Жестокие игры

– Господи боже, на улицах что, плакаты развесили?
– Эдди, перестань! В таком городишке, как наш… даже заусеница у соседа не останется незамеченной. Высокий красивый блондин, явившийся из ниоткуда… Неужели ты думаешь, что это не вызывает любопытства?
Эдди принялась протирать сиденья в кабинке.
– И что болтают люди?
Дарла пожала плечами.
– Я слышала версии, что это твой бывший муж, брат Амоса Дункана и представитель «Паблишерс-клиарингхауз-прайз», приехавший вручать выигрыш в лотерею.
Эдди громко засмеялась.
– Если он и брат Амоса Дункана, то об этом мне ничего не известно. Мой бывший муж… Что ж, это интересная версия, поскольку замужем я никогда не была. И могу заверить тебя, что я не стала богаче ни на один миллион долларов. Дарла, это просто парень, которому не повезло.
– Значит, ты не с ним идешь сегодня на свидание?
Эдди вздохнула.
– Я сегодня не иду на свидание. Точка.
– А вот для меня это новость.
Эдди вздрогнула, когда в дверь стремительно вошел Уэс Куртманш. Он уже снял форму и надел модный пиджак и галстук.
– Я четко слышал, что ты обещала пойти в среду на свидание со мной. Дарла, сегодня среда?
– По-моему, да, Уэс.
– Тогда идем. – Уэс поморщился. – Эдди, может, сходишь переоденешься?
Эдди не сдвинулась с места.
– Ты, наверное, шутишь. Неужели ты мог подумать, что я пойду на свидание с человеком, который бросил моего отца за решетку?
– Эдди, это моя работа. А это… – Он наклонился ближе и понизил голос до шепота. – Удовольствие.
Эдди перешла к следующему столику.
– Я занята.
– Дарла пришла тебе помочь. И, насколько я слышал, ты наняла нового посудомойщика.
– Именно поэтому я и должна остаться. Чтобы приглядывать за ним.
Уэс накрыл лежащую на столе руку Эдди ладонью, заставив ее остановиться.
– Дарла, ты присмотришь за новеньким, верно?
Дарла опустила ресницы.
– Я… могла бы кое-чему его научить.
– В этом я не сомневаюсь, – пробормотала себе под нос Эдди.
– Тогда идем. Ты же не хочешь, чтобы я подумал, будто ты не желаешь идти на свидание со мной? Не хочешь?
Эдди посмотрела ему в глаза.
– Уэс, – сказала она, – я не желаю идти на свидание с тобой. Он засмеялся.
– Господи боже, Эдди, ты меня еще больше заводишь, когда злишься.
Эдди закрыла глаза. Было нечестно в такой день послать к ней еще и Уэса. Даже у Иова терпение не безгранично. Но Эдди знала и другое: если она откажется, Уэс останется здесь на весь вечер и будет действовать ей на нервы. Чтобы избавиться от него, проще пойти на свидание, а потом, как только подадут закуски, сказаться больной.
– Ты победил, – уступила Эдди. – Я только предупрежу Делайлу, куда ухожу.
Не успела она дойти до кухни, как появился Джек с ее курткой. Увидев в зале посторонних, он побледнел и втянул голову в плечи.
– Делайла велела принести вам куртку, – пробормотал он. – Она сказала, что ничего страшного не произойдет, если вы немного прогуляетесь и отдохнете от работы.
– Ох, спасибо. Хорошо, что ты пришел. Я хочу познакомить тебя с Дарлой.
Дарла протянула руку, но Джек свою не подал.
– Очень приятно, – сказала Дарла.
– А это Уэс, – бросила Эдди, натягивая куртку. – Ладно. Давайте покончим с любезностями. Дарла, передашь Делайле, чтобы она в восемь уложила Хло?
Похоже, никто ее не услышал. Дарла, пройдя за стойку, сделала громче телевизор, Уэс искоса поглядывал на Джека, который, казалось, пытался вжаться в трещины на линолеуме.
– Мы раньше не сталкивались? – поинтересовался наконец Уэс.
Джек втянул голову в плечи, не решаясь встретиться с ним взглядом.
– Нет, – ответил он и принялся тереть стол. – Не думаю.
Дело не в том, что Уэс Куртманш был таким уж ужасным, – он просто не подходил Эдди, однако ни ее слова, ни поступки не могли убедить его в этом. Через двадцать минут свидания с Уэсом Эдди поняла, что она стучится в запертую дверь.
