Долина новой жизни

— Таким образом с помощью механических приспособлений мы добиваемся, что наши ученики без всякого труда в четыре года усваивают то, на что в Европе тратится семь лет, и это достигается в условиях, когда мы отводим спорту, физическим упражнениям и военной подготовке не менее половины трудового времени. Все знания остаются в памяти навсегда и в то же время воспринимаются вполне сознательно.
Мы побывали еще в нескольких других классах, и я убедился, что преподавание везде ведется по той же самой системе. Запоминание виденного и слышанного совершается с помощью аппарата, который передает восприятия непосредственно в мозг и удерживает их там столько времени, сколько необходимо для среднего ученика. Подбирают учеников по классам весьма тщательно, руководствуясь их способностями.
Покидая школу, я видел, как несколько групп учеников упражнялись в гимнастике и спортивных играх. Бросались в глава их послушание, серьезность и спокойствие. Казалось, это все взрослые люди, что они исполняют какое-то важное дело, а не игру.
На обратном пути, проходя мимо замка Куинслея, я тщательно старался установить, из какого именно окна мне была брошена записка, но напрасно. Все окна в этом этаже были закрыты. Через их стекла я ничего не мог видеть.
Вечером, по возвращении в Колонию, я отправился на прогулку со своими друзьями Мартини и Карно. Я передал им свой разговор с Куинслеем Старшим и Куинслеем Младшим и просил объяснить все то, что оставалось для меня непонятным. По их словам, оказывалось, что Куинслей Старший был большой энтузиаст всего нового, революционер по природе. С ранней молодости он бредил идеями пересоздания мира и самого человека — с тем, чтобы в корне изменить все его инстинкты. Он собрал вокруг себя группу таких же энтузиастов и, будучи миллиардером, решил осуществить свою мечту, переселившись в уединенное место. Его сын, Макс Куинслей, такой же энтузиаст, замечательный биолог, молодой, но прославивший уже себя в ученом мире, подал своему отцу блестящую мысль вывести искусственным путем поколения людей, лишенных основных страстей и недостатков человечества, и с помощью их попытаться водворить на земле новый строй. Но уже тогда программа Куинслея Старшего существенно отличалась от программы Куинслея Младшего. В то время как первый хотел с помощью новых людей мирным путем содействовать излечению человечества от вековых недугов, совершенствованию его, последний считал, что мирным путем в этом деле ничего не добиться, надо искать и использовать другие пути. Под его влиянием в последнее время все более и более развивался милитаризм, между тем как лет двадцать пять тому назад его не было и в зачатке. По мере того, как Куинслей Старший стареет, власть переходит в руки Макса, и можно сказать, он является теперь фактическим руководителем страны. С каждым годом он делается все более самовластным, раздражительным, не терпящим никаких возражений. Люди, которые знали его прежде, не узнают его теперь. Самые близкие его друзья, приехавшие с первой экспедицией из Америки, устранены от всякого участия в делах и доживают свой век в полном бездействии. К ним Макс Куинслей относится особенно подозрительно, хотя отец его и до сих пор старается поддерживать с ними хорошие отношения. Расхождения между отцом и сыном все более увеличиваются, но все же Макс не выходит из послушания отцу. Раз Куинслей-отец обещал, что дело мадам Гаро будет улажено, то надо надеяться, что так и будет; но ясно, что это повиновение родителю стоит очень дорого Максу — отсюда его раздражение в разговоре со мною. Если в настоящее время мадам Гаро будет в безопасности, то этого нельзя сказать о ее будущем, так как Куинслей настойчив и никогда не отступает от намеченного. Поэтому не надо останавливаться на достигнутом, надо постараться, чтобы попытки Макса в отношении мадам Гаро не повторились. С этой целью мы решили выяснить немедленно, где находится в данное время мадам Гаро, и установить с ней постоянную связь.
На следующий день, рано утром, на пассажирском аэроплане я отправился на место своей службы, в Долину Большой дороги.
