Кровь Олимпа (ЛП)

Просто Лео невезучий. На Огигии его ждала супергорячая бессмертная девушка, а он сидел здесь, не в силах понять, как связать этот дурацкий кусок камня с трехтысячелетним навигационным устройством. Некоторые проблемы нельзя решить даже скотчем. 
Лео задвинул ящик и вновь запер его на ключ. 
Его взгляд упал на доску заметок над рабочим столом. Там рядышком висели два рисунка. 
Первый Лео нарисовал цветными карандашами в возрасте семи лет — это была схема летающего корабля из его снов. Второй — набросок углём, который для него недавно нарисовала Хейзел. 
Хейзел Левеск... просто нечто. Едва ли он успел воссоединиться с друзьями на Мальте, как она уже знала, что за буря творилась у него на душе. При первой же возможности после всей той заварушки в Доме Аида, она явилась к нему прямо в комнату и сказала: «Выкладывай». 
Хейзел была хорошим слушателем. Лео рассказал ей все. Позже, тем же вечером, она вернулась к нему со своим альбомом для эскизов и угольными карандашами. 
— Опиши ее, — настояла дочь Плутона. — Каждую деталь. 
Было жутковато помогать Хейзел рисовать Калипсо
 [61]
 — это было похоже на описание преступника полицейскому: «Да, офицер, это та девушка, которая украла моё сердце!». Звучит как идиотская песня в стиле кантри. 
Но описать Калипсо было несложно. Стоило Лео закрыть глаза — и ее образ вставал перед ним. 
Теперь её подобие смотрело на него с доски заметок: её миндалевидные глаза, полные губы, платье без рукавов и длинные прямые волосы, переброшенные через одно плечо. Он почти мог почувствовать исходивший от нее аромат корицы. Калипсо хмурилась, а уголок её рта был опущен вниз, словно она говорила: «Какой же ты все-таки высокомерный идиот». 
Черт, ему нравилась эта девушка! 
Лео повесил ее портрет рядом с рисунком Арго II в качестве напоминания о том, что мечты сбываются. Будучи ребенком, он мечтал о летучем корабле. В конце концов, он его построил. Теперь Лео собирался проложить дорогу назад к Калипсо. 
Гул двигателей корабля стал более низким. Через громкоговоритель раздался скрежет Фестуса. 
— Да, спасибо, дружище, — сказал Лео. — Уже иду. 
Корабль снижался, а значит, проектам Лео придется подождать. 
— Наберись терпения, Солнышко, — сказал он изображению Калипсо. — Я вернусь за тобой, как и обещал. 
Лео даже мог представить себе ее ответ: «Больно ты мне нужен, Лео Вальдес. Я не влюблена в тебя. И я не верю твоим глупым обещаниям!». 
Эта мысль заставила его улыбнуться. Он закинул ключи обратно в пояс и направился в кают-компанию. 
Его друзья уже завтракали. 
Раньше Лео забеспокоился бы, увидев их всех в трюме: «Неужели за штурвалом никого?». Однако с тех пор, как Пайпер с помощью своего дара убеждения разбудила Фестуса — Лео все еще не понимал как — дракон стал сам регулировать управление корабля. Фестус мог заниматься навигацией, проверять радар, готовить черничный смузи
 [62]
 и одновременно извергать раскаленные струи огня во врагов, даже не прицеливаясь. 
К тому же, у них был Чудо-Стол-Буфорд в качестве помощника. 
После того, как тренер Хедж отправился в экспедицию по теням, Лео решил, что его трехногий друг вполне сможет справиться с ролью их взрослого сопровождающего. Он покрыл столешницу Буфорда магической прокруткой с голографическим изображением тренера Хеджа. Таким образом, мини-сатир топал по столешнице, выдавая при этом случайные фразы, вроде «ПРЕКРАТИТЕ ЭТО!», «ВЫ ТРУПЫ!» и самое популярное «ОДЕНЬТЕСЬ!». 
Сегодня за штурвалом был Буфорд. Если пламя Фестуса не страшило монстров, то голограмма в виде тренера Хеджа справлялась с этим на ура. 
Лео стоял в проеме, рассматривая общую картину происходящего за обеденным столом. Не часто ему доводилось видеть всех своих друзей вместе. 
