Голубоглазая ведьма

Единственный ленивый взгляд маркиза в свою сторону они с готовностью истолковывали как верный признак зарождающейся неземной страсти и моментально убеждали себя, что на этот раз все будет иначе, уж теперь-то эта знаменитая своей неприступностью крепость падет под натиском их совершенно неотразимых чар!
Однако неизменно и притом удивительно скоро дамы обнаруживали, что впали в досадное заблуждение.
Что касается подарков, маркиз поражал всех своей щедростью.
Кроме того, он расточал направо и налево комплименты, непревзойденные по изяществу и зачастую таящемуся в них скрытому смыслу, нередко весьма нелестному для их объекта; впрочем, подтекст его замечаний был столь тонок, что его вовсе не было нужды замечать.
Он был также чрезвычайно искусен в том, что леди именовали «занятием любовью», говоря об этом без всякого стеснения, так как за прошедшие с тех пор двести лет это словосочетание радикальным образом изменило свое значение. Во времена, являющиеся предметом нашего повествования, речь шла всего-навсего о продуманной до мелочей науке куртуазности - ухаживания за дамами на уровне, который они сами определяли для себя в качестве пристойного.
Этим и ограничивались достоинства маркиза Олдриджа как героя-любовника, а уж тем более – как потенциального жениха, представляющего знатный и древний род и обладающего несметными богатствами, заключенными не только в деньгах и художественных ценностях, но и в обширнейших поместьях, раскиданных по всей Англии.
Никому еще не удавалось взять штурмом неприступную цитадель его загадочного сердца.
Даже проведя с ним ночь, дама не могла похвастаться, что ей хотя бы на время было доверено нечто сверх его восхитительно стройного и сильного тела.
Если любовница оказывалась достаточно умной и честной по отношению к себе, она не решилась бы утверждать, что хоть на секунду добилась с партнером душевного слияния, как бы тесно ни сплетались их тела на тончайших простынях, словно нарочно созданных для блаженства.
– Вы бесчеловечны! – в досаде вскричала одна из дам наутро после свидания, с которым связывала весьма смелые надежды на будущее. – Может быть, вы возомнили себя Богом и нисходите к тем, кто обитает в нижних сферах? Что еще могло бы заставить вас вести себя так высокомерно, держаться на таком отдалении от нас, простых смертных?
Запечатлев страстный поцелуй на губах возмущенной леди, маркиз без труда погасил приступ ее гнева. Однако, когда их уста разомкнулись, бедняжка – а она была весьма неглупа – тут же поняла, что ей едва ли выпадет случай снова встретить своего возлюбленного.
– Знаешь, Освин, – обратился как-то к маркизу его лучший друг, капитан Джордж Саммерс, – если ты будешь менять своих верховых лошадей так же часто, как меняешь женщин, в Англии скоро истощится запас чистокровок!
Маркиз весело расхохотался этой нехитрой шутке.
Капитан Саммерс был его однополчанином. Ничто так не сближает людей, как совместно перенесенные невзгоды и лишения, особенно если речь идет о войне.
Неудивительно, что в разговорах с именитым аристократом захудалый дворянин мог позволить себе немалую фамильярность, совершенно немыслимую в обращении с маркизом Олдриджем аристократов высшего порядка.
– Без женщин мне не обойтись, – легкомысленно ответил тогда маркиз. – Именно поэтому я и не собираюсь жениться.
– Но тебе же когда-то придется это сделать! – возразил капитан Саммерс. – Мой милый Освин, это одно из неудобств, которым приходится расплачиваться за титул! Его обладатели обязаны производить на свет наследников.
– У меня найдется не меньше полудюжины самых достойных и ответственных кузенов. Не сомневаюсь, что они охотно выполнят за меня данные обязанности. Любой из них надлежащим образом поддержит честь рода Олдриджей!
– Принимать столь серьезное решение в таком молодом, практически юном возрасте – ведь тебе, насколько я помню, дорогой Освин, едва стукнуло тридцать с небольшим – излишняя поспешность! В то же время тебе пора задумываться, что однажды ты все же должен будешь осесть, как полагается тебе по твоему статусу. – Друг насмешливо посмотрел на него. – Ты же не можешь до конца своих дней вытирать августейшему другу сопли и прыгать из кровати в кровать.