В кабине аэроплана сидело уже несколько десятков человек, когда я вошел туда в сопровождении Карно. Он отправился вместе со мной, — ему требовалось осмотреть электрическую станцию.
В кабине, отделанной очень просто, стояли длинные деревянные скамьи. Пассажирами были простые рабочие, перемещаемые с одной работы на другую.
Мы с Карно прошли в следующую кабину, расположенную в средней части аэроплана. Здесь обстановка была совершенно иная: мягкие кресла, столики для работы, зеркала и различные украшения. Кабина была небольшая и, кроме нас, здесь поместилось еще четыре человека, из которых двое были «приезжие», а двое — аборигены.
Мы раскланялись с ними, но в разговор не вступили.
Аэроплан скоро поднялся. Плавность его лета и отсутствие шума делали полет настоящим удовольствием. Мы пересекли Главную долину на небольшой высоте, и над пушечным заводом, громадные здания которого рисовались внизу под нами на зеленом фоне местности, повернули в сторону, несясь над узкой, постепенно поднимающейся долиной, глубоко вдающейся в отроги гор и теряющейся где-то между их вершинами. Посреди этой долины мы могли видеть широкий извивающийся канал; вода в нем местами образовала пенящиеся водопады.
Вдоль канала вилась лента дороги, блестевшая на солнце как отполированная. Из ущелий гор в долину спускались темные леса, а самая долина представлялась ярко-зеленой. По мере того, как долина поднималась, незаметно для нас поднимался и аэроплан, и скоро мы уже видели Главную долину и пушечный завод где-то далеко, сквозь щель поднимающихся со всех сторон гор. Долина суживалась и обрывалась у подножия громадного горного массива, вершины которого с аэроплана нельзя было видеть.
Сверху видно было, что дорога упиралась в пустынную скалу, где начинался туннель, черное жерло которого выступало на сером фоне скалы. Канал отворачивал в сторону и терялся в горах. Рядом с туннелем были разбросаны большие постройки — похоже, заводские корпуса и рабочие казармы.
И здесь меня поражало отсутствие труб, дыма и копоти. Или все приводилось в движение электричеством или иной какой-то энергией, но, во всяком случае — каменный уголь здесь не использовался.
Аэроплан снизился, приземлился; мы прибыли к месту моей первой службы.
Карно попрощался со мной, и я отправился в главное управление постройки туннеля для получения указаний от помощника Шервуда. Я был назначен в модельную мастерскую и должен был ежедневно приезжать сюда из Колонии в семь часов утра и уезжать в пять.
Строительство туннеля произвело на меня потрясающее впечатление. Собственно говоря, слово «туннель» совершенно не подходит к тому сооружению, которое я увидел. Через него должна пройти дорога, рассчитанная на движение двадцати грузовых автомобилей в ряд. Высота сооружения была пропорциональна ширине. Я не буду описывать эту грандиозную стройку со всеми имеющимися здесь остроумными механическими приспособлениями и машинами и с громадным количеством рабочих. Единственное, на чем я считаю нужным здесь остановиться, — это на вопросе, откуда бралась энергия, которой приводились в движение все эти машины.
В четыре часа я зашел на станцию, где ожидал меня Карно. Станция была расположена за поселком, и мне пришлось пройти мимо всех рабочих казарм. Эти постройки ничем не отличались от домов обычного типа на любой улице Главного города. Улица была пуста, так как все население находилось на работе.
Я легко нашел дорогу на станцию и добрался до нее почти без расспросов. Станция представляла из себя трехэтажное здание — оно стояло на самой набережной канала. Раньше ее динамо-машины приводились в движение падением воды. Теперь источник энергии был совсем иной, и Карно обещал мне показать механизмы, необходимые для получения этой энергии.
Я застал Карно в нижнем этаже за разборкой каких-то частей незнакомой мне машины. Двое или трое рабочих помогали ему. Он был так увлечен своей работой, что долго не замечал меня. Я не хотел ему мешать и, усевшись на стуле в дальнем углу, выжидал.