слов… — Крэгс так и не садился во время полетов. Голос его звучал глухо и неуверенно. — С этим может сравниться только открытие внутриядерной энергии. Вы овладели силой тяготения…
— Пока мы только учимся ею управлять, — поправил Андрюхин. — Помните, я писал вам в своем неджентльменском письме о джиннах, которые за ночь переносили дворец с одного конца Земли на другой. Это ведь не такая уж хитрая штука, если дворец невесом. Вот чем занимались наши машины, пока вы, Лайонель Крэгс, делали свои черепаховые консервы.
— Прошу прощения! — Оказалось, что и Хеджес может быть вполне вежлив. — А я мог бы проделать то, что делал сейчас этот парень?
— Пожалуйста! — Андрюхин покосился на Хеджеса. — Только раньше составьте завещание.
— Простите, почему?
— Нам недешево обошлось даже то небольшое умение преодолевать силу тяжести, которого мы сейчас достигли. — Андрюхин подчеркнуто обращался только к Крэгсу. — Несколько наших товарищей погибли. Сейчас установлено, что для работы в антигравитационном костюме человек должен быть абсолютно здоровым и пройти спортивную подготовку… Вы, господин Хеджес, рискуете отправиться прямо на небеса…
— Преклоняюсь перед вами и вашими коллегами, — сказал Крэгс, несколько придя в себя. — И все же, поразмыслив, прихожу к выводу, что самое разумное -это воспользоваться моими черепаховыми консервами. Да, да! Как это ни печально! Ведь даже управление силой тяготения в тех пределах, какие вам пока доступны, не может спасти бедное человечество от атомной смерти. Гибель неотвратима!
— Я прошу вас шире рассесться, господа, — деловым тоном произнес Андрюхин, не слушая пророчеств гостя.
Крэгс и Хеджес молча, недоумевая, расселись по краям тяжелой садовой скамьи.
— На старости лет я вынужден стать фокусником, — усмехнувшись сказал Андрюхин. — Не пугайтесь, господа…
Он нажал на выступающую над верхней доской металлическую опору скамьи. Вспышка яркого света была столь мгновенной, что они не успели убедиться в ее реальности. И тотчас Крэгс и Хеджес увидели, что между ними стоит нечто вроде портативной пишущей машинки с перламутровыми клавишами.
— Это похоже на то, что проделывают в китайском цирке, — вежливо улыбнулся Хеджес, отодвигаясь, на всякий случай, подальше от машинки.
— Могу подтвердить, что один китаец серьезно причастен к тому, что я демонстрировал вам раньше и что покажу сейчас.
С этими словами Андрюхин нагнулся над машинкой и весело подмигнул крайне удивленному этим Крэгсу:
— Вы не обидитесь?
— Пожалуйста… — нерешительно проговорил Крэгс, пытаясь сообразить, как все же появилась здесь машинка и что последует еще.
— Конечно, по форме это далеко не Шекспир… — В голосе Андрюхина вдруг послышалось то самое древнее авторское самолюбие, порыв которого обязательно предшествует скверным стишкам или несуразной музыке. — Но зато мысль будет передана точно!
И он ударил по клавишу одним пальцем, как делает человек, впервые сев за пишущую машинку. Тотчас на темной траве у ног Крэгса легла большая светящаяся буква «М». Крэгс невольно подобрал ноги. Тем более, что рядом уже поместилась вторая буква, за ней третья… Андрюхин, что-то упоенно шепча, изо всех сил ударял по клавишам. Наконец, стукнув последний раз, как музыкант, заканчивающий мелодию, он откинулся на спинку скамьи и бессильно опустил руки, ожидая, видимо, восторгов и аплодисментов.
Восторгов не было.
Недоумевая Андрюхин приоткрыл зажмуренные глаза и довольно бодро спросил:
— Ну как?
Не дождавшись ответа, он сам с удовольствием прочел получившийся стишок:
Мир хочет жить!
Его не погубить!
Голос Андрюхина невольно зазвенел едва сдерживаемым торжеством:
— И потом, я ведь извинился вначале… предупредил…
— Прошу не посетовать на мое неуместное вмешательство, — пролепетал Хеджес. — Но не соблаговолит ли мистер Эндрюхи все-таки объяснить, что здесь происходит?