– Отчасти ты, конечно, прав, – сказал маркиз. –
Меня уже тошнит от необходимости прокрадываться тайком по скрипящим черным лестницам и ходить на цыпочках по тускло освещенным коридорам. Поэтому я и намереваюсь ограничиться в своих амурных похождениях посещением одного весьма приятного особнячка, недавно приобретенного мною в Челси, расположенного в удобной близости от Челси-хоспитал.
– И что же, ты станешь воображать себя при этом Карлом II  [3]? – гнусно усмехнулся Саммерс.
Потом он воскликнул:
– В некотором смысле между вами много общего. Судя по тому, что о нем рассказывают, Карл всегда дарил своим вниманием самую хорошенькую из женщин, появлявшихся при дворе. И каждая новая мордашка отвлекала его от той, к которой он успел приглядеться.
– Да, но он глубоко привязался к Барбаре Кастлмейн. Капитан Саммерс пристально посмотрел на маркиза.
– А тебе известно, что леди Брэмптон вдруг заговорила как настоящая гранд-дама? До тебя дошли слухи о том, что ее супруг перенес очередной удар и находится практически на смертном одре? Он едва ли протянет больше двух месяцев. И тогда, Освин, держись! Она та-ки затащит тебя под венец!
– Из этого ничего не выйдет, можешь мне поверить! – с жаром воскликнул маркиз. – Как я уже говорил тебе, Джордж, у меня нет намерения вступать в брак, и уж тем более моей избранницей не может стать такая побитая молью сплетен и интриг особа, как леди Брэмптон!
– А ей бы очень пошли фамильные диадемы Олдриджей! – подлил масла в огонь капитан Саммерс.
– Не сомневаюсь. Жаль, что ей не представится случая их примерить!
Но, несмотря на бравый тон, которым были произнесены эти слова, маркиз Олдридж ощутил, как у него по спине скатывается струйка холодного пота от одной только мысли о цепких пальцах хрупкой леди Брэмптон, смыкающихся вокруг его горла.
Раньше ему и в голову не приходило, что какая-нибудь женщина может с таким упорством добиваться того, что ей ни под каким видом не предназначалось.
– Черт побери, Джордж! Мне придется покинуть Лондон! Я решился вновь вернуться в свою часть и воевать против Бонапарта!
– Не рассчитывай, что тебя там встретят с распростертыми объятиями! – охладил его порыв Саммерс.
– Какого дьявола? – возмутился маркиз. – Я был храбрым воякой, ты и сам знаешь это не хуже меня.
– Никто и не отрицает твоей смелости, – миролюбиво согласился Саммерс. – Однако на полях сражений от маркизов одни неприятности. Я отлично предвижу продолжение твоей боевой карьеры. В означенные дни и часы ты будешь исправно выхаживать маршем вокруг казарм.
Маркиз промолчал, а капитан Саммерс продолжал:
– Случись тебе попасть в плен, из тебя получится хорошенькое перо в плюмаж на шляпе императора, и тот уж не преминет воспользоваться столь завидным трофеем в своих целях. Уверяю тебя, Освин, если ты вернешься в армию, тебя не командируют дальше ближайшей штабной канцелярии.
Маркиз, удобно расположившись в кресле, обдумывал доводы своего друга, слывшего самым рассудительным в их армейской компании, и после недолгого размышления был вынужден признать его неоспоримую правоту.
Но прав был и он сам, когда говорил, что не может вечно выступать в качестве няньки при его высочестве и играть в кошки-мышки с леди Брэмптон, тем более что в последней забаве ему неизменно доставалась унизительная роль жертвы.
Маркиз не сомневался, что на следующее утро ему предстоит выслушивать слезливые признания принца, раскаивающегося в своем разрыве с миссис Фитцгерберт, а вторую половину дня он будет метаться между Карлтон-хаусом и Илингом, исполняя роль курьера, пытаясь добиться прощения для своего августейшего друга.