Куда пропали снегири?

Катя пришла подутро. Тихонько юркнула под оде­яло, спала долго, до полудня. А встала, былавесела, возбуждённо рассказывала:
-   Мы, бабушка, доутра гуляли. Сначала пошли в Агапово, Миша сказал своим, что приехал, а то ведьон сразу ко мне, не предупредил, из Агапова опять к нам, так всю ночь и ходили.
-  Аребята?
-   А ребята домойушли, замёрзли... - Катя отвела глаза.
Она бесцельнобродила по дому. Поменяла воду в розах, долго смотрела в окошко.
-  Бабушка,а снегири утром прилетали?
-  Прилетали...
Она скучала. Мишаприезжал всего на один день, поздравить Катю. Потянулись такие обычные, такиедолгие зимние будни. Катя ждала писем, нервничала, срывалась на бабушку. Писемне было, несколько раз она ходила звонить на почту, но скорее всего не до­звонилась.Она сторонилась Варвары Семёновны, сов­сем не разговаривала с ней, злилась.Бабушка и не заводила разговор о Мише, как Божий день было яс­но - Катя нехочет этого разговора.
И вот перваявесточка злой, надвигающейся беды. Катю затошнило. Сначала она в недоумениирассуж­дала вслух, чем это она могла отравиться. Потом вдруг притихла,испуганно затаилась, стала плакать по ночам. И бабушка стала плакать. Тожевтихомолку. Но плачь, не плачь, а разве уйдёшь от разговора?
-   Катя, деточкамоя, не терзай себя. Раз уж случи­лось это, ничего не поправишь. Напиши письмоМише, сообщи ему, вас распишут, когда такое бывает - рас­писывают.
-   Бабушка, - Катяподняла на неё заплаканные гла­за, - бабушка, я ему звонила два раза, а писемнаписа­ла, знаешь сколько... Он не хочет разговаривать, он меня... разлюбил.Говорит, ему творчеством надо за­ниматься, а тут я со своими проблемами.
-   Я ему покажутворчество! Соблазнил девочку, ду­шу чистую, доверчивую, а теперь творчество.Вот по­еду в институт к нему, расскажу про его творчество!
-   Только попробуй,- Катя смотрела на бабушку жёстким взглядом. - Только попробуй, пожалеешь...
Варвара Семёновнаиспугалась. Что надумала Ка­тя? Ой, беда, а родители далеко. Но бабушка, желая,видимо, облегчить свою душу, написала письмо мне в редакцию. Большое,подробное, обстоятельное. Она просила совета, спрашивала, может быть, не надосо­общать родителям, а может быть, наоборот, сообщить им сразу всё. Но Катя неразрешает, а как она, бабуш­ка, пойдёт против неё, тем более сейчас, когдадевочке и так несладко.
Долго я на письмоне отвечала, потому что разве имею право советовать? Чужая жизнь, чужая душа,ко­торая, как известно, потёмки. А потом собралась всё-таки, купила красивуюоткрыточку, написала, что же­лаю бабушке и внучке мира сердечного, без которогонам в нашей жизни никак не обойтись. Уже когда от­правляла, заметила, что навыбранной мною открытке с деревенским зимним пейзажем - снегири. Вот ведькстати! Я написала, что Катя, имея такую бабушку, одо­леет все жизненныеколлизии, и пожелала ей счастли­вого материнства. А вскоре получила от бабушкивто­рое письмо... Вновь они оказались рядышком. Катя тянулась к бабушке, хранящейих тайну, бабушка вся­чески поддерживала внучку, попавшую в такую нежданнуюбеду. Потихонечку она внушила Кате, что женщины рожали и раньше шестнадцати инадо обяза­тельно ребёнка оставить. Ей, Кате, конечно, ещё учить­ся, но бабушкапока на ногах, вынянчит, родители ма­териально помогут, Катя родит здесь, потомуедет в Москву, никто ничего не узнает. Катя заметно успо­коилась. Они дажестали заводить разговор об имени. Если мальчик - Дениска, если девочка -Настенька.
Решили, что надосъездить на консультацию в го­род. Там хорошие врачи. Посмотрят Катю, подска­жут,что и как.
Полдень. ВарвараСемёновна сидит у раскраснев­шейся печки и вяжет крошечные носочки Катиномупервенцу. Уже отболело. Уже начался отсчёт новой жизни, в которой Катя немаленькая девочка, а буду­щая мама. А она, Варвара Семёновна, аж прабабушка. Нуи ничего, ну и вырастим...
