Пробуждение

На всякий случай Кенрик громко попросил у них прощения и заверил, что не хочет никого обидеть, что просто очень устал и у него сильно болят ноги. Немного успокоившись, юноша опустился на камень и облегченно перевел дух. Затем достал из мешка кусок запеченного накануне вечером мяса и принялся за еду. Из-за пазухи тут же донеслось надрывное мяуканье. Кенрик со вздохом достал «котенка» и в который раз попытался накормить пережеванным мясом. Однако Черныш воротил нос.
– Ну что мне с тобой делать, дурачок? Когда же ты нормально есть начнешь?
С этими словами юноша потрепал «котенка» за ушами. Тот внезапно извернулся и вцепился ему зубами в руку. Проглотил пару глотков крови и, разжав зубы, с крайне виноватым видом принялся зализывать рану.
– Зараза ты! – от неожиданности Кенрик вскочил. – Совсем совесть потерял!
Прокушенная ладонь сильно кровоточила, темные капли падали на землю, на высохшую траву, на край алтаря. Юноша снова выругался, едва удержавшись, чтобы не дать «котенку» легкий подзатыльник, но тот выглядел таким несчастным и виноватым, что осталось только пожалеть его. Все понятно, малыш голоден, вот и не выдержал. Куда же подевался его родитель? Взялся снабжать свое чадо едой, так не отлынивай!
В этот момент произошло нечто такое, от чего все мысли мгновенно вылетели у Кенрика из головы, и он потрясенно уставился на алтарь. От того места, куда упали капли его крови, по всей поверхности камня расходились волны темно-багрового сияния. На грани слышимости возник тяжелый гул, он становился с каждым мгновением все громче, пока все вокруг не начало сотрясаться. Перепуганный юноша отбежал от алтаря подальше, однако уйти с поляны не смог – что-то его не пускало. Нечто невидимое, но при этом очень хорошо ощутимое.
Глаз в центре спирали вспыхнул ярким белым светом, из ниоткуда прозвучало несколько слов на незнакомом языке. А в следующую секунду все стихло. Алтарь принял прежний вид. Одно только было иначе – на нем теперь лежал короткий толстый жезл. Осторожно приблизившись, Кенрик уставился на него. Что это, интересно? Внимательно изучив непонятную штуковину, юноша недоуменно пожал плечами. Похоже на часть посоха длиной в пару ладоней. Необычного посоха, словно сплетенного из каких-то гибких прутьев.
Отойдя на шаг, Кенрик задумался. Что все это значит? Явно какая-то магия, ничем другим объяснить случившееся он не мог. И ведь все началось после того, как несколько капель его крови упали на алтарь. А откуда взялась на нем часть посоха? Ее там раньше не было! Внутри алтаря, что ли, находилась?
Подождав еще несколько минут, юноша поступил как последний идиот, с точки зрения любого игмалионца, который хоть раз в жизни сталкивался с магическими артефактами и последствиями их применения. Он подошел к алтарю и взял непонятную вещицу в руки. На мгновение та осветилась багровой вспышкой, настолько короткой, что Кенрик даже не успел испугаться. Как он ни крутил жезл, как ни рассматривал, ничего интересного он так и не обнаружил. Просто кусок витого посоха. Ни единого символа, ни резьбы, ни украшений – только переплетающиеся между собой отрезки толстой лозы, покрытые черной корой.
Алтарь снова казался обычным камнем – символы, спираль и глаз куда-то подевались. А вскоре после того, как Кенрик взял жезл, камень покрылся трещинами и неслышно рассыпался. На месте камня осталась только небольшая кучка темного песка, да и тот вскоре куда-то исчез, словно песчинки провалились сквозь землю. Удивленный юноша внимательно осмотрел место, где прежде находился алтарь, но ничего там не обнаружил. Лишь высохшая земля, единственной странностью которой было отсутствие травы.
Ну и что ему теперь со всем этим делать? Выбросить жезл? А вдруг в городе его удастся продать какому-нибудь магу? Деньги-то Кенрику не помешают, их у него совсем немного, а цены в Игмалионе значительно выше, чем в той же Тории. Поэтому после недолгого размышления юноша сунул жезл в свой вещевой мешок, взял «котенка» на руки и двинулся дальше. До вечера хотелось хотя бы выбраться из оврага.
