Дорога в лето (ЛП)

— На самом деле, с того момента я написал не только эти песни. Поэтому да, прошла.
— Вот и хорошо.
Я не хотела, чтобы это прозвучало неуважительно. Именно это и имела в виду: вот и хорошо. Но тон моего голоса по умолчанию отдаёт сарказмом, поэтому эта фраза звучит так, будто я умничаю.
— Эй, — снова защищаясь, говорит Мэт. — Писать песни тяжело.
— Я знаю. — Прекрасно, теперь я чувствую себя виноватой. — Я видела, как Ди работает.
— Она безумно талантлива, — произносит он.
Казанова Мэт взял перерыв и перестал за мной ухлёстывать, и сейчас мы просто друзья, которые зависают вместе. Я ощущаю тонкие изменения в настроении разговора, теперь мы говорим по-настоящему.
— Её умение превращать боль от разбитого сердца во что-то необычное и личное просто впечатляет.
Я сразу вспоминаю его песню «Человек», которую слушала до того, как мы познакомились.
— Ты тоже так умеешь. — Боже. Я не хотела это говорить.
— Правда?
Он выгибает бровь. Ему не нужно знать, что через моё сердце проходят струны, на которых он так виртуозно играет.
— Ну, я думаю, да.
Я делаю большой глоток колы, растягивая время, потому что мне нечего сказать.
Он передёргивает плечами.
— Я не понимаю, как ты это пьёшь.
Я глотаю.
— Прости?
— Кола такая тягучая, сладкая и пузыристая. Фу-у.
— Ты шутишь надо мной, да? — оглядывая его, спрашиваю я. — Потому что мне кажется, что тебя не пустят южнее линии Мэйсона-Диксона7, если ты не любишь колу.
— Клянусь, — говорит он, смеясь над моим замечанием. — Я терпеть её не могу.
— Уфф. — Я поворачиваюсь к стойке, чтобы взять крышку от бутылки. — Ты мне нравишься намного меньше, чем я думала.
— Правда?
Он кладёт руки на стойку по обе стороны от меня. Я разворачиваюсь и оказываюсь в кольце его рук. Мэт подвигается ближе ко мне, приближая свои губы к моим. Откуда-то я знаю, что сейчас он не шутит. Нет, всё дело в нас — мы два оголённых провода, которым достаточно только соприкоснуться, чтобы полетели искры.
— Нам нельзя, — шепчу я.
Мгновение он не движется. Затем произносит охрипшим голосом:
— Это из-за того, что в соседней комнате люди или потому, что я нравлюсь тебе намного меньше, чем ты думала?
— По обеим причинам, — отвечаю я, пролезая под его рукой, чтобы не допустить продолжения.
Противясь самой себе, я оглядываюсь на него, уходя. Он по-прежнему опирается на стойку, а место, где стояла я, пустует. Когда Мэт смотрит на меня, волосы падают ему на лоб, и я жуть как хочу их поправить. По крайней мере, я хотела это сделать, но всё меняется, как он ухмыляется мне, будто точно знает, о чём я думаю.
— Перестань, — грозя ему пальцем, шикаю я.
Улыбаясь, он качает головой. Я выхожу из кухни, пытаясь скрыть своё возбуждение. Прежде чем войти в комнату к Ди, я прислушиваюсь, чтобы быть уверенной в том, что не прерываю их.
— Мэт и правда твой парень? — слышу я вопрос одной из девочек.
Я уверена, что Ди сейчас улыбается, уходя от прямого ответа.
— Знаете, парни и близко не так важны, как друзья. Парни появляются и исчезают, а друзья будут с вами всегда. Вот что важнее всего.
Сейчас как раз самое время для моего появления, и я захожу в гримёрку. Улыбаясь, говорю:
— Что, рассказываешь им о том, насколько я важнее Мэта?
Она смеётся.
— Типа того.
— Это правда, — говорю я девочкам. — Я намного лучше него.
Мэт драматически вздыхает, когда заходит в комнату вслед за мной. Я падаю на свой излюбленный диван, ставя напиток рядом. Ди вскоре завершает разговор. Девочки обнимают её, всё ещё цепляясь за VIP-пропуска, и когда за ними закрывается дверь, мы слышим, как они пищат от радости. Они на всю жизнь запомнят этот вечер — встречу с Лайлой Монтгомери. Вечер, когда Лайла Монтгомери давала им советы.
Мы слышим стук в дверь, и Ди кричит: «Входите!». Это Пич, она зовёт Мэта на сцену. Когда он идёт к двери, я бесстыдно смотрю на него. Пофигу. Ничего не могу с этим поделать. Хотя он и может быть надоедливым, но всё же он рождён для этой пары джинсов «Левис». Он оборачивается, будто чувствует мой взгляд, и ухмыляется, ловя меня с поличным.
