Цыганские сказания (СИ)

Прошёл месяц. Встретились два старых друга и выпили водки. После грамм ста или, например, двухсот один старик спросил другого:
— Цыган ли ты, друг мой Николка?
Чтобы не повторяться, они доехали на электричке до конноспортивной базы, где занималась группа девочек-подростков под предводительством девушки-инструктора. Там цыгане украли себе коней на глазах изумлённой публики: ловкость рук и никакого мошенства. Отойдя от изумления, инструктор бросилась в полицию.
Стариков нашли быстро, по не остывшим, немного неуместным в современном городе следам. Они встали табором в рожнявском парке, жарили там кебаб и пили водку. Невзирая на объявления.
В участке оба очень смущались и даже пустили слезу. Девушка забрала заявление.
Прошёл ещё месяц, а может, и два. Старики встретились и выпили водки.
На этот раз они увели коней у конного патруля рожнявской полиции.
  
Глава II. «Сегодня счастья нет, завтра найдётся». Цыганская народная поговорка
 
 
 
Roma uklisto je baval, 
 
grasni parnensa balensa.
 
 
В приёмную я влетаю мокрая, как мышь: от детского крыла, где мирно засыпал Шаньи, к своему кабинету я буквально бежала, не обращая внимания на взгляды гвардейцев, чинуш и прислуги. Мне важно было успеть. А что делать, если озарение меня настигло именно сейчас, а не нормальным рабочим утром?!
Господин Балог, худой венгр средних лет, в удивлении поднимает на меня глаза: он как раз закрывал кейс, малюсенький аккуратный чемоданчик, с которым каждое утро приходит на работу и каждый вечер уходит домой. Что в этом кейсе — загадка загадок.
— Ко мне на стол… — я перевожу дух; секретарь моргает. — Ко мне на стол список подписанных мною приказов за последнюю неделю, по заголовкам, и копию инструкции к субботним учениям, быстро.
Венгр выглядит так, словно с ним заговорила люстра. Все полчаса, в течение которых я меряю кабинет шагами вдоль, поперёк и по диагонали, я гадаю, послушался ли он или уже где-то на пути домой; но высунуть голову посмотреть не решаюсь, чтобы не утратить авторитет.
Авторитет, да. Смешно.
Господин Балог кладёт на мой стол аккуратную, довольно пухлую стопку листов.
— Выйдите, но пока не уходите, — хмуро велю я.
— Да, госпожа гвардии голова.
Приказы-приказики. Так, эти — утверждения учебных планов для гвардейцев. Их, оказывается, тоже чему-то учат. Ну да, рукопашному бою как минимум... по крайней мере, мужчин и парней. Два ходатайства о предоставлении жилья за казённый счёт — они были отклонены или удовлетворены? Не помню совершенно. Ага, приказ о проведении учений, план на ближайшие три месяца (Тот не терял времени на выходных) и инструкции по их проведению. Быстро просмотрев бумаги, я разыскиваю в ящиках не по моей комплекции массивного стола чистый лист и ручку.
— Лиляна?
Кристо, как всегда, заходит без стука. Секретарь никогда мне о нём не докладывает.
— Привет.
— Э… привет. Можешь уделить мне пару минут? — муж озадаченно взирает на кипу бумаг у меня на столе.
— Сейчас пойдём, честно.
— Нет, я хотел попросить тебя подписать это… заодно уж.
Кристо кладёт передо мной исчерканный ручкой листок с аккуратной подписью в конце. Его подписью.
— Что это? — я морщусь, вчитываясь в рукописный готический шрифт, которым грешат большинство выпускников прусских школ. — Новая форма? Она выдаётся раз в три года, твоя ещё в отличном состоянии.
— На размер больше, — кратко поясняет муж. — Из этой я уже вырос. Сегодня заметил.
— Из этой... что?
Я непроизвольно окидываю глазами воротник и манжеты его куртки. Действительно, такое впечатление, что рукав коротковат. Но ведь раньше всё было нормально...
— Вырос, — Кристо растерянно мигает. — Что?
— Ну... у всех моих знакомых мужья... не растут.
— Наверное, они старше меня, — Кристо мимолётно, на долю секунды, вздёргивает белёсые брови, как всегда делает, когда приходит в игривое настроение. — Мне двадцать…