Перси уничтожал огромную кучу синих блинов (да что у него за пунктик такой с синей едой?), а Аннабет журила его за то, что он вылил на них слишком много сиропа. 
— Ты ведь их утопишь! — пожаловалась она. 
— Эй, я же сын Посейдона, — ответил Перси. — Я не могу утонуть. Как и мои блинчики. 
Слева от них Фрэнк и Хейзел пытались разровнять карту Греции при помощи своих тарелок с хлопьями. Они изучали её, практически соприкасаясь головами. Время от времени Фрэнк накрывал руку Хейзел своей, так легко и естественно, словно они были давным-давно женаты, а Хейзел даже не смущалась, что было значимым прогрессом для девочки из 40-х годов. Совсем недавно она едва ли не теряла сознание, слыша от кого-нибудь ругательство вроде: «Черт побери!». 
Во главе стола сидел Джейсон с закатанной до грудной клетки футболкой, пока медсестра Пайпер его перевязывала. 
— Не шевелись, — попросила она. — Знаю, это больно. 
— Просто холодно, — сказал он. 
Лео расслышал в голосе Джейсона нотки боли. Этот дурацкий гладиус нехило его прошил. Входная рана на его спине была уродливого фиолетового оттенка и дымилась. Вряд ли это было хорошим знаком. 
Пайпер пыталась сохранять позитивный настрой, но лично Лео она призналась, насколько сильно переживала. Амброзия, нектар и медицина смертных не могли излечить его полностью. Глубокий порез от небесной бронзы или имперского золота мог в буквальном смысле растворить сущность полубога изнутри. Джейсон мог поправиться. Он утверждал, что ему стало лучше. Однако Пайпер не была в этом настолько уверена. 
Жаль, Джейсон не был металлическим автоматоном. Тогда бы Лео имел хоть малейшее представление о том, как помочь своему лучшему другу. Но дело касалось человека... А тут он чувствовал себя совершенно беспомощным. Уж слишком легко люди ломаются. 
Лео любил своих друзей. Он бы сделал ради них что угодно. Однако наблюдая за ними — три пары, каждая сосредоточена друг на друге — он невольно вспоминал о предупреждении Немезиды, богини мести: «Ты никогда не найдешь себе места среди них. Ты всегда будешь седьмым колесом». 
И почему-то он начинал подозревать, что богиня была права. Даже если Лео выживет, даже если его секретный план сработает, его судьба все равно была связана с кое-кем другим: с девушкой, обитающей на острове, который никто и никогда не мог отыскать дважды. Тем не менее, сейчас лучшее, что он мог сделать, — это следовать своему старому правилу: «Не останавливайся. Не бездействуй. Не думай о плохих вещах. Улыбка и шутка — твои лучшие помощники, даже если у тебя нет настроения шутить. Особенно, если у тебя нет настроения шутить». 
— Что нового, ребята? — Лео вошел в столовую. — О, да это же брауни! 
Он схватил последний — из специальной морской соли по рецепту ихтиокентавра Афроса
 [63]
 со дна Атлантики. 
Система внутренней связи затрещала. Голограмма тренера Хеджа закричала через громкоговоритель: «ОДЕНЬТЕСЬ!».
Ребята подскочили. Хейзел отпрыгнула от Фрэнка на пять футов. Перси пролил сироп в апельсиновый сок. Джейсон неуклюже поправил футболку, а Фрэнк превратился в бульдога. 
Пайпер вперилась взглядом в Лео. 
— Я думала, ты собирался избавиться от этой дурацкой голограммы. 
— Эй, Буфорд всего лишь желает вам доброго утра. Он любит эту голограмму! К тому же, все мы скучаем по тренеру... хм, а ведь из Фрэнка получился довольно милый бульдог. 
Фрэнк обратно превратился в крепкого, ворчливого китайца-канадца. 
— Просто присядь, Лео. Нам есть, о чем поговорить.
Лео втиснулся между Хейзел и Джейсоном. Он решил, что вероятность получения пинка от них за неудачную шутку была ниже, чем от других ребят. Он откусил свой брауни и схватил пачку итальянского фаст-фуда «Fonzies»
 [64]
, чтобы закончить свой сбалансированный завтрак. Лео, в каком-то смысле, подсел на эту фигню с тех пор, как купил ее в Болонье... они были сырными и хрустящими — пальчики оближешь.