Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или (др. перевод)

Решение поговорить с доктором Робертом Стэдлером стало ее последней надеждой.
Она заставила себя позвонить ему, с трудом преодолев внутреннее сопротивление, не оставлявшее ее. Она не старалась переубедить себя. Она думала: «Я же работаю с такими людьми, как Джим и Оррен Бойл, его вина меньше, так почему я не могу ему позвонить?»
Не найдя ответа, она только чувствовала, что единственный человек на земле, которому она не должна звонить — доктор Роберт Стэдлер.
Сидя за столом, под расписаниями «Линии Джона Голта», ожидая прихода доктора Стэдлера, Дагни раздумывала о том, почему в науке годами не появлялось таланта первой величины. Она не могла найти ответа, только смотрела на черную линию, похоронившую поезд номер девяносто три в расписании.
Поезд обладал двумя атрибутами живого организма — движением и целью, но сейчас он стал всего лишь кучей мертвых вагонов и двигателей. Не позволяй себе задумываться, приказала она, расформируй состав как можно скорее, двигатели требуются повсюду, Кен Данаггер в Пенсильвании требует поездов, больше поездов, если только.
— Доктор Роберт Стэдлер, — раздался голос из аппарата внутренней связи.
Он вошел, улыбаясь. Улыбка должна была смягчить его слова.
— Мисс Таггерт, вы не поверите, как я рад видеть вас снова.
Она не улыбнулась в ответ, ответив серьезно и учтиво.
— Очень любезно с вашей стороны приехать сюда. — Нарочито выпрямившись, она медленно, официально наклонила голову в приветствии.
— Признаюсь, мне не хватало только правдоподобного предлога, чтобы приехать. Это вас не разочарует?
— Я постараюсь не переоценить вашу учтивость, — она по-прежнему не улыбалась. — Прошу вас садиться, доктор Стэдлер.
Он нервно озирался.
— Никогда раньше не бывал в кабинете начальника железных дорог. Не знал, что он будет таким… таким официальным. Работа сказывается?
— Дело, по которому я хотела бы спросить у вас совета, далеко от сферы ваших интересов, доктор Стэдлер. Вам может показаться странным, что я позвонила вам. Позвольте мне объяснить причину моего звонка.
— Тот факт, что вы захотели со мной связаться, уже является достаточной причиной. Если я хоть чем-нибудь смогу вам помочь, то получу от этого огромное удовольствие. — Его улыбка притягивала, улыбка человека, который не прикрывает ею слова, а имеет смелость выражать свои эмоции искренне.
— У меня возникла чисто техническая проблема, — сказала она чистым, невыразительным тоном молодого механика, обсуждающего трудное задание. — Я полностью признаю ваше пренебрежение к этой сфере человеческой деятельности. Конечно же, это не фундаментальная наука. Я не ожидаю от вас решения моей проблемы — это не ваша работа. Я позвонила только для того, чтобы ознакомить вас с проблемой, а затем задать вам всего два вопроса. Мне пришлось позвонить вам, потому что дело требует ума, очень крупного ума, — она говорила без эмоций, только констатируя факты, — а вы — единственный оставшийся великий ученый.
Она не могла бы объяснить, почему ее слова обидели его. Она увидела, как застыло его лицо, в глазах появилось выражение странной искренности, открытой и почти умоляющей, потом она услышала его голос, изменившийся, словно под давлением эмоции, ставший проще и застенчивей:
— В чем состоит ваша проблема, мисс Таггерт?
Она рассказала ему о моторе и о том месте, где она нашла его; о том, что оказалось невозможно узнать имя его создателя; не стала только вдаваться в детали своего поиска. Потом протянула ему фотоснимки мотора и остатки рукописи.
Она смотрела на него, пока он читал. Заметила, с каким профессионализмом он быстро окинул взглядом материалы, потом замер, сосредоточился, губы его сложились, словно он присвистнул или ахнул. Потом застыл на несколько минут, взгляд стал отсутствующим, Стэдлер как будто просматривал бесчисленные зацепки, не упуская ни одной, затем пролистал бумаги назад, остановился, вчитался. Казалось, он разрывается между готовностью впитать все перспективы, открывшиеся перед его немыслимой интуицией. Она чувствовала его молчаливое возбуждение, знала, что он позабыл о ее кабинете, о ее существовании, обо всем, кроме изобретения, и подумала, хорошо было бы, если бы ей нравился Роберт Стэдлер.
Они молчали почти целый час, когда он, наконец, закончил читать и взглянул на нее.
— Это потрясающе! — радостным и растерянным тоном объявил он, словно сообщая неожиданную новость, которой она не ожидала услышать.
Как бы ей хотелось улыбнуться в ответ и разделить с ним радость, но она просто кивнула и холодно ответила:
— Да.
— Но, мисс Таггерт, это великолепно!
— Да.
— И вы говорите, что это технический вопрос? Нет, много, много больше. Страницы, где он описывает конвертер… вы видите, какова его предпосылка. Он пришел к новой концепции энергии. Он разбивает в пух и прах все наши стандартные допущения, согласно которым его мотор было бы невозможно создать. Он формулирует новые, свои собственные принципы и раскрывает секрет преобразования потенциальной энергии в кинетическую. Знаете ли вы, что это означает? Вы понимаете, что за подвиг чистой, абстрактной науки он совершил, прежде чем создал свой мотор?
— Кто? — спокойно спросила она.
— Прошу прощения?
— Это первый из двух вопросов, которые я хотела вам задать, доктор Стэдлер: можете ли вы назвать мне молодого ученого, известного десять лет назад, который был бы способен на это?
Он растерянно замолчал; над этим он не успел подумать.
— Нет, — нахмурясь, медленно ответил Стэдлер. — Нет, я никого не могу вам назвать. И это странно… потому что человек с такими способностями не остался бы незамеченным… непременно кто-нибудь обратил бы на него мое внимание. Всех многообещающих физиков всегда присылают ко мне. Так, говорите, вы нашли это в исследовательской лаборатории рядового завода, изготавливавшего моторы?
— Да.
— Странно. Что он там делал?
— Проектировал мотор.
— Об этом я и говорю. Человек, отмеченный печатью гения, истинный ученый предпочел создавать технические изобретения? Я считаю это возмутительным. Ему понадобился мотор, и он преспокойно производит фундаментальную революцию в науке об энергии и не удосуживается опубликовать свои открытия, а сразу изготавливает свой мотор. Зачем он захотел тратить свои мозги на практические предметы?
— Возможно, потому что ему нравилось жить на этой земле, — непроизвольно вырвалось у нее.
— Прошу прощения?
— Нет, извините, доктор Стэдлер. Я не намерена обсуждать… не относящееся к делу.
Он отвел взгляд, вернувшись к своим мыслям.
— Почему он не пришел ко мне? Почему не работал в крупном научном центре, как ему пристало? Если ему хватило разума создать это, уверен, что он понимал всю важность своего творения. Почему он не опубликовал статью о своей теории энергии? Я могу проследить общее направление его работы, но, черт его побери, самые важные страницы утеряны, вывод отсутствует! Уверен, что кто-то из его окружения знал достаточно, чтобы сообщить о его работе всему научному сообществу. Почему это не сделано? Как они могли отвергнуть, просто отвергнуть достижение такого рода?
— Здесь много вопросов, на которые я не нахожу ответа.
— И, кроме того, с практической точки зрения, почему этот мотор оказался в куче мусора? Любой жадный дурак из мира промышленности ухватился бы за него, чтобы сделать себе состояние. Не нужно обладать мощным разумом, чтобы увидеть его коммерческую ценность.
Она улыбнулась в первый раз, неприятной от горечи улыбкой, и ничего не сказала.
— Вам не удалось разыскать конструктора? — спросил он.
— Это совершенно невозможно.
— Вы думаете, он еще жив?
— У меня есть причины так думать. Но полной уверенности нет.
— Что, если я помещу объявление о нем?
— Нет. Не нужно.
— Но если я помещу объявление в научных изданиях и поручу мистеру Феррису. — он умолк. Он поймал ее быстрый взгляд. Дагни ничего не сказала и выдержала его ответный взгляд. Стэдлер отвел глаза и закончил фразу холодно и жестко: —…и поручу мистеру Феррису объявить по радио, что я хочу его видеть, откажется ли он прийти?