Куртизанка

– Итак, в своем плане вы отвели мне роль связной? – резко произнесла Габриэль.
– Да, – не стал увиливать Реми, прямо глядя ей в глаза.
Девушке пришлось отвернуться, чтобы он не увидел всю глубину охватившего ее ужаса.
Она отступила к одному из высоких окон около кровати. Ну почему этому чертову капитану не попросить у нее денег или ночлег? Николя Реми был одним из немногих людей на свете (кроме ее сестер), ради кого она могла бы пойти на все. «Точнее, почти на все», – поправила себя Габриэль.
Многие уже пробовали вызволить Наварру и тайно вывезти его из Парижа. Заговорщиков ловили и приговаривали к смертной казни. Габриэль не желала помогать Реми рисковать жизнью ради столь безнадежного дела. Но мало того, в связи с его желанием вывезти Наварру из Парижа для молодой женщины возникала и другая проблема.
Для Реми Наварра оставался только его королем. Но для Габриэль он был мужчиной, который судьбою обречен запутаться в ее любовных сетях, которому выпал жребий сделать ее самой влиятельной женщиной во всей Франции. Габриэль недоумевала, как этому суждено случиться, если Реми удастся преуспеть в превращении Наварры в беглеца, удирающего прочь в свое крошечное, пустячное королевство на границе с Испанией. Капитан оставался у нее за спиной. Она видела его отражение в оконных стеклах на фоне темного ночного неба, словно он снова превратился в призрак из ее прошлого. Тень отважного воина, который однажды вообразил себя ее рыцарем, а ей отвел роль своей Прекрасной дамы. К сожалению, все это так и осталось их выдумкой, игрой, а Габриэль была слишком мудрой по-житейски, чтобы поверить всем этим играм и фантазиям.
Она почувствовала на душе камень, когда повернулась к Реми.
– Простите меня, капитан Реми, но я не могу сделать то, о чем вы просите.
– Нет, значит, нет, Габриэль. – Его глаза потемнели от огорчения, но, как ни странно, ей показалось, что он облегченно вздохнул. – Это мне нужно просить у тебя прощения. Мне не следовало даже заикаться об этом. Риск слишком велик. У тебя есть все основания бояться. Если тебя бы схватили при передаче сообщений…
– Да не боюсь я этого. Я слишком преуспела в интригах.
– Тогда я ничего не понимаю. – Глубокая борозда появилась между бровями Реми. – Если тут нет никакого риска, тогда почему ты отказываешься?
Габриэль от досады поджала губы, жалея, что не позволила Реми уйти, когда он того желал. Тогда ей не пришлось бы пережить этот момент, не пришлось бы ни в чем признаваться ему. Но она боялась, что и без ее помощи Реми попытается реализовать свой опасный план. Только одно могло остановить его. Надо рассказать ему о пророчестве, о судьбе, предначертанной Наварре, И ей самой.
– Я… – Габриэль судорожно сглотнула, прежде чем могла найти в себе силы заговорить, – я не стану… помогать вам потому, что Наварра должен остаться… при французском дворе. – Она запиналась от волнения. – Нельзя ему растворяться в диких краях Наварры, так далеко от меня. Так получилось… Он нужен мне.
Реми долго смотрел на нее, потом проговорил сквозь зубы:
– О чем ты, черт побери, Габриэль? Ты пытаешься объяснить мне, что полюбила… короля?
– Короли такие же, как и любые другие мужчины, но в этом случае речь не идет о любви. Я восхищаюсь и уважаю Генриха. – Габриэль задумалась, затем добавила: – В нем – моя судьба.
– О какой судьбе ты говоришь? – нетерпеливо оборвал ее Реми. – Он же женат.
– Может, ведьма, у которой я была сегодня вечером, объяснила бы вам лучше. Помимо всего прочего она предсказала мое будущее. Наварра станет королем Франции, а я… – Габриэль было невыносимо трудно смотреть в глаза Реми, но она заставила себя не отводить взгляд и продолжила: —…Стану его любовницей.
Реми сначала опешил, потом в волнении сделал несколько шагов.
– Проклятие! Габриэль, зачем тебе все эти дурацкие игры с темными силами? Ты ведь знаешь лучше меня, что этого делать не следует. Впрочем, это все чертовщина какая-то, так или иначе. Какая еще любовница! Ты благородная девушка. Знатного происхождения, воспитанная должным образом…
– Возможно, так оно когда-то и было.