Он не знал, что теперь абсолютно невидим для магии, что поставленной на острове Хорн метки на нем больше нет и снята она была таким образом, что наблюдавшие за чужаком маги второго аррала тут же подняли тревогу, уведомив о происходящем не только непосредственное начальство, но и ректора Антрайна, поскольку появление в каверне мага, способного на такое, касалось прежде всего визуалов.
Впервые за многие тысячи лет артефакт, который древние, давно канувшие в небытие, именовали Витым Посохом, обрел носителя. Но об этом еще никто не подозревал, люди просто не знали о существовании такого артефакта, все упоминания о нем были уничтожены временем.
Нир старался держаться подальше от разъяренного графа, чтобы не попасть ему под горячую руку. Неудачи последней декады довели ло’Тарди до белого каления, он рвал и метал, дня три назад даже поколотил двух нерадивых подчиненных, но это ничего не изменило. Проклятый Валльхайм все еще был жив! В Ойнерской пуще! Невозможно, но факт. Нир уже молился, чтобы беранисов ронгедормец наконец-то отдал Троим свою грешную душу, но Трое не пожелали прислушаться к его молитвам, видимо имея на чужака свои виды. Ничем иным, кроме божественного покровительства, объяснить феноменальную живучесть Валльхайма было нельзя.
Тем вечером за ними с графом действительно прибыли два герольда на карайнах. Как они уговорили своих животных везти еще кого-то, кроме себя самих, осталось загадкой. Весь обратный путь Нир пребывал в детском восторге – карайны, казалось, не бежали, а летели, стелясь над землей. Ночная дорога неслась под ними с такой скоростью, что сливалась в единую полосу. Встречный ветер бил в лицо, заставляя задыхаться. Глаза слезились, но юноша не обращал на это внимания, испытывая жгучую зависть к герольдам. Какое же это счастье – иметь собственного карайна! Как повезло этим совсем еще молодым парням!
А по возвращении в Дарлайн начался ад. Двое суток они не спали, поднимая на ноги основные тревожные службы города и провинции. По всем дорогам на расстоянии прямой видимости друг от друга были выставлены патрули. Затем, опять же на карайнах, пришлось отправляться в Страйн, и уже его ставить на дыбы. После чего Нир с ло’Тарди двинулись в Ойнер. Сотни воинов из лучших полков перекрыли Ойнерский перешеек так плотно, что ничто крупнее крысы не могло проскользнуть мимо них при всем желании. Каждый десятый патруль сопровождал маг. Заслоны выставили на некотором расстоянии от границ пущи, соваться в нее граф запретил – незачем без толку терять людей. Однако потери все равно были – несколько раз из леса вырывались стаи зорхайнов и набрасывались на проезжавшие мимо патрули. Те отбивались, конечно, поскольку не раз уже сталкивались с летающей нечистью, но платили за это кровью товарищей. Результатом стычек в конце концов стало то, что живым Валльхайма брать больше не собирались – именно его воины считали виновным в гибели сослуживцев. Ведь если бы не этот неизвестно откуда взявшийся проклятый ронгедормец, то войска сидели бы себе спокойно в теплых казармах, а не мерзли тут, ежеминутно рискуя жизнью! Графа такой исход вполне устраивал.
Однако это, как выяснилось, были только цветочки, ягодки начались накануне вечером, когда приданные ло’Тарди два магистра Антрайна подняли тревогу и сообщили, что магическая метка пропала, причем пропала так, словно ее стер некий гений магии – никто из визуалов или стихиалов королевства не был на такое способен. Маячок просто погас, словно его никогда и не существовало. Однако Кенрик Валльхайм при этом остался жив, мэтр ло’Кансиди был твердо убежден в этом, но установить местонахождение ронгедормца не смог, что-то ему мешало.
На ночь ло’Тарди и Нир остановились в крошечной хижине лесника, где не имелось почти ничего, что могло скрасить ночлег. Одно радовало – там хотя бы было тепло, не пришлось спать на холодной земле, кутаясь в плащи и стуча зубами. К утру граф ожидал доклада от магов, надеясь, что они все же смогут как-нибудь обнаружить ронгедормца. Если этого не случится, придется связываться с начальством и докладывать, что облава, несмотря на все задействованные силы, провалилась и гонец ушел.