Бумажный лебедь (ЛП)

Холодный узел завязался в моем животе. Двое мужчин, которых я безумно любила всем своим сердцем, намеревались разрушить друг друга. У меня было предчувствие, что когда это случится, уцелеет только один.
  
Глава 24
 
Впервые после нашей земляничной стычки Дамиан и я провели ночь вместе, но в то же время порознь. Безвыходность нашей ситуации, последствия моего порыва, моего бегства к нему начинали тяготеть надо мной. Я от всего сердца надеялась, что смогу исправить ситуацию между ним и моим отцом. Я повелась на бредни о том, что для любви нет преград. Конечно, моя любовь к Дамину была именно такой — всепоглощающей и сильной, но сейчас моя любовь лежала в нескольких сантиметрах от меня, ломая голову, как осуществить свою потребность отомстить.
 Любовное возмездие. 
Это удерживало нас от общения друг с другом большую часть следующего дня. Не то, чтобы мы дулись или наказывали друг друга. Я прекрасно понимала, как он себя чувствовал, и он знал о том, какие мысли крутились у меня в голове. Мы просто не знали, что делать или говорить, чтобы стало легче, поэтому мы ничего не говорили.
Я провела утро, кормя Блонди и Брюса Ли цветами гибискуса. Грязный Гарри держался в стороне, пока я не предложила ему банан. По всей видимости, он был сладкоежкой. Никаких признаков Дамиана. Никаких манго утром. Я предположила, что он отсиживается в хижине, но в полдень я нашла на столе его записку
«Перемирие. Свидание. Заберу тебя на закате».
Записка была сложена в фигурку жирафа, как тот последний жирафик, которого он сделал для меня много лет тому назад на мой день рождения. Я некоторое время посидела, держа ее в руках, Это был один из тех моментов, которые запоминаются на всю жизнь. И таких моментов немало. Вы идете по жизни, переворачивая и переворачивая страницы, черные и белые слова сталкиваются друг с другом, а потом — бац!
Три радужных предложения и бумажное животное — и ты роешься в своей одежде и моешь волосы и переодеваешься опять и опять, и кружишься в танце, и влюблена по уши, и полна сил. Вот она — сила этих моментов.
— Вау. Ну и беспорядок.
Я обернулась и увидела как Дамиан пробирается через окно спальной комнаты. Он, должно быть, переоделся и принял душ на лодке, поскольку, черт возьми, выглядел он хорошо. На нем были синяя рубашка с воротником, черный пиджак и джинсы. Золотистый свет обрамлял его лицо, когда он окинул взглядом одежду и сумки, разбросанные по всей комнате.
— Для тебя, güerita. — протянул он что-то завернутое в банановый лист.
Я взяла это у него, прекрасно осознавая, что он просто поедает меня взглядом. Я надела кремового цвета платье в обтяжку, с длинным рукавом и вырезом на спине. Оно выделяло мою загорелую кожу и подчеркивало отросшие светлые корни, пробивающиеся через мои темные окрашенные волосы.
— Что это? — спросила я, развернув подарок.
Дамиан стоял передо мной, и я внезапно осознала, что не обнимала его весь день.
— Просто возвращаю кое-что.
— Мои туфли! — воскликнула я. Золотистые «лабутены» с каблуками в виде шипов. Те, что были на мне, когда он меня похитил.
Он стал на колени передо мной и протянул руку. Я подала ему одну туфлю, а затем вторую, наслаждаясь его прикосновением, когда он надевал их.
— Итак, что за повод? ― спросила я.
— Я просто хочу восполнить пробел. Ты пропустила свой день рождения в этом году, — промолвил он. — А еще просто помириться.
— Ты накачал меня наркотиками на мой день рождения. Я даже не помню, что происходило в тот день.
— Я знаю. Я очень сожалею. И я терпеть не могу, когда мы не разговариваем.
Я чувствовала себя слабохарактерной дурой, но когда он целовал мою шею вот так, когда оставлял на коже такую сладкую, нежную цепочку извинений, я не могла думать ни о чем.
— Я тоже сожалею. За вчераш…
— Не будем, — он заставил меня замолчать.