— Вы только что присутствовали при работе нашей первой, теперь уже музейной установки по взаимопревращению энергии и материи в строго определенных формах! Шевеля губами и ошалело выпучив глаза, Хеджес повернулся к Крэгсу. Он явно ничего не понял. Не обращая ни малейшего внимания на своего премьера, Крэгс с остановившимся взглядом медленно приподнимался со скамьи.
— Вы сказали, — едва выговорил он, как-то странно отделяя буквы, — вы, кажется, что-то сказали…
— Я сказал, — голос Андрюхина загремел, — что вы сейчас были свидетелями того, как материальное тело — кибернетическое сигнально-клавишное устройство, — находившееся за сто метров отсюда, по данному мной звонку было мгновенно превращено в луч, переброшено сюда, причем лучистая энергия вновь воплотилась в свою материальную форму, стала сигнально-клавишным устройством… Вы наблюдали, как, подчиняясь сигналам, также были превращены в лучистую энергию и переброшены сюда двадцать пять букв и два восклицательных знака! Вот что вы только что видели, господа! К этому следует добавить — запомните хорошенько, господин Хеджес, — что виденное вами для нас уже давно пройденный этап. Мы овладели сложнейшей методикой, позволяющей производить и с живой материей подобные эксперименты. Причем на расстоянии в десятки тысяч километров… Они могут быть пущены в ход в любую секунду, они мгновенно отбросят любое материальное тело за тысячи километров. При этом, как вы, быть может, понимаете, наша граница и границы наших друзей будут закрыты на такой замок, что никакая материя — от пылинки до ракет, движущихся с любой скоростью (это не имеет значения) -не может проникнуть на миллиметр далее границы! А если кто-либо — ну, скажем, просто из любопытства — попытается это сделать, то за такое любопытство ему придется очень дорого заплатить! Он будет сброшен, превращен в лучистую энергию.
— Простите, очень прошу извинить! — Хеджес помотал головой и, чтобы убедиться, что он не спит, несколько раз, пользуясь темнотой, даже стукнулся лбом о спинку скамьи. — Значит, что угодно, даже вот мистера Крэгса, скажем, или… меня, вы можете превратить просто в луч света?
— Да! — отрубил Андрюхин.
— А обратно, возврат, так сказать, в первоначальное, извините, состояние? Он наступает обязательно?
— Конечно, нет! — отмахнулся от него Андрюхин. — Но он возможен. Зависит от нашей воли…
Хеджес незаметно вытер обильный пот, выступивший у него на лбу.
— Но, владея этим оружием, — выдавил он, — вы можете покорить весь мир…
— Нет, не можем, — возразил Андрюхин, — не можем, потому что это не в нашей природе, как, например, не в природе человека ходить на четвереньках. Попробуйте поверить, мистер Хеджес, что нет ничего бессмысленнее, как «покорять мир». Нет идеи преступнее, глупее и исторически безнадежнее. Как видите, вы зря назвали нашу установку оружием… Мирное применение этого метода поднимет человечество на целую голову. Мистер Крэгс…
— Простите, сэр, — сбивчиво заговорил упорно молчавший Крэгс, — мне не следует объяснять вам, что я не могу прийти в себя. То, что вы показали, ученые всего мира относили к области чистой фантастики, причем такой, которая вряд ли будет осуществлена когда-либо. Мог ли я думать, сэр, направляясь к вам со своей так называемой миссией, что встречусь не с наукой, а со сверхнаукой, с далеким будущим? Я понимаю, сэр, и высоко ценю ту огромную честь, которую вы нам оказали. И все же — прошу вас понять меня правильно — льщу себя надеждой, что когда-нибудь вы найдете возможным поделиться хотя бы принципиальной схемой…
— Не принуждайте меня измышлять гипотезы! — весело ответил Андрюхин. — А ничего более я пока предложить не могу… Учтите, что в руках безответственных политиканов и авантюристов этот метод может стать огромным злом, как в свое время атомная и водородная бомбы…
Крэгс почтительно наклонил голову Андрюхин озабоченно заглянул в его лицо:
— А вы когда-нибудь смеетесь, Крэгс? Ведь то, что мы с вами посмотрели, дает, черт возьми, право утверждать, что война уже не так страшна! Неужели вы не порадуетесь вместе с нами?