За полшага до счастья
– Это шутка?
– Нет, она несчастная женщина.
– И что мне с ней делать? Она сказала, что вечером придет с результатами анализов.
– Выслушайте ее.
– И все?
– Это уже много. Живот у нее болит от пережитого, поэтому для нее лучшим анальгетиком будет, если она выдаст какую-то часть переживаний. Потому-то она так любит ходить на прием к заместителям. Мне-то давно все известно, так что я не могу оказать столь же целительного воздействия, как девственное ухо, незнакомое с ее историей. Только не поддавайтесь. Сопереживать означает протянуть руку тому, кто находится в яме. Не надо прыгать туда самому, чтобы помочь ему вылезти.
– Зачем вы мне это говорите?
– Потому что вы похожи на того, кто прыгает.
– Я даже к краю не подойду.
– Нет, все же подойти надо, иначе ничего не услышите. Но держитесь как следует, чтобы не упасть.
– Вы меня пугаете.
– Сами увидите. Пусть приходит.
– О’кей! Не буду вас отвлекать. Как дела? Все хорошо?
– Внутри или снаружи?
– И там и там.
– Снаружи солнце, внутри дождь.
– Тогда выйдите на воздух! – выпалила она рекомендацию и с громким щелчком опустила трубку на рычаг.
Невероятная троица вернулась после полудня. Людовик уснул в машине, поэтому Поль припарковался за домом, в конце аллеи, у кромки пляжа, чтобы следить за спящим ребенком с террасы. В это время дня солнце замечательно прогревает ее. Покупки они выгрузят, когда малыш проснется, чтобы не хлопать дверцами. Среди колышущихся на ветру высоких трав Поль заметил сына, который устроился в шезлонге в центре безлюдного пляжа. И предложил Жюли отнести ему роман, который она как раз дочитала. Быть может, это упростит примирение. Она подчинилась, возможно тоже рассчитывая на это.
Жером не заметил, как она подошла. Он дремал, убаюканный прибоем. Опасаясь испугать его, Жюли кашлянула.
– А, это вы, – сказал он, приподнимаясь в шезлонге. – Я не слышал, как вы подошли.
– Вот, принесла вам почитать, – протягивая книгу и словно извиняясь, поспешила объяснить Жюли.
– Вас отец послал?
– В другую версию вы и не поверите!
– Он хороший? – спросил Жером.
– Кто? Ваш отец?
– Нет, я имею в виду роман.
– Да! Очень хороший.
– А мой отец?
– Тоже.
– Чего вы от него ждете? – продолжил допрос Жером.
– От романа?
– Нет, от моего отца, – с раздражением уточнил он.
– Я?! Ничего. Это он меня сюда притащил. У него и надо спрашивать, чего он ждет от меня.
– Предупреждаю, я не позволю вам морочить ему голову. Он не петух, чтобы его ощипывать.
– А жирненький был бы петушок! В нем, по самым грубым подсчетам, килограмм восемьдесят будет. Я не проверяла, но непохоже, будто его тело покрыто перьями. Я, скорей, подумала бы, что шерстью.
– Вы закончили? – досадливо поморщился Жером.
– Я вас чем-то обидела?
– Нет.
– Тогда почему вы так неприязненно со мной разговариваете?
– Потому что сомневаюсь.
– В чем?
– В вас.
– Почему?
– Потому что у вас все данные девушки, умеющей воспользоваться выгодной ситуацией.
– Вам бы следовало не доверять расхожим представлениям, это лишает вас стереоскопического ви?дения людей. Лучше бы вы смотрели в лицо, – сказала Жюли и развернулась, чтобы уйти.
– Так мне не разглядеть ваше лицо! – крикнул Жером. – Только задницу, – вполголоса добавил он, глядя ей вслед.
У Жюли была привилегия молодости плюс красивая фигура. У Жерома – возможность воспользоваться моментом, чтобы понаблюдать, как покачиваются ее бедра, когда она погружает ноги в песок. И констатировать, что мужчинам просто необходимо фокусировать свой взгляд на этой части женского тела, как будто первобытный мозг приказывает им при каждой встрече оценивать возможность продолжения рода человеческого с данной особью. Или невозможность. Первобытный человек рискнул бы. Тот, кто способен мыслить, вряд ли. Кстати, Жером прежде всего человек мыслящий.
