Сто имен
— То есть вас, — уточнила Китти.
— Мне они дохнуть не давали, вбили себе в голову, и все. Только мной и занимались, а ведь я один кое-что знал о том месте, где ее видели в последний раз.
— Может быть, именно поэтому.
— Мой приятель по прозвищу Молодчага как раз и работал на парковке. Но они так старались повесить все на меня, что ни единому моему слову не верили.
— Вроде бы расследование всегда начинается с семьи?
— Но не до такой же степени. Не так. Конечно, Молодчага не слишком надежный свидетель, у него бывали неприятности.
Интересно, почему же его прозвали Молодчагой?
Молчание. Арчи вновь принялся следить за той женщиной. Она наматывала салфетку на палец, стягивала так, что из-под края ободком выбухала кожа, разворачивала салфетку и вновь наматывала. Кафе постепенно заполнялось, повар хлопотал за стойкой, что-то разогревал на сковородке, еда скворчала, и запах жареного наполнял маленькое помещение. У Китти заурчало в желудке, она отщипнула очередную виноградину.
— Почему они в итоге сняли с вас подозрение?
— Нашли тело.
Снова молчание.
— Понимаете, ее изнасиловали. — Это застало Китти врасплох, она едва не подавилась виноградиной.
— Этого я не знала.
— Я позаботился о том, чтобы это не упоминали в прессе. Не унижали ее лишний раз. Она так долго пролежала в поле, что улики все равно не сохранились.
— Но вы уверены, что виноват тот парень, Брайан О’Коннелл.
— Да, Бинго, — твердо, насмерть уверенный, ответил он. — Так же уверен, как в том, что я живу и дышу. Я часто встречался с ним и ловил его взгляд — такой особенный взгляд, мол, ему все сошло с рук и разве это не забавно?
Китти покачала головой:
— Не стану винить вас за то, что вы разделались с ним.
— Пришлось бы — снова сделал бы то же самое, — напрямик отвечал он. — И хорошо, что не убил: если захочется, могу в любой момент повторить.
— Вы не сделаете этого.
Бравада слетела с него.
— Я бил, пока не увидел смертный страх в его глазах, и этого с меня хватит. Это я буду помнить всегда. Храню вот тут, — он постучал себя по виску. — Я сделал это ради Ребекки.
Китти попыталась представить себе его жизнь после трагедии — жизнь обычного семейного человека рухнула, и пострадал он не один раз, а дважды.
— Вы с женой расстались?
Он кивнул.
— Она переехала в Манчестер. Нашла себе хорошего человека. Сумела начать жизнь заново. Это ее право. Нельзя жить одним только гневом. Гнев разрушает. Он уничтожил все: наш брак, отнял друзей, само собой, и на работу меня обратно не приняли. Судебный приговор отнюдь не повышает шансы трудоустроиться.
Про это мог бы мне и не рассказывать, усмехнулась про себя Китти.
— И вы работаете в закусочной.
— А еще вышибалой в клубе по соседству. Вот почему я обычно завтракаю здесь. — Он опять покосился на ту женщину. — Надо же как-то сводить концы с концами. Берусь за любую работу. Пытаюсь вернуться к нормальной жизни, насколько это возможно.
— Вакансий не предвидится? — спросила Китти.
Он хмыкнул:
— Вы-то работу не ищете. У вас она есть.
— Не уверена. — Китти представила себе, как отреагирует Пит на ее «откровенность» с воскресным таблоидом. Понеслось дерьмо по трубам.
— Ну вы уж постарайтесь застолбить эту работу за собой, — заявил Арчи, поднимаясь. — Потому что вам предстоит написать историю. Мою историю. — С тем он и удалился, унося с собой свернутую в трубочку газету и предоставив Китти поразмыслить над услышанным и оплатить счет.
Покинув Китти Логан в кафе «Брик Эли», Арчи последовал за той женщиной, которая вошла в кафе после них и только что вышла. Как обычно, она заказала чай и фруктовый рогалик с маслом и джемом, управилась с ними за двадцать минут и ушла. Каждое утро за те девять месяцев, что Арчи наведывался в это кафе, она являлась, пунктуальная, как часы. Словно бы не замечала его присутствия, хотя спозаранку в кафе не было никого, кроме них двоих. Входила и озиралась по сторонам в поисках того, кого там не было, на того, кто был, не обращала внимания. Сидела, ждала кого-то или чей-то призрак, допивала чай и уходила. Арчи завтракал в кафе только по выходным после ночной работы в клубе, но стал заглядывать по нескольку раз в неделю, проверяя, там ли эта женщина, — и каждый раз ровно в восемь утра она входила в эту дверь и всегда с одним и тем же выражением испуганной надежды на лице.
