В краю исчезнувшего тигра. Сказки

  
Юрий Харламов
 
В краю исчезнувшего тигра
 
Сказки
   
Волшебная тюбетейка
 
Приключения воробья
 
ЧАСТЬ I
ГЛАВА 1
Скворец Петька
Жил-был воробыш, звали его Чирка. И был у него друг — скворец Петька по прозвищу Острый клюв.
Дружба у них вот с чего началась. Чирка только из гнезда выпорхнул, летать еще путем не умел — его ры­жий котяра Савелий прикогтил. Ну, воробьи шум, крик подняли, вокруг Савельки прыгают, крыльями машут, Чирка благим матом орет, а что толку — ори, не ори, из кошачьих лап, раз уж попался, не вырвешься. Петька случайно рядом оказался, мимо пролетал. Видит, такое дело — камнем с неба на Савельку упал, да в ухо ему так свистнул, что тот перекувыркнулся и глаза под лоб завел. От верной гибели сна с бедного Чирку Острый клюв.
С тех пор дружба у них — водой не разольешь, куда один, туда и другой. Петька на речку купаться — и Чирка с ним. Петька на конюшню мух ловить — Чирка впереди него скачет. Петька по садам, вишни клевать — Чирка туда же. И ведь не нравится ему вишня, а ест. Давится, а ест — потому что Петька ест. Чиркины родители забеспокоились: где это видано, чтобы скворец с воробьем дружбу водили? Чего добро­го, сманит мальчонку в город.
Полетела мать Чирки к соловью Суле — он при клубе в зарослях сирени жил. Рассказала ему все как есть.
– И чем же я могу помочь? — спрашивает Суля, сам горло утренней росой прополаскивает.
– Позволь ему с твоими детишками играть, вон они у тебя какие — тихие, послушные, от гнезда ни на шаг. Может, забудет с ними этого баламута Петьку.
– Что ж, приводи, — отвечает Суля. — Только боюсь, ничего из этого не выйдет. Разные они у нас: на­ши музыкально одаренные, а ваш...
Привела все-таки мать Чирку. Соловьята в честь го­стя концерт устроили, уж так пели, так пели, охрипли даже бедняжки.
– А теперь, — говорят, — давай вместе новую песню разучивать.
Какую там песню! Чирка еле дождался, пока они свое тили-тили закончили, весь исстрадался.
– В другой раз, — говорит. — Меня Острый клюв ждет, головастиков пойдем на пруд ловить.
На том и кончилась его дружба с соловьями.
Петька, надо сказать, непутевый был скворец. Дру­гие в поле да в огороде, а он с утра до вечера песни поет, собак дразнит. Всего-то и старше Чирки на два года, а послушать — весь белый свет облетел. Старые скворцы, глядя на него, только посмеивались. А кто и вздохнет тайком: сирота — отца из рогатки застрелили, мать в перелете погибла... Жил Петька в рассохшейся, по­черневшей от дождей скворешне, спал на голых досках. Но не унывал. Умел мяукать кошкой, квакать по-лягу­шачьи, подражал пению петуха и бибикал, как автомо­биль. Полиглот, одним словом.
Ладно, речь не о нем — о Чирке.
ГЛАВА 2
Жажда странствий
Ловят они как-то оводов на водопое. Тоже сказать, зачем Чирке овод, если он его проглотить не может? Одного Петька силком затолкал ему, так он у него в животе полдня жужжал.
Ну вот, ловят это они, значит, оводов. А Петька возь­ми да и скажи:
– Хороший ты парень, Чирка, один у тебя недоста­ток.
– Какой? — так и вскинулся Чирка.
– Оседлая ты птица, неперелетная.
– А зачем мне лететь куда-то? — отвечает Чирка.— Гнездо теплое, корму хватает. Вырасту — буду, как отец, поля от гусениц охранять.
– Вот-вот, так и просидишь весь век под застрехой, ничего в жизни не увидишь: ни попугаев, ни страусов, ни обезьян.
– Подумаешь, обезьяны! В город в зоопарк слетаю — всех увижу.
– Зоопарк! Детки в клетках... А вот та-а-а-ам...
– Ну, что? Головастики, что ли, крупнее наших?
– Скажешь тоже — головастики. Ты крокодила ви­дел когда-нибудь?
– Конечно, видел!
– Где? В кино?
– По чивилизору.
