Особый тип Баранов (СИ)

 — О-о-о...
 Отполз подальше от Павла и пожаловался со слезами на глазах:
 — Это больно!
 Павел вздохнул. Чего-то подобного он и ожидал. Чудес не бывает. Чем красивее мальчик — тем проблемнее. Может, есть любители, но Павлу такие проблемы никуда не упёрлись. Скатал резинку и потянулся за одеждой:
 — Одевайся, Георгий, отвезу тебя домой. Или куда тебе надо? Хочешь снова к жертвам интервенции?
 — К каким жертвам? Пожалуйста, не надо отвозить, — Гоша подполз и попытался отнять у Павла трусы. — Вы извините, но у вас большой...
 — Да не большой у меня. Ты просто со своим сравниваешь, — Павел потянул трусы обратно.
 — Нет, я не хочу уходить. Я хочу... Вы тоже хотите, я же вижу! — он действительно смотрел дымчато-серым взглядом на красноречивый факт.
 — И что ты предлагаешь?
 — Можно? — потащил к себе за руку.
 Павел улёгся на кровать, а Гоша порывисто склонился, щекоча кожу упругими кудряшками. Сосал, как озабоченная восьмиклассница, насмотревшаяся порнухи. Неумело и самозабвенно. Потом начал так громко стонать, будто это его ублажают. Павел приподнялся, увидел, что Гоша и себя обслуживает. Откинулся обратно. Кончил в подставленные румяные губы, и Гоша ни капли не упустил. Хотя со своей стороны всё, разумеется, перепачкал.
       Он попросил довезти его до дома, недалеко от центра. Сидел в машине улыбающийся и довольный. Павел разделил бы эту первобытную радость, если бы не торопился на работу. Он закурил и протянул пачку Гоше. Тот взял две сигареты, спрятал в нагрудный карман и пояснил:
 — Я вечером покурю. Буду вас вспоминать. Мне с вами очень понравилось.
 — А ведь я к тебе не прикасался, — обронил Павел, выруливая в узкую арку. — Польщён безмерно.
 Гоша захихикал:
 — Я тоже польщён. А можно узнать, как вас зовут?
 — Зачем? Хочешь шептать моё имя, когда вечером будешь курить?
 Гоша или не понимал сарказма, или не обижался на него. Ответил искренне:
 — Хочу шептать ваше имя.
 — Павел.
 — Паша?
 — Павел Петрович. Отчество мне дали в честь отца, а имя — просто так, без дедушки. Тут выйдешь?
 — Да, спасибо. И я хочу сказать... Попросить...
 — Тебе деньги нужны? Сколько? — полез за бумажником.
 — Нет, спасибо, я работаю в аэропорту и получаю зарплату. Я хотел...
 — Говори, я слушаю, — Павел обернулся к парню. Сияет и взлохмачен так, будто его мягкие волосы жестоко трепали двумя руками.
 — Запишите мой номер, пожалуйста, — выпалил Гоша.
 Это он очень правильно попросил, потому что свой номер Павел бы ему не дал. Павел достал телефон и вбил продиктованные цифры. Не сохранил.
 — Всё, иди. Я очень спешу.
 Гоша дёрнулся вперёд, потом назад, погладил руку на рычаге коробки передач и выскочил из машины.
 ***
       Депутат Облдумы Крошин не стеснялся обращаться к Павлу Овчинникову с деликатными просьбами. Он затем и пристроил зятя, которого в душе недолюбливал за гонор и ехидство, в городскую администрацию. Это было и удобно, и выгодно. Удобно — потому, что можно было присматривать за строптивым родственничком, выгодно — потому, что иметь своего человека в управлении финансов экономически целесообразно. В этот раз Крошину требовалось выгулять московского чиновника — да так, чтобы тот продвинул, кого надо. Самому Крошину в его шестьдесят гулять было сложно из-за гипертонии и неукротимого нрава супруги, которая разрушала мозг почище любого криза, поэтому он инструктировал молодого Овчинникова:
 — Кристину ему дай. Или эту, как её, Снежану. — Крошин пульнул по столу толстую денежную пачку. — А лучше обеих. Сделай всё, чтобы удовлетворить его. Я с ним финансовые вопросы порешал, но нужно его ухайдокать — до самолёта. Чтобы в дрова. И чтобы никто другой его не перехватил. В Парус его свози.
 — Когда самолёт? Сегодня вечером?
 — Завтра утром.
 — Виктор Сергеевич, Алёна очень нервничает. Она тяжело переносит, когда я дома не ночую.
 — Паша, мне-то можешь не чесать! Плевать тебе на Алёнку. Как она тебя терпит?
 — Скажите, пусть разведётся.
 — Думаешь, я не говорил? — Крошин тяжело выбрался из массивного кожаного кресла и навис над Павлом: — В общем, головой отвечаешь за Василия Васильевича. А Алёнке я позвоню, придумаю что-нибудь. Иди. Утром отзвонишься, когда погрузишь москвича в самолёт.
 — Понял.
       Павел привёз Василия Васильевича в Парус — спа за городом. Спа в их небольшом, но ни разу не бедном провинциальном городе означает: бассейны, зимний сад, боулинг-бильярд, баня, массаж и бордель под одной крышей. Очень удобно и всегда пользуется спросом. Вася нормальным мужиком оказался. Около пятидесяти, в хорошей форме и острый на язык. Сразу же честно высказал, что думает о пронырливом Крошине. Себя тоже не пощадил, шепнул Павлу в ухо:
 — Но деньги-то я от твоего тестя взял, правильно? Значит, я — не лучше.
 Потом скинул пиджак и грубо сорвал галстук, будто избавляясь от удавки:
 — Душа требует водки и девок. Охота так нажраться и наебаться, чтобы только в Шереметьево очнуться. Организуешь?