Сладостная горечь
Она не должна рассуждать подобным образом, продолжала думать про себя Венеция, и постаралась придать своему голосу веселый тон, рассказывая Майку о том, чем занималась весь день.
В полдень она поехала в Льюис за покупками, а утром писала письма и оплачивала счета. Здесь она многозначительно посмотрела на Майка, лениво листавшего страницы «Тетлера». Он поднял глаза и воскликнул:
– О Господи! Ты видела это, Венеция? Он передал ей журнал, и Венеция поняла, что его внимание привлекла фотография достопочтенной Агаты Беллаторп с ружьем подмышкой, сделанная на прошлой неделе. Рядом с ней стояла мисс Джикс Лоусон.
– Значит, Джикс попала в «Тетлер», – засмеялся он. – Ей это будет приятно. Знаешь, у этой девушки отличные ноги. В этом она просто неотразима… – он нагнулся и ткнул пальцем в фотографию, где Джикс была изображена в бриджах и полувере.
Венеция отдала журнал обратно.
– Кажется, ты говорил, что Джикс не охотилась у Агаты и ты перестал с ней встречаться.
– Разве? Я так не думаю, дорогая. Она объявляется везде, где представляется возможность пострелять.
Венеция снова промолчала, не давая выплеснуться своим сокровенным чувствам наружу. Она знала, что раньше Джикс Лоусон была подружкой Майка и, хотя неприятно было осознавать, что ее муж регулярно видится с девушкой, бывшей его любовницей, решила не разводить сантименты, чтобы Майк не поднял ее на смех и не сказал, что она старомодна. Как он ее мучил временами!
– Ну, и как поживает Джикс? – холодно спросила она.
– О, она рассказала мне о своем романе. Так вот, он гораздо старше ее и хочет на ней жениться, а она считает, что с ним покончено. Сомнительно, что Джикс вообще выйдет за кого-нибудь замуж.
– Возможно, она продолжает любить тебя, – заметила Венеция.
– Я не удивлюсь, – сказал Майк зевая.
– Каким несносным ты бываешь, – тихо проговорила Венеция.
Он рассмеялся, понимая, что играет на самых чувствительных струнах жены.
– Я честен, вот и все, мой ангел.
– Мне кажется, я даже иногда жалею Джикс.
– А знаешь, можно смело утверждать, что она не любит тебя.
– Я и не рассчитываю на это, – мрачно сказала Венеция.
– Ты всегда старательно избегала ее с тех пор, как мы обосновались здесь, и это особенно проявилось, когда ты не пригласила ее на новоселье.
Лицо Венеции покрылось пятнами, и она широко открытыми глазами уставилась на него.
– Но, Майк, ты же согласился, что мы не должны приглашать ее.
Майк принялся дальше разглядывать журнал, и Венеция не могла видеть его лицо.
– Ты, кажется, не особенно горела желанием встретиться с ней; ты, наверное, имеешь «зуб» на нее. Ну да оставим это. Все же я думаю, что вышло не совсем удобно. Джикс прожила в этих краях всю жизнь, и она везде бывает, кроме нас, а это бросается в глаза. Понятно?
Венеция раскрыла рот и тут же закрыла его. Сердце учащенно забилось, а щеки продолжали пылать. Бестактность Майка не знала границ. Было ясно, что ему очень не нравится то, что она не приглашает к ним в дом Джикс Лоусон. С трудом сдерживаясь, Венеция сказала:
– Извини Майк, мы, как будто, решили, что мне невозможно дружить с Джикс. Ведь здесь всем известно… – она закусила губу.
Майк, проживший с Венецией шесть месяцев, так и не смог понять и оценить ее чрезвычайно чувствительную натуру. Это было выше его сил. Возможно, он привык к женщинам с более грубым складом характера. Не подумав, он произнес:
– Ты не должна ревновать к Джикс. Но если уж вздумала… оставь все, как есть, и ни о чем не расспрашивай. Было бы лучше, если бы вы подружились.
Венеция разозлилась не на шутку.
– Пожалуйста, пойми, что я не ревную к Джикс Лоусон, и ты оскорбляешь меня своими словами.
Он в явном недоумении взглянул на Венецию.
– Боже мой! Я что-то сказал не то? Прости! Успокойся… моя сладкая. Если хочешь, не будем приглашать Джикс. Я просто подумал, что было бы неплохо… С ней, чертовкой, когда она в настроении, бывает очень весело.
Венеция налила по второй чашке кофе. С ужасом для себя она обнаружила, что ее руки дрожат.