Полдень. Катясидит в очереди к врачу. Её подташ­нивает, но она уже немного приспособилась ксвоему положению и быстренько разворачивает карамельку. Конечно, сейчас врачобязательно спросит про отца ре­бёнка. Катя заготовила ответ: он в армии,вернётся, распишемся. Они с бабушкой всё хорошо решили: Катя родит, а как малышподрастёт немного, уедет в Москву доучиваться, а малыш побудет в Матрёнино. Чемпло­хо? Свежий воздух, бабушкины заботливые руки.
-  Фамилия?
-  АнисимоваКатя... Ой, Екатерина Леонидовна.
-   Ну что, ЕкатеринаЛеонидовна, любишь кататься, люби и саночки возить.
-  Моймуж в армии, вернётся, распишемся.
Женщина в беломкрахмальном колпачке, кокетли­во прихваченном блестящей заколкой, мила и обая­тельна.У неё чёрные глаза, нос с лёгкой горбинкой, мягкий, даже вкрадчивый голос:
-  Деточка,на какое число тебе писать направление?
-   Какоенаправление? - Ещё столько времени впе­реди. Она ещё не знает число...
-  Нааборт, конечно.
-   Нет! - Катяиспугалась этого слова как нецензур­ного. - Мы с бабушкой решили...
-   Деточка,успокойся. Хочешь, расскажу, чем кон­чатся ваши с бабушкой фантазии? Ты ещё незакончи­ла школу, тебе надо доучиться, вряд ли это получится, если ты родишь.Это, во-первых. Во-вторых, мать-оди­ночка это как штамп в паспорте, на всюжизнь, вряд ли есть надежда, что ты с ребёнком устроишь свою жизнь, сейчас ибез детей мыкаются. В-третьих...
Катя с ужасомслушала врача. И чем больше она говорила, тем больше понимала Катя, что она,врач, права. И что они с бабушкой большие фантазёры. Всё так хорошо придумали,напланировали. Да, да, сколько ей предстоит разных унижений, как она, например,с коляской выйдет первый раз на улицу... Все знали про их роман с Мишей, узнаюти другое - Миша бросил её, она стала ему неинтересна. А мама, а отец? Ведь ониещё ничего не знают, они с бабуш­кой только собирались написать им письмо. Незна­ют. И - не узнают.
-   Да, да, - тихосказала Катя, - вы, наверное, пра­вы...
-   Вот и чудненько,вот и хорошо. Тебе, деточка, и откладывать не надо. У тебя есть деньги?
Деньги у Катибыли. По дороге она заехала в сосед­нее село, где была почта, получилаприличный пере­вод от родителей.
-  Воти чудненько...
Врач повела Катюузким коридором. Туда. Переда­ла её маленькому злому мужчине, он прикрикнул наКатю, когда она заплакала от испуга. Он, наверное, торопился, то и делопоглядывал на часы. Кате сдела­ли укол. Она видела какой-то страшный сон. Нанеё надвигались вытянутые фигуры без глаз, они шли на неё, как солдаты, строем,она уворачивалась от них, потом побежала. Только ноги будто приросли. Она немогла. Кричала...
- Не кричи, всёуже... Полежи полчаса. Небось не кричала, когда с парнем забавлялась, а теперьчего орёшь?
Катя увиделатолстое одутловатое лицо пожилой женщины. Санитарка. С Катей началась истерика.Она рыдала, царапала ногтями простыню, задыхалась. Толстая санитарка накапалаей чего-то приторного. Катя затихла. Потом спала. Потом осторожно встала. Квечеру её уже отпустили домой, подбодрив, что всё прошло без осложнений. Оназашла в больничный ту­алет и посмотрела на себя в зеркало. Измученное,худенькое личико, бледное, с припухшими от слёз гла­зами. «Это я, - сказалаКатя самой себе, - это я уже одна...» Какая-то доселе неведомая пустота ощуща­ласьею так явно, что она испугалась этого чувства. Она была одна. Без него, безтого маленького комоч­ка, которому не суждено было стать Дениской илиНастенькой. Она ощущала его присутствие каким-то особым чутьём, он был, ондиктовал ей свои условия, он подавал ей сигналы. Её и тошнило потому, что это­гохотелось ему. Не тошнит. И аппетит теперь есть. На вокзале, у пригородных кассона купила себе гамбур­гер, запила холодным апельсиновым соком, опять вспомнилаврача с вкрадчивым голосом, неряшливую, толстую санитарку. И - бабушку. Что онаскажет ей, как всё объяснит? Решила: буду молчать. А потом что-нибудь придумаю.
...Катя обмела накрылечке снег с обуви. Вошла. Ба­бушка бросилась ей навстречу, захлопотала,засуети­лась:
-   Поешь, ведь целыйдень не евши, я уже все глаза проглядела. Почему поздно так, Катюша? Попала кврачу? Рассказывай.