Он следовал за ней по набережной Веллингтона, по Полупенсовому мосту до набережной Холостяков, пока она не вошла в церковь Святого Причастия. Прикинул, не войти ли и туда вслед за ней, однако отказался от этой мысли — не потому, что считал неуместным проследить за женщиной и там, но потому, что не мог принудить себя войти в церковь. Только не в нынешнем его настроении.
Арчи развернулся и побрел домой.
Глава пятнадцатая
Дейрдре, сестра Колина Мерфи, поставила перед братом чашку чая и черничный пирог, его любимый. Хоть как-то его подбодрить, хотя в глаза бросается, что братик набрал лишний вес. Но ей хотелось доставить бедняжке удовольствие: столько уже перемучился, а теперь еще и его жена, Симона, съехала вместе с детьми — ей понадобилась «передышка», и к кому же малыш обратится, если не к старшей сестре? Колин, пожалуй, будет спорить, никогда не признается, но ведь факт: за все это время он ни разу не дал волю гневу. Дейрдре все ждала, когда же это случится, когда он поймет, как с ним обошлись, и взорвется. Не хотелось бы ей оказаться рядом, когда взрыв произойдет, но куда денешься. Больше у мальчика никого не осталось. Многие его поддерживали и сейчас машут ему рукой на улице, хлопают по спине в пабе, но настоящей помощи ни от кого не дождешься.
— Спасибо, Ди, — кротко поблагодарил Колин, не отрываясь от телевизора.
— На здоровье. Точно не пойдешь с нами на ланч? Хороший шведский стол, Нил говорит, поставили большой экран, чтобы смотреть футбол, и ребята придут, а они были бы рады увидеться с тобой.
— Не-а. Но спасибо. — Он выдавил из себя улыбку. — Я тут посмотрю матч.
Дейрдре поднялась, потянулась, выглянула из окна.
— Опять она тут!
Не было нужды спрашивать, кто «она». Колин тоже кинул быстрый взгляд в окно, охватил взглядом газон и дорогу за ним.
— Ты знал?
— Ага.
— Почему мне не сказал?
— Не хотел гнаться за тобой, когда ты понесешься через лужайку со сковородкой в руках.
— Со сковородкой? Уж поверь, я бы нашла что-нибудь получше! — раскипятилась Дейрдре, руки в бока, глаза не отрываются от окна. — Который уж это раз? Второй? Третий?
— Кажется, четвертый.
— Какого дьявола ей здесь надо? — Дейрдре вплотную подошла к окну, чтобы разглядеть пояснее.
— Оставь, Дейрдре, она тебя увидит.
— Пусть видит. Не знаю, чего она добивается, но, богом клянусь, сейчас я отправлюсь туда и задам ей взбучку!
— Ди, остановись! — Он окликнул ее так мягко, что Дейрдре мгновенно отказалась от кровожадного умысла. Вылитый отец, он просто не умеет ни на кого сердиться. Слишком деликатен, слишком мягок, всегда готов выслушать другого и посочувствовать его проблемам. Именно из-за этого Колин и попал в беду. Ту глупую школьницу следовало сразу отправить домой, и пусть бы сама разбиралась со своими подростковыми несчастьями, а он попытался ее утешить. Девка все не так поняла, превратно истолковала его снисходительность и доброту и сама себя поставила в неловкое положение, а расплачиваться пришлось Колину.
Дейрдре вздохнула:
— Не понимаю тебя, Колин! Окажись я на твоем месте, только и мечтала бы выйти к ней, и, видит бог, я бы с ней поговорила! Ладно, мне пора, не то опоздаю. Если надумаешь присоединиться к нам, дай мне знать, мы идем на ланч к двум. Хорошо? — Она поцеловала брата в голову и ушла.
Колин проследил, как сестра выезжает со двора: он опасался, что она не устоит перед соблазном и все-таки «поговорит» с той журналисткой. Сестра уехала, в доме воцарилась тишина — Колин все никак не мог привыкнуть к мертвой тишине, наступивший после того, как Симона заявила, что ей нужно пожить отдельно и подумать о будущем их брака. За подушкой дивана пряталась газета. Колин достал ее и развернул перед собой на низеньком столике. На первой странице ему бросилось в глаза фото Кэтрин Логан — счастливое, улыбающееся лицо. А внутри — другая фотография, когда она выходит из суда. Колин еще раз перечитал статью.