– То-то и оно! А там их — как огурцов в бочке, только ноздри из воды торчат.
– А искупаться захочешь? Или напиться?
– Лично я в океане купаюсь. В Индийском. Или в Тихом, там волна поменьше. На дельфинах катаюсь... А пить... Кто ж в теплых краях воду пьет? Да еще сырую.
– Неужели молоко?!
Петька овода на лету поймал, живьем проглотил.
– Коров мы с собой туда не берем, как тебе извест­но. А пьем, значит, так: утром — сок манго, в обед — кофе с шоколадом, на ужин — чай с лимонадом...
Чирка, наивная душа, с раскрытым клювом слуша­ет, каждому слову верит.
– А кормишься чем?
– Да уж не навозом из-под снега. На завтрак у ме­ня, например, муха це-це. Я еще сплю, а она уже вок­руг меня летает, жужжит: Петруччио! (Это здесь меня Петькой зовут). Петруччио, — жужжит — я готова: искупалась, ножки помыла, зубки почистила, извольте мною позавтракать... Интеллигентное обращение! Не то, что наш конский овод — его глотаешь, а он норовит те­бя за язык тяпнуть. Да потом еще в животе бодается.
– А живешь где? В поле, в лесу?
– Какой лес? Какое поле? Джунгли! Саванна! Мар­тышки по деревьям, как белки, прыгают. Попугаи виз­жат. Слоны стадами бродят, как у нас коровы. А то, смотришь, кенгуру с сумкой скачет, ну, точь-в-точь на­ша почтарка Дуська. Только из сумки вместо писем да бандеролей дитёночек выглядывает.
Наболтал Петька с три короба. Ему что, привычное дело, а Чирке всю ночь Африка снилась. И на слонах катался, и царя зверей за усы дергал, и со страусами в казаки-разбойники играл.
Утром ни свет ни заря — к Петьке:
– Острый клюв, как думаешь, смогу я до теплых стран долететь?
– Кузнечик до Китая допрыгал, чтоб на креветку посмотреть, — отвечает Петька. Любил выразиться по­затейливее да позаковыристее.
– Возьми меня с собой!
– Взять можно, отчего ж не взять. Да только...
– Ну?
– Вдруг что случится — отвечай потом за тебя.
– Случиться везде может. Вон, в родном дворе чуть не схрумкали.
– От судьбы в кувшине не спрячешься, это верно. И что мать-отец скажут? Отпустят?
– Догонят и еще раз отпустят. Сбегу!
Петька макушку лапой поскреб.
– А если в розыск подадут? И мне из-за тебя вле­тит. Скажут: сманил малолетку.
– Не подадут! Возьми, Острый клюв, я тебе перья чистить буду, червяков копать.
– Подумать надо. Не к теще ведь на блины. Ты хоть летать умеешь?
Чирка рад стараться — свечкой над крышей взмыл, в воздухе кувыркается, всякие коленца выкидывает.
– Да ты не акробатику — скорость мне покажи. А ну, давай наперегонки.
Пока до речки долетели, Чирка на полкилометра от­стал, весь взмок, запыхался, а там и лету всего ничего.
Петька пульс у него пощупал:
– Мало каши ел, подрасти немножко.
Чирка чуть не плачет:
– Сам же сказал: кузнечик до Китая допрыгал!
– Так то кузнечик, он, может, сто лет прыгал. Бу­дешь всю стаю назад тянуть.
У Чирки от обиды — комок в горле:
– А я-то считал тебя другом!... Ошибся, видно...
Петька подумал, клювом повертел, хвост у Чирки зачем-то смерил.
– Ладно, — говорит, — попробуем. Но учти, будешь у меня все лето на голове стоять, в холодной луже по утрам купаться, горошину по вертикальной стенке клювом закатывать. Да и гранит науки придется погрызть!
– Все, что скажешь! А гранит — зачем?
– Не могу же я лететь в жаркие страны с таким необразованным воробьем. Захочет, к примеру, какая-нибудь тамошняя трясогузка-вертихвостка с тобой по­болтать, а ты ни бе, ни мэ, ни кукареку. Мне что, краснеть за тебя?
– Буду грызть! — заверил Чирка.
ГЛАВА 3
Пера, ера, чуха, рюха...
Начали с урока сообразительности.
– Кто такой — сам не клюет и другим не дает?
– Огородное пугало, кто же еще!
– Верно! — приятно удивился Острый клюв. — А это что такое: не сеют, не сажают, сами вырастают?