– Нет, для тебя ничего не изменилось! – Реми прервал свое беспорядочное хождение по комнате, чтобы бросить на нее негодующий взгляд. Несмотря на свой гнев, он напоминал загнанного в угол человека, который все еще отчаянно бьется за свои иллюзии, как, наверное, сражался бы с превосходящими силами противника на любом поле битвы. Реми ни в коем случае не был глупым человеком. Но он намеренно желал оставаться слепым, Габриэль не ожидала этого. Он подошел к ней и сжал ее руки в своих.
– Габриэль, очевидно, тебя смутило и сильно задело поведение отца, – заговорил Реми, ценой неимоверных усилий стараясь не повышать голоса. – Но не следует иногда позволять обстоятельствам делать тебя циничной или ожесточенной. Ты понятия не имеешь, что это такое – продавать собственное достоинство. – И, не выдержав, с отчаянием в голосе добавил: – Не можешь себе даже представить.
– Полагаю, вы уже все поняли, – сказала Габриэль.
– Нет! Я не могу принять это. Только если услышу правду от тебя самой. Ты расскажешь мне все сама.
– Я прекрасно знаю, как торговать собой. – Она впилась пальцами в спинку стула. – Почему, вы думаете, мне удалось попасть в Париж и предъявить свои права на этот дом? Арианн была против моего отъезда, а Ренар фактически держал меня в заточении. У меня не оставалось иного выхода, только бежать. И в конце концов я сумела сбежать с помощью торговца, который снабжал вином замок. – Габриэль опустила глаза и остановила свой взгляд на позолоченном узоре, украшавшем стул. – Господин Дюкло – очень любезный, добродушный мужчина. Он с радостью согласился отвезти меня в Париж в обмен на… на мою благосклонность.
Габриэль услышала, как Реми судорожно глотнул воздух, но не рискнула посмотреть в его сторону.
– Как только я прибыла в Париж, господин Дюкло же не мог быть мне полезным в том, к чему я на самом деле стремилась. Мне нужно было попасть в высшее общество, попасть ко двору. Для этого мне понадобился герцог Пентье.
– Не желаю больше ничего слышать, – прорычал Реми.
Он рванулся к окну и повернулся к ней спиной, словно это могло защитить его от звуков ее голоса.
– Нет уж, черт побери! Вы сами напросились, так теперь слушайте, – крикнула Габриэль. Она с силой прикусила губу, чтобы унять дрожь, затем продолжила спою беспощадную повесть: – Герцог оказался учтив, остроумен и обворожителен. Я многому научилась у него. Прискорбно, но герцог понес финансовые потери, и ему пришлось удалиться в свое поместье. Я не имела никакого желания покидать Париж, и тогда я…
– Прекрати, Габриэль, – взмолился Реми.
Он уперся рукой в оконную раму. Его позвоночник напрягся так, что казалось: еще чуть-чуть, и он просто треснет.
– Тогда я нашла себе маркиза де Ланфора. Хороший мальчик, но имеет склонность писать ужасные стихи. У меня, вероятно, сохранился один из его опусов…
– Я же сказал, прекрати.
Реми проревел так громко, что Габриэль вздрогнула и замолчала.
Крепко выругавшись, Реми опрокинул стол рукой. Бутылочки, флакончики, баночки – все попадало на пол. Габриэль отпрянула, прикрывая руками лицо от разлетевшихся осколков стекла. Она закричала не то возмущенно, не то испуганно.
Прежде чем она успела перевести дух, Реми уже навис над ней. Он грубо схватил ее за плечи и притянул к себе. Его дыхание обожгло ее. Его лицо было перекошено от гнева. Внезапно ей вспомнились слова Касс, когда та держала меч Реми.
«Этот клинок рассказывает мне… совсем о другой, потаенной части души твоего нежного рыцаря. Его прозвали Бичом, Габриэль. Сомневаюсь, что мужчина способен заслужить подобное прозвище своей добротой и кротким нравом».
– Что с тобой произошло, Габриэль? – проскрежетал Реми. В его карих глазах застыла мука и ярость. – Как тебе удалось настолько сильно измениться?
Хотя сердце ее давно ушло в пятки, Габриэль решительно распрямилась и бросила вызов его ярости и гневу: