Дворец из камня

— Если только не подойдет к нему с подветренной стороны, — сказал юноша и помахал у себя перед носом.
Мири улыбнулась. Наверное, студенты не слишком серьезные люди и любят посмеяться.
— А сколько времени уйдет на то, чтобы стать магистром?
— Лет двадцать, не меньше.
— Двадцать…
У Мири упало сердце. Как же она успеет выучиться всего за один год?
— Погоди… Если ты был здесь в прошлом году, почему же по-прежнему носишь голубое?
— Я не закончил учебный год, — ответил юноша, и что-то в его голосе подсказало Мири, что он не желает об этом говорить.
Они поднялись по многочисленным лестницам (Мири даже не подозревала, что их может быть так много) и наконец пришли в зал, облицованный серой каменной плиткой и деревянными панелями, с узкими окнами, выходящими на реку. Здесь оказалось около трех десятков студентов в мантиях «чистое небо», из них двое или трое, к облегчению Мири, были одного с нею возраста. Мужчина с седой бородой — единственный, на ком была черная мантия, — поднял руку, и все притихли.
— Я магистр Филипп. А вы либо начинаете свою учебу в Замке Королевы, либо проникли сюда незаконно. Если вашего имени не окажется в моем списке, — он потряс какой-то бумагой и грозно зарычал, — я буду вынужден отослать вас на лобное место для казни без суда и следствия.
Мири подумала, что он шутит. Наверняка шутит, как же иначе? Но никто не засмеялся.
— Называйте свои имена, а я буду отмечать по списку.
Магистр Филипп ткнул пальцем в ближайшую студентку.
— Ханна, дочь Венджера, из Элсби, — представилась девушка.
Магистр Филипп уткнулся в бумагу.
— Мм, ваше имя здесь есть, так что, похоже, вы избежали топора. На сей раз. Следующий.
После первого десятка имен и провинций Мири перестала слушать. Тот юноша, который с ней заговорил, оказался Тимоном из Асленда. Его имя она запомнила.
Мири внимательно рассматривала картину над камином, когда Тимон толкнул ее в бок. Настала ее очередь представиться.
— Ой. Я Мири, дочь Ларена, с горы Эскель.
Магистр дернул бровями: наконец-то его что-то заинтересовало.
— Наша первая студентка с горы Эскель. Мм… А где вы проходили предварительную подготовку?
Мири заморгала:
— Какую предварительную подготовку?
— В какую школу вы ходили раньше?
— Да в ту единственную, что у нас была. В академию принцесс.
Вот теперь все заинтересовались. Мири нервно улыбнулась, испугавшись, как бы ее не приняли по ошибке за Бритту.
— Я была там просто одной из учениц, — пояснила она. — Не принцессой. То есть среди нас принцесс не было, конечно. И принц Стеффан выбрал не меня в свои невесты. Он выбрал Бритту, поэтому теперь она будет принцессой. Но мне все равно. То есть… хм…
«Закругляйся, Мири», — велела она себе.
— Выпускница академии принцесс, — произнес магистр Филипп. — Скажите-ка мне, вы учились чему-нибудь, помимо чтения?
— О да, мы учили всё.
— Всё? — Он заморгал, презрительно поджав губы. — Я не знаком с таким предметом. Он относится к естественным наукам или искусству?
— Э-э, я хотела сказать, что мы также изучали коммерцию, дипломатию, географию, королей и королев, манеры и искусство беседы…
Кто-то фыркнул, и Мири покраснела. Наверное, настоящим студентам нет дела до манер и искусства беседы.
— Хорошее начало, — сказал магистр Филипп.
Начало? Разве есть другие предметы?
— Само собой разумеется, чтобы стать преподавателем, нужно также постичь основы математики, естествознания, инженерной науки, юриспруденции, музыки и живописи, астрономии, истории, логики, риторики, теологии и этики.
— Что такое этика? — спросила Мири.
Если честно, названия других перечисленных предметов она тоже слышала впервые, но сразу их забыла.
— Этика… — Преподаватель перевел взгляд на картину над камином. — Я заметил, как внимательно вы разглядывали это произведение искусства.
