Проклятие клана Монтгомери (СИ)

Она отвернулась, не дав мне шанса ответить, и резкой походкой пошла к дому.
Я просидела у стены до самых сумерек, когда небо принялось неторопливо темнеть, а птицы запели громче и пронзительней. Похолодало. Джейми убрал всё с лужайки, помог тётке Маргарет переместиться в гостиную. Стараясь никого не встретить, я зашла в дом через боковую дверь и поднялась в спальню.
Роберт лежал поверх одеяла в брюках и расстёгнутой рубашке, рассеянно поглаживая свою покрытую ровным загаром грудь. В другой руке он держал телефон.
— Как тебе семейное сборище? — спросил он, когда я вошла.
— Очень мило. Жаль только, что твоя сестра меня ненавидит.
Он сосредоточил взгляд на экране и лишь закончив читать, возразил.
— Да ну, глупости. Ей не за что ненавидеть тебя.
— Она считает, что я хочу завладеть поместьем.
— Послушай, Мадлен, — Роберт отложил телефон и лицо его приняло серьёзное выражение, — я не хочу лезть в это. Поверь, у меня хватает своих проблем. Если Эва так уж докучает тебе, просто потерпи до завтра, ты не увидишь её теперь много лет.
— Хорошо, милый, — согласилась я, чувствуя себя немного обманутой и жаждущей справедливости, как ребенок, наказанный за чужую шалость.
— Вот и славненько, — он поднялся с кровати, потянулся, сбросил рубашку на ковёр, — я, пожалуй, приму душ, от меня за милю воняет костром.
Я бросила взгляд на экран его телефона, не успевший погаснуть. Роберт переписывался с друзьями, договаривался о встрече в клубе завтра вечером. За неплотно прикрытой дверью послышался шум воды. Я не стала включать свет. Сидела на кровати, смотрела в точку где-то между краем ковра и тёмным пятном на паркете и пыталась понять, что задело меня больше: слова Эвы, или тот факт, что Роберт не находит в них ничего обидного. Хотелось зайти к нему в ванную, выключить воду и заставить выслушать. Но я знала, что это плохая идея.
Роберт вернулся с полотенцем на бёдрах, принеся облако тёплого душистого пара. Некоторое время рассматривал себя в зеркало, поворачиваясь боком и спиной, пару раз провел расчёской по коротким влажным волосам. Его красивые, пропорционально прокачанные мышцы играли под загорелой кожей.
— Мне нужно поговорить с тёткой и сестрой, — сказал он, бросив на меня косой взгляд, — это ненадолго. После, если станет скучно, можно будет подключиться к Нетфликсу.
— Я думала, в старинных домах по вечерам играют в бридж, — сказала я.
— Ты ошиблась временем лет на семьдесят, — улыбнулся Роберт и вышел из комнаты.
Ступеньки деревянной лестницы отозвались на его шаги жалобным скрипом.
Порывшись в чемодане, я нашла пачку тонких женских сигарет. Её зажало между косметичкой и туфлями на высоком каблуке, сплющив так, что найти целую, несмятую сигарету оказалось непросто. Я, наверное, самая позорная неряха на континенте, неспособная нормально упаковать собственные вещи. Зажигалки нигде не было. В последний раз я видела её на работе. Что ж, тем лучше. Пойду вниз, и пускай Роберт разозлится, увидев меня выпускающей дым. Не мне одной сегодня вечером таить злобу.
С одной стороны, хотелось, чтобы Эва начала относиться ко мне если не доброжелательно, то хотя бы нейтрально. Чтобы я могла делать вид, что не замечаю, как сильно она меня ненавидит. С другой, очень подмывало ей нахамить. Душа требовала честного, открытого скандала с криками и битьём посуды, позволяющего выпустить пар и растворить его в прохладном вечернем воздухе, успокоить нервы, измотанные годами неопределённости в отношениях. А потом, для разнообразия, заняться самозабвенным сексом на кровати, некогда принадлежавшей покойным родителям моего жениха. Пожалуй, второй сценарий нравился мне даже больше.
Дверь в гостиную была захлопнута, из-под неё пробивалась полоска света. На кухне Джейми отмывал щёткой большой противень, пахнущий углями и горелым мясом. Его красивые руки по локоть утопали в мыльной пене. Эдакая жанровая картина, означающая конец праздника.
— Почему закрыта гостиная? — спросила я.
— Семейный совет, — сказал он то ли с иронией, то ли серьёзно.