 Не будем извиняться за те чувства, над которыми мы не властны, за те привязанности, которые нас разделяют. Моя мать. Твой отец. Весь мир, ожидающий, чем это кончится.  
— Только ты и я сегодня вечером, хорошо?
Я кивнула и последовала за ним на террасу, туда, где он накрыл стол. С одним стулом.
Мы ели в тишине, не обращая внимания на какие либо мелочи: как он поднял голову, оставив пространство для моего носа у своей шеи, как я прикончила один кусок, а он три, как он съел самую костлявую часть рыбы и оставил для меня филе, как я залила все это соусом а он съел так. Это был вечер, который мы не хотели заканчивать. Песок сиял от теплого заката, и вода накатывала мягкими золотистыми волнами.
— Десерт? — спросил он, когда мы закончили.
— Только не говори, что ты еще и торт испек.
— У меня есть кое-что получше него, — он повел меня к пляжу, улыбаясь, поскольку я отказалась снимать свои недавно возвращенные шпильки.
Я следовала за ним к куче сложенных на песке горячих камней. Огонь потух, но камни зашипели, когда Дамиан брызнул на них водой.
— Готова? — спросил он.
— Готова, — улыбнулась я.
Он раскрыл корзинку, полную черных, сморщенных бананов.
— Пожалуйста, скажи, что ты не собираешься заставлять меня есть гнилые бананы.
— Эй, я ел твое севиче. Кроме того, это не бананы. Это плантано, он очень сладкий, когда его кожица полностью черная, — он снял кожицу с одного, разделив его надвое вдоль, и бросил его на камень. Когда плантано начал карамелизироваться, Дамиан полил его текилой. Я вскрикнула, когда все загорелось восхитительным с голубым оттенком фламбе.
— Теперь хочешь немного? — он поднял плантано с камня и положил его на тарелку.
Я взглянула на сморщенную кожицу и потом на тарелку. Дамиан пожал плечами и засунул кусок себе в рот. Он откинулся назад, согнул локти, переплетя пальцы за головой, посмотрел на меня. Я попробовала. Плантано было теплым, сладким и клейким, и очень, очень вкусным.
— Лучше чем торт? — спросил он.
— Что такое торт? — я улыбнулась и вытянулась рядом с ним.
Мы ели десерт и одновременно пытались отгадать, в каком месте появится следующая звезда, пока бархатное небо ночи открывалось перед нами.
— Завтра, — произнес Дамиан.
— Что завтра?
— Завтра день, когда я навещаю МаМаЛу.
— Думаешь это безопасно? — мои руки напряглись вокруг него.
— Они ищут Дамиана, не Эстебана. Эстебан пропал много лет назад, и ничего не связывает меня с ним, никто не проследит за мной к МаМаЛу. Не думаю, что они будут наблюдать за могилой женщины, которую никто не помнит.
— Я помню, — сказала я. — Ты помнишь.
Он переплел свои пальцы с моими, и мы слушали песню волн.
— Почему кажется, будто мы — единственные два человека на земле?
— Потому что прямо сейчас так и есть, — я просунула руки под его пиджак и обняла его.
— Знаешь, что я вспомнил? — спросил он. — Помню, я думал, что колыбельная МаМаЛу была о прекрасном маленьком кусочке неба, о чем-то, что рассеивает тьму. Затем мы приехали в Каса Палома, и я подумал, что она была о тебе. Cielito lindo.
— А я всегда думала, что она пела о тебе. Я представляла горы темные и черные, как твои глаза, — я поцеловала глаза Дамиана, его ресницы, прямые брови, цепочку рубцов от швов.
— Я пойду с тобой завтра, — сказала я, стаскивая с него пиджак.
— Я знаю, — он отбросил его в сторону.
МаМаЛу свела нас вместе. Тот факт, что Дамиан готов разделить ее со мной после смерти, как и тогда, когда она была жива, заставил меня любить его еще больше.
— Никакого ветра сегодня, — я расстегнула его рубашку, и моя рука прошлась вниз — никакого песка, — я прошлась языком по его животу.
— Дай мне посмотреть, — он развернул меня и отплатил тем же, его губы получили возможность насладиться моей открытой спиной по максимуму. — Ммммм. Ты права. Ни песчинки. Только гладкая, нежная кожа.
Я поерзала, когда его пальцы заскользили под моим платьем, поднимая его вверх, пока оно не задралось до талии.