Мири кивнула. До приезда в Асленд она видела только одну картину и дорожила ею не меньше, чем своими шестью книгами. Но теперь ее картина потеряла всякое значение. Та, что висела здесь, была не только больше по размеру, но и живее, ярче. Изображенная на ней девушка наливала молоко из кувшина и смотрела в окно, за которым царила ночь. И Мири чувствовала все то, что, наверное, чувствовала эта девушка. Что ее дом маленький и надежный, а мир там, за окном, огромный и пугающий, но в то же время зовущий. Как она поступит, эта девушка? Останется дома и будет все так же наливать молоко? Или уйдет?
— Это одна из сохранившихся работ мастера-живописца Халстейна. Обратите внимание, как свет от свечи падает на щеку девушки, повторяющую форму кувшина и полумесяца. Совершенство.
— Да, — согласилась Мири.
— А теперь представьте, что в Замке Королевы начался пожар. Кроме вас, в здании находится только один человек — убийца ребенка, прикованный цепью в темнице. Если спасете убийцу, он не причинит вам зла, но проведет остаток жизни в другой тюрьме, а картина погибнет. Если спасете картину, то погибнет человек. Кого будете спасать — убийцу или картину?
«Картину, конечно», — сразу подумала Мири. Но, заподозрив, не пропустила ли она чего-то, сказала только:
— Картина невосполнима…
— Как и человек, — подхватила девушка по имени Ханна.
И тут начался спор, такой динамичный, что Мири едва успевала следить, кто и что говорит.
— Картина вдохновляет, а человек убивает.
— В отличие от картины человек живое существо, а потому обладает бесконечным потенциалом творить добро…
— Или зло.
— Картина дарит нам красоту.
— Красота бесполезна. Просто подсчитайте, что дороже: картина или работа, которую может сделать человек.
— Ты только и думаешь, что о звонкой монете. А как же добро и зло?
— Кто имеет право судить о ценности человеческой жизни?
— Да и есть ли какой-то предмет ценнее человеческой жизни?
— Он уничтожил свою жизнь, лишив жизни другого человека.
— Вот это, госпожа Мири, — изрек наконец магистр Филипп, призвав всех к тишине поднятой рукой, — и называется этикой. Наукой, решающей, что правильно, а что нет.
— Неразрешимый вопрос, — сказала Ханна.
— Такой же неразрешимый, как сама жизнь, — возразил Тимон.
Мири так не думала. Однажды ее пытался убить вор и разбойник. Теперь он был мертв, о чем Мири нисколечко не жалела. А самое главное, картина действительно была прекрасна.
Остаток утра они занимались математикой, и хотя Мири прилежно писала мелом на своей доске, она то и дело поглядывала на картину. Вопрос этики, казалось, повис в воздухе прямо перед ней, этакая пылинка, которую ладошкой не поймаешь.
В конце дня Тимон поравнялся с ней на лестнице, когда они покидали здание.
— Ты поселилась не в Замке Королевы? — поинтересовался он. — Я тоже живу в городе. Можем вместе пройтись.
— Э-э… за мной приехала карета.
Мири опустила голову, чтобы закрыть лицо волосами. Только богатые разъезжали в каретах, и Мири почувствовала себя самозванкой.
— Тебе далеко ехать?
— Во дворец…
Он заморгал:
— Так ты что, придворная?
— Хм… я служительница принцессы, — ответила она так, словно сама сомневалась.
— Понятно.
После секундной заминки Тимон зашагал быстрее, направляясь к мосту.
Мири смотрела ему вслед, испытывая досаду и угрызения совести. Как она могла надеяться, что разузнает что-нибудь для Кэтар? Нельзя же, в самом деле, подойти к Тимону и сказать: «Отличный денек, мне нравится твоя обувка, и, кстати, не расскажешь ли мне о революции?» С тем же успехом она могла бы завопить на весь город: «Все, кто хочет избавиться от короля, поднимите руки».
Тут к Мири подошли двое ребятишек. Очень худенькие, босые, одному на вид лет пять, а другому — семь. Костлявыми ручонками они вцепились в ее одежду и захныкали.
— Пятачок, пожалуйста, будьте добры, — попросил мальчишка.
Мири знала из книг, что так называют деньги.