Я осмотрелась в поисках спичек.
— Что-то ищете?
— Мне бы огня.
Я достала сигарету из рукава и поднесла к губам. Приготовилась услышать что-нибудь о вреде курения, или что мне оно не к лицу. Парень вытер руки бумажным полотенцем и нашарил в ящике бензиновую зажигалку с массивным металлическим корпусом.
— Дед этой штукой костры в лесу разводил, — улыбнулся он.
Осторожно убрав пальцем прядь волос с моего лба, чиркнул колёсиком. Мощный язык пламени вырвался на волю. Уверена, я подпалила бы причёску, если бы попробовала прикурить от этой зажигалки сама. Джейми вернулся к противню.
— Зачем ты делаешь это? — спросила я.
— Делаю что?
— Готовишь еду, приводишь в порядок дом, ездишь за покупками. Никто тебе даже спасибо не говорит, будто так и надо. Ты же не чёртова Золушка, в конце концов!
Он открыл кран, некоторое время смотрел, как струя воды уничтожает воздушные замки мыльных пузырей.
— Смысла особого нет, — сказал он наконец, — мне просто нравится готовить. И дом я люблю, мне приятно вкладывать в него время и силы. Я делаю это не для Монтгомери, а для себя.
— Притом, что рано или поздно тебя выгонят отсюда?
— Надеюсь, что не выгонят, хотя никто не знает.
Я вдохновенно курила, выпуская дым в окно, за которым виднелся краешек розовеющего неба над крышей сарая.
— Вы ведь не так себе всё представляли, Мадлен? — сказал он. — Вы, должно быть, видели в своём воображении этакую образцовую семью янки с открыток на День Благодарения. Все сидят за столом, улыбаются, держатся за руки, возносят хвалу мирозданию за то, что они друг у друга есть. Ожидали, что первое время к вам будут относиться прохладно, но вы вскоре докажете им, что готовы стать в этом доме своей.
Я усмехнулась, признавая, насколько он прав.
— Не думаю, что такие семьи существуют, — сказал Джейми, — это иллюзия, и она хорошо продаётся. Как туристические аттракции — на фотографиях они всегда впечатляют больше, чем в жизни. А я — наивный деревенский простачок, которому нравится заблуждаться. Люблю, когда в доме чисто, тепло и пахнет яблочным пирогом. Или когда зимой дрова в камине потрескивают, отбрасывая блики на потолок. Мне хочется иногда закрыть глаза и представить, что у меня обычная мать, и живой отец, что есть на свете люди, которым я не безразличен, а чёртовы Монтгомери рано или поздно вспомнят, что моя фамилия такая же, как у них.
Мне было нечем крыть. Этот почти ещё мальчишка оказался куда проницательней меня, и не в пример циничней. Я росла без отца с отрочества. Он рос без обоих родителей с рождения.
— Извини, пожалуйста, — сказала я, — это был очень бестактный вопрос.
Он отвёл взгляд.
— Нет, почему же, вопрос нормальный. Вы извините, за откровенность.
Я сидела на ступеньках парадного крыльца, надёжно укрытая плющом и деревянным навесом от любопытных взглядов из окон. Да, мне нужно было покурить. И пообщаться с нормальным, искренним человеком, вроде Джейми, чтобы сегодняшние промахи в наведении мостов с будущей роднёй приобрели нужную пропорцию.
Полчаса спустя я увидела, как он выходит из боковой двери с открытой банкой будвайзера в руке. Джейми отнёс её к дальнему краю лужайки и оставил возле каменной стены. По пути обратно подошёл ко мне, отбрасывая на траве длинную ломаную тень.
— Холодает, — сказал он, — вам лучше вернуться в дом.
— Я посижу ещё пару минут, — ответила я, — мне нравится тишина и ветерок с холмов.
Он улыбнулся, скрестил руки на груди.
— Можно задать тебе ещё один бестактный вопрос?
— Если не боитесь получить слишком прямой ответ.
Я запнулась, чувствуя, что время вокруг нас остановилось, а воздух стал густым и сладким, как сахарная вата.
— У меня нет девушки, если вы об этом, — сказал Джейми.
— Вообще-то, я про пиво хотела спросить. Ты его тоже для Дюка поставил?
— Для кого? — он рассмеялся хрипловатым мальчишеским смехом. — Нет, конечно. Просто примета такая, на счастье. Спокойных снов, Мадлен! И не стесняйтесь, если я могу чем-либо вам помочь.