Они прогуливались по городу, попивая из стаканчиков горячий шоколад. Эдди поглядывала сквозь деревья парка на светящиеся окна закусочной, которые напоминали праздничные подсвечники.
– Уэс, – в шестой раз сказала она, – мне действительно нужно идти.
– Три вопроса. Всего три крохотных вопросика, чтобы я лучше тебя узнал.
Она вздохнула.
– Хорошо. Но потом я уйду.
– Дай мне минутку. Я должен удостовериться, что они правильные. – Они уже завернули за угол парка, когда Уэс снова заговорил. – Почему ты осталась в закусочной?
Вопрос удивил Эдди, она ожидала чего-то более остроумного. Поднимающийся из стаканчика пар окутывал ее лицо пеленой таинственности.
– Наверное, потому, – медленно сказала она, – что мне некуда было ехать.
– Откуда ты знаешь, если всю жизнь занимаешься только закусочной?
Эдди покосилась на него.
– Это уже второй вопрос?
– Нет, первый, подпункт «б».
– Трудно объяснить это человеку, который никогда не работал в закусочной. Ты привязываешься к любовно созданному тобою месту, куда люди могут прийти и чувствовать себя как дома. Привыкаешь наблюдать за Стюартом и Уоллесом… или студентом, который в дальнем углу каждое утро читает Ницше. Или к тебе и другим полицейским, которые заглядывают сюда выпить чашечку кофе. Если я уеду, куда все будут ходить? – Она пожала плечами. – В некотором роде эта закусочная – единственный дом, который знает моя дочь.
– Но Эдди…
Она откашлялась, не дав ему закончить фразу.
– Второй вопрос?
– Если бы ты могла быть кем угодно, кем бы ты была?
– Мамой, – после секундной заминки ответила она. – Я была бы мамой.
Уэс свободной рукой обхватил ее за талию и улыбнулся. Его зубы казались такими же белыми, как серп месяца над их головами.
– Ты, похоже, читаешь мои мысли, дорогая, поэтому это дает мне право на третий вопрос. – Он прижал губы к ее уху, его слова ласкали ее кожу. – Как ты по утрам любишь яйца?
«Он слишком близко». У Эдди в горле встал ком, а кожа покрылась холодным потом.
– Неоплодотворенными! – выпалила она, ткнув его в бок локтем.
И бросилась к желтым окнам закусочной, словно моряк с затонувшего корабля, когда видит маяк: в нем вспыхивает надежда, и он плывет к спасительным берегам.
Джек с Делайлой стояли рядом и резали лук: после обеда толпа посетителей поредела, и они воспользовались моментом, чтобы сделать заготовку для завтрашнего супа. От лука у Джека щипало в носу, на глазах выступили слезы, но это все равно лучше, чем оказаться зажатым в угол горячей Дарлой. Делайла кончиком ножа указала на место совсем рядом с Джеком.
– Она умерла прямо здесь, – сказала Делайла. – Вошла, отругала Роя и упала на пол.
– Но это не ее вина, что Рой положил на тарелку не тот заказ. Делайла искоса взглянула на собеседника.
– Неважно. Рой был слишком занят, так все навалилось, и не собирался выслушивать замечания еще и от Маргарет, поэтому просто ответил: «Хочешь горошка? Вот твой чертов горошек!» – Я бросил в нее кастрюлю. – Делайла сложила нарезанный лук в ведерко. – Он не хотел ее бить. Он просто вспылил. Но, похоже, для Маргарет удар оказался слишком сильным. – Она протянула Джеку еще одну луковицу. – Врач сказал, что у нее сердце было, словно тикающая бомба, готовая взорваться в любую минуту, оно бы все равно остановилось, даже если бы они с Роем не повздорили. Говорят, что в тот день перестало биться ее сердце, но на самом деле мне кажется, что это остановилось сердце Роя. Всем известно, что в случившемся он винит только себя одного.
Джек задумался о том, насколько, должно быть, тяжело жить, зная, что во время последнего разговора с женой ты бросил в нее чугунную кастрюлю.
– Достаточно одной секунды, чтобы вся жизнь перевернулась с ног на голову, – согласился Джек.
– Какая глубина мысли для обычного посудомойщика! – Делайла искоса взглянула на него. – Откуда ты приехал?