Ему все равно нечего делать, к тому же она специально принесла ему роман, поэтому он раскрыл книгу и погрузился в чтение.
Когда к вечеру Жером наконец вернулся с пляжа, в кухне витали дивные ароматы. Он заметил, что его отец сидит на полу в гостиной и играет с малышом в «Memory». Похоже, Людовику быстрее удается вспомнить пары животных, чем его сопернику, который старше на добрых полвека.
Жером уже готов был признаться, что из кастрюль восхитительно пахнет, но это означало бы сделать Жюли комплимент. Поэтому он просто устроился в кресле возле камина, пытаясь мысленно оценить умственные способности ребенка, так чтобы это было не слишком заметно.
Он ощущал нечто похожее на безмятежность. Будто осенний вечер в кругу семьи. От этого на него опять навалилась тоска. Он снова задумался об Ирэн и обо всех тех воскресных днях, которые ему не суждено провести с ней. Он снова погрузился в чтение, справедливо рассудив, что лучше быть захваченным выдуманной историей, а не мусолить собственную.
Жюли присела возле сынишки. Поль был утомлен тремя партиями, в которых он старательно пытался одержать верх. Тщетно. Молодая женщина сменила его в сражении с маленьким гением. Жером украдкой поглядывал на них поверх книги. Он смотрел, как Жюли играет с сыном. В его жизни не было таких воспоминаний. Жюли реагировала быстро, она сосредоточенна, напориста, и Людовик проигрывал. Вместо того чтобы заплакать, как сделали бы многие другие дети, он улыбнулся и предложил сыграть еще разок. Но она объявила, что пора за стол.
Жером снова молча подчинился.
Поль спросил:
– Кто тебя научил готовить?
– Мама. Я единственная дочь. А она очень привержена традициям. Вот и передала мне свое умение. Мне нравится готовить. Когда есть возможность…
– А почему ее может не быть?
– Чтобы вкусно готовить, нужны хорошие продукты.
– Нам хватит до конца отпуска?
– Не прикуете же вы меня на все время к плите? – возмутилась Жюли. – Я немного феминистка. Без банковской карточки, но все же феминистка. Может, будем готовить по очереди?
– Согласен, – сказал Поль. – Что скажешь, Жером?
– Когда придет моя очередь, приглашу вас в «Макдоналдс».
– Слишком просто, – вызывающе бросила Жюли.
– О’кей, я приготовлю вам пару блюд. Это заставит вас в следующий раз, когда придет мой черед, встать к плите вместо меня.
– Поль, пойдете завтра утром со мной на пробежку? – спросила Жюли.
– Я?! На пробежку? Посмотри на меня! С моим брюшком и дрожащими коленями?
– Ну что же, двинусь одна. В шесть утра там ведь никто не бродит? – поинтересовалась молодая женщина.
– Жером, придется тебе с ней пробежаться… Тебе пойдет на пользу… Ты давненько не бегал.
– Ну да, теперь придется поджидать ее каждые двести метров… – презрительно пробормотал Жером.
– Хотела бы я на это посмотреть, – колко бросила Жюли.
– Завтра в шесть тридцать утра перед домом. Если заставите ждать больше двух минут, будете вместо меня дежурить по кухне.
– Заметано! А если наоборот, вместо меня будете готовить вы?
– Не может быть и речи.
– Мамочка быство бегает, – вступил в беседу Люк.
– Твоя мамочка наверняка бегает не так быстро, как я.
– Почему? – наивно спросил малыш.
– Потому… потому что… в общем…
– Разумеется, потому, что я женщина, – ответила Жюли. – Поговорим об этом завтра.
– Вот именно, – согласился Жером, саркастически улыбнувшись ей и вставая, чтобы убрать со стола.
– Ты бвоколи! – бросил Людовик молодому человеку.
– Что «коли»?
– Брокколи, – поясняет Жюли.
– Он принимает меня за брокколи, – ухмыльнулся Жером.
– Я бы на вашем месте не слишком задавалась, – предостерегла его Жюли. – Для Люка это страшное ругательство!
– Брокколи – страшное ругательство? – удивился Жером. – И почему же?
– Потому что он ненавидит брокколи.
– Предупредите нас, когда прекратите ссориться, как дети, – спокойно сказал Поль, взяв малыша на руки. – Пойдемте-ка, я хочу отыграться в «Memory». Жером, она готовила, а ты моешь посуду.