Ди тоже ухмыляется, носком легонько касаясь моей ноги.
— Что? — спрашиваю я.
— Я думаю, мой лже-парень запал на тебя.
— Точно нет.
Её улыбка становится шире, будто моё отрицание всё доказывает.
— Тогда что это было? К тому же, я много раз видела, как он на тебя смотрит. Хотя я могла бы обидеться, ведь у нас лже-отношения.
— Это не значит, что я ему нравлюсь. Это значит, что мой бюстгальтер стоит своих денег.
Ди по-прежнему смотрит на меня. Я обдумываю, как бы мне уйти из комнаты и избежать расспросов. Такое ощущение, будто она сейчас посадит меня перед лампой для допроса.
— Тогда почему я только что видела, как ты пожирала его глазами?
Посылая ей мою самую милую улыбку, я отвечаю:
— Потому что его джинсы тоже стоят своей цены.
— Ох, — произносит Ди с сомнением. — Знаешь, я не против, если вы будете встречаться. Вообще-то, мне бы этого хотелось. Всё что угодно, лишь бы избавиться от сексуального напряжения.
Меня тяжело смутить, но Ди это почти удалось. Клянусь, я почти краснею. Это Мэт виноват в том, что ведёт себя так очевидно.
— Боже, Ди.
— Серьёзно. — Она смотрит на меня, пытаясь выглядеть серьёзно. — После Джексона между вами повисло напряжение.
Скривившись, я говорю:
— Нет, неправда. Между нами ничего нет. Он просто прикалывается надо мной, а я над ним. Это всего лишь игра. Тебе не стоит волноваться.
— А зачем мне волноваться?
— Потому что вся Америка считает, что вы встречаетесь. И люди говорят об этом вместо… ну, ты знаешь.
Всё началось из-за этого фото-скандала. Джимми. Мне не следовало об этом говорить. Команда Ди заставила крупные сайты удалить тот снимок, потому что она несовершеннолетняя, но интернет есть интернет. Однако, Ди не смущена тем, что я это упомянула.
— Я знаю, что ты будешь осторожна. Кроме того, Лисса заставит меня и Мэта «расстаться» после тура, так что сомневаюсь, что она волнуется по этому поводу.
— Это так мило с твоей стороны. — Поправочка: Лисса волнуется по этому поводу. Она выколет мне глаза. — Но мне это не интересно.
Ди хмурится, выглядя почти обижено.
— Почему нет? Что там может не нравиться? Он милый, умный, смешной...
— Знаю. — Поверь, знаю. — Но Ди, подумай, просто вспомни тех парней, с которыми я встречалась и как себя с ними вела.
Она молчит, вспоминая Венса Келли — моего первого парня, которого я бросила сразу же, как началась старшая школа, потом Итана Вайлдера, которому я изменяла несколько недель перед расставанием. Только недавно я задумалась над тем, как ужасно повела себя с Итаном. Я даже извинилась перед ним, до того как отправилась в тур. Он принял извинения и повёл себя мило, но от этого мне лучше не стало. Я бы хотела вернуть всё назад и исправить.
— Да, — наконец произносит Ди. — Я понимаю, о чём ты говоришь. Но я думаю, что...
Она замолкает, но я знаю, что она хочет сказать: сейчас всё будет по-другому, потому что я другая. Последние три месяца я обдумывала то, как моё поведение влияет на других людей. Я думала о тех, кого люблю — Ди, папу, семью Ди. Теперь я смотрю на всё с другой точки зрения.
— Я знаю, — говорю я. — Но после всего, что случилось...
Ди кладёт руку мне на колено.
— Не все парни такие же, как Блейк. Тебе нужно это понять, не так ли?
— Разумеется, я понимаю.
Взгляд Ди смягчается.
— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я счастлива, правда. Чаще всего. — В такие редкие моменты я признаю правду. — Но мои раны ещё свежи, Ди. И я не могу рваться в бой, пока они кровоточат.
У Ди есть и свои шрамы. По крайней мере, один. Иногда я представляю, что в её сердце есть дыра в форме подковы, куда сможет поместиться только Джимми. Она должна понимать, почему я держу с Мэтом дистанцию, почему у меня такое чувство, будто кусочки сердца скрепляет только скотч. И не нужно прилагать много усилий, чтобы оно опять сломалось — один удар, и всё начнётся сначала. И я опять буду на земле, собирать себя по крупицам.