— Уже месяц как двадцать один.
— … в моём возрасте многие продолжают расти.
— Ох, святая ж мать, — я снова перечитываю заявление, словно в нём могут появиться какие-то новые строки.
— Когда твой брат вернулся из армии, он ведь тоже вырос, да?
— Да, но это был... брат. А ты муж!
— Смотри на это позитивно. Пока у твоих знакомых мужья раздаются в талии, я раздаюсь в плечах. Это смотрится гораздо привлекательней.
— Ох, ёж ежович. Ты что, будешь... высокий и... плечистый? Я... это немного... мне надо привыкнуть к этой мысли.
— Да не буду я плечистым. Отец у меня был худощавый и примерно такого роста, как я сейчас. Ну, может, вырасту ещё на цоль или полтора.
— Ох, запропала я... А грудь у него, часом не волосатая была? — мне внезапно вспоминается ещё одно изменение, замеченное недавно во внешности супруга.
— Ну... изрядно.
— Ох, беда пришла…
— Лиляна, ну прекрати! Я себя начинаю мутантом чувствовать.
— А я — педофилкой. Ты с ума сошёл, на ночь глядя мне такие вещи говорить?
— Госпожа гвардии голова, подпишите мне заявление, пожалуйста. У меня рабочий день закончен, мне надо жену в ресторан сводить.
— Ресторан? Ты серьёзно? Но у нас ведь не годовщина, нет? Нет?!
— Нет, годовщина только через месяц. А сегодня ресторан.
Я дописываю ещё две строчки на своём листке, так торопливо, что почерк еле читаем; потом «подмахиваю» заявление Кристо и вызываю секретаря.
— Господин Балог, подготовьте мой указ о внесении изменений в утверждённые инструкции по проведению учений и сами инструкции с внесёнными изменениями.
— Но господин Тот... — лепечет венгр, нервно передёргивая плечами.
— Господин Тот может мне высказать своё согласие или несогласие лично, а вы обязаны выполнять мои требования, разве не так?
Не заметить полусекундную заминку перед ответом невозможно. За эти полсекунды у меня, наверное, становится совершенно зверское выражение лица.
— Так. Слушаюсь, госпожа гвардии голова.
Когда за Балогом закрывается дверь, Кристо спрашивает:
— И что там теперь будет? Нам придётся тебя нести в паланкине? — его брови снова подскакивают на долю секунды.
— Нет. Для начала, вы больше не будете тратить времени на выговаривание полных официальных обращений. Ещё вы будете в два слова объяснять нам ситуацию... буквально. Два кодовых слова, и мы с Госькой и горничной уже знаем, что происходит. Ну и по мелочи.
— Мелочи, обычно, самое интересное. Можно подробнее?
— При эвакуации Шаньи и учениях с ним гвардейцы должны убедиться, что у них или нас есть с собой вода, чтобы поить ребёнка. Это же элементарно — когда ребёнок встревожен, его проще успокоить, если есть возможность напоить. Если ребёнок долго сидит, не имея возможности попить, он начинает раздражаться и капризничать. Если предполагается выход за пределы детского крыла, кроме воды должны быть взяты специальные крекеры. Я думаю, тут всё ясно.
— Ясно. Звучит дельно.
***
Наш служебный автомобиль останавливается перед рестораном; подсвеченная вывеска сообщает, что заведение именуется «Фаршанг».
— Это что, ресторан венгерской кухни? — мы выходим, и я оглядываюсь, непроизвольно пытаясь найти ребят Тота. Они, однако же, как всегда, незаметны.
— Ну да. Ты ведь любишь венгерскую кухню… да?
— У нас в столовой всё время подают одну только венгерскую кухню. Я её каждый день ем.
Кристо выглядит немного обескураженным.
— Я могу позвонить Тоту и отвезти тебя в какой-нибудь другой ресторан. В немецкий. В сербский. В турецкий или французский. Назови любой. 
Ну да, и полчаса или час торчать в машине, ожидая, пока ИСБ срочно обеспечивает безопасность по маршруту и в том, втором ресторане. Или, что вероятней — и хуже, сразу выслушать совет Тота не выделываться и не отнимать почём зря ресурсы службы. С невысказанной угрозой новых сюрпризов.