– Если тебе так хочется видеться с Джикс, и ты находишь ее очень забавной, я приглашу ее на рождественские танцы.
– Как хочешь, дорогая. Я не возражаю. Она отвернулась, окончательно выведенная из себя. Как это похоже на Майка. Как можно быть таким ограниченным? Она-то считала, что за «фасадом» веселого мальчика скрывается мужчина с глубокими и искренними чувствами. Полгода совместной жизни заставили ее усомниться в правильности сделанного выбора.
Ревновать к Джикс Лоусон у нее нет оснований. Это несомненно, как и то, что Майк всецело принадлежит ей, Венеции. Взгляд, брошенный на Пиппу, или эгоистическое желание повидать старую любовницу… что могло это значить для Майка? Тем не менее, Венеция очень хотела бы, чтобы он считался с ее чувствами и не водил эту Джикс в их дом. Это ставило Венецию в неудобное положение: все вокруг знали о прежней связи Майка и Джикс. А Майку невдомек, в какой ситуации он оказывается.
Он даже не понимает, что расстраивает ее, подумала она с огорчением. Он переменил тему разговора и протянул ей руку, ослепительно улыбаясь.
– Садись рядом и поговорим.
Она заставила себя выбросить из головы мрачные мысли и позволила ему усадить себя на колени.
Просторная комната выглядела прекрасно. Венеция придала ей естественное благородство. Плохо обставленную и мрачную гостиную, служившую печальным напоминанием тех дней, когда мать Майка являлась хозяйкой Бернт-Эш, теперь было не узнать. Ее уютно освещали высокие торшеры с атласными абажурами. Три высоких окна, выходящих на газон перед домом, были украшены желтой парчой, а на заново отполированном полу лежали ее любимые ковры. Мебель имела обивку желтого и темно-красного цвета. На диване громоздились небольшие бархатные подушки. В дальнем углу стояло ее любимое пианино с огромной вазой, полной красных и желтых хризантем. По обе стороны от двери располагались два книжных шкафа с книгами, когда-то принадлежавшими Джефри. Здесь ас находился и свадебный подарок леди Селлингэм – секретер времен королевы Анны. На нем – пара замечательных севрских кувшинов. Над камином из резного дерева, очищенном от безобразной викторианской краски, в изысканной флорентийской раме висела картина, выполненная маслом, изображавшая цветы. В просторной комнате также находился настоящий шедевр – Сезанн, которого подарил ей Вайсманн.
– В один прекрасный день он достанется моей крестнице, – сказал он. – А сейчас пусть им наслаждается ее мать.
Картину – великолепный этюд с деревьями, растущими у реки – Венеция приняла с радостью и гордостью. Когда ее взор упал на нее, она вспомнила, как восторженно реагировал Майк, увидев ее в первый раз.
– Потрясно! – воскликнул он.
Это однообразное наречие постоянно срывалось с его губ. Она была рада тому, что ему нравится картина, но потом он все испортил, добавив:
– Если это оригинал, то надо думать, стоит он прилично.
Денежная стоимость вещей для Венеции значила гораздо меньше, чем то, что такой шедевр принадлежит ей, и они с Майком могут ежедневно любоваться им.
Майк сжал ее руку и спросил:
– Ты сказала, что утром оплачивала счета?
– Да. Их накопилось очень много, и большей частью твои, дорогой. Было бы неплохо, если бы ты занялся ими. Нельзя заставлять людей ждать вечно.
– Можно, – рассмеялся Майк. Она взлохматила его волосы.
– Милый… прошу тебя, оплати хотя бы некоторые.
– Дорогая, обязательно, – сказал он, прикасаясь губами к ее руке самым изящным жестом, на который только был способен.
Она ничего не сказала, зная, почему у Майка туго с деньгами. В прошлом месяце он приобрел винный погреб в одном доме, расположенном в Льюисе. Он также купил в Ирландии вторую и очень дорогую охотничью лошадь, к которой давно присматривался. Кроме того, в помощь Беннетту и для работы в саду был нанят мальчик. Венеция настаивала, чтобы он платил из собственного кармана, Майк охотно соглашался и даже поручил своему банку каждый месяц переводить деньги Венеции. По его словам, он намеревался «содержать свою жену». Она согласилась принять эти деньги не потому, что нуждалась в них, а скорее ради того, чтобы поддержать его морально, дать ему почувствовать, что он несет свою долю расходов в общем хозяйстве. Трудность заключалась в том, что он слишком много тратил денег на второстепенные вещи, на то, что доставляло ему удовольствие. Всякий раз, когда она заводила разговор о деньгах, у него вечно их не оказывалось.