Кулисы, или Посторонним вход разрешен!
— Ребятишки, вчерашнюю манеру исполнения не забыли?
Я хотел сказать «не забыли» и почувствовал, что трясусь от волнения. Стоял себе нормально, ничего не было, а тут затрясся, губы у меня свело да зубы начали выбивать чечеточную дробь.
— Пройдем разок, — Миша растянул баян.
Я открыл рот, но вместо слов песни из горла вырвался какой-то сип. Выпученными от растерянности глазами я посмотрел на Мишу.
— Не могу. — просипел я.
— Елки-палки! — Миша громыхнул баяном. — Чего тебя заклинило?
— Его не заклинило, — я увидел в дверях комнатки Бориса Ефремовича. — Это шок. Попросту говоря, он трусит.
— Я трушу?!
— Прорезался голосок, — удовлетворенно сказал он, — значит, просто нервничает. Ну-ка сядь в угол, закрой глаза и скажи сам себе: я спокоен, я спокоен… И на сцену. На зрителе этот страх пройдет. Я же говорил, у тебя есть необходимость самовыражения. Это тебе поможет. Остальным приготовиться, мы начинаем. Я пошел.
Будто в тумане я услышал, как Борис Ефремович поздоровался с дорогими ребятами, мамами и папами и начал читать стихи о пионерском лете. Потом Миша заиграл про веселое звено, Толик зацокал подковками. Из комнаты вышла девочка-колесо… Мы остались одни. Я схватил Петьку за руку и решил спрятаться в ящике из-под яблок, но Борис Ефремович вывел нас на сцену. Я посмотрел вниз, и у меня закружилась голова. Дыхание стоящих передо мной людей, будто паром, обволакивало меня со всех сторон.
— Не надо петь, — услышал я шепот Бориса Ефремовича, — мне вас еще объявить нужно.
Но для меня это уже не имело никакого значения. Миша грянул баяном, чтобы спасти положение… О том, что первый куплет я пропел два раза подряд, а на последний вообще махнул рукой и ушел со сцены, так что Петьке пришлось заканчивать одному, я узнал только после концерта, покатываясь со смеху вместе со всеми. Поразительно, но нам аплодировали! За что вот только? До сих пор не могу понять. Но аплодисменты произвели на меня такое впечатление, что я решил остаться и выступить еще раз. Теперь я уже не страшился ребят из школы. Мне даже хотелось, чтобы они меня увидели.
А потом мы отправились смотреть бесплатный фильм с Чарли Чаплиным. Кроме нас из артистов никто в зал не пошел. Причину равнодушия к такому замечательному фильму я понял, когда на самом интересном месте Толик потихонечку вывел нас из зала.
— Концерт скоро начнется, — пресек он наше нытье.
— Следующий сеанс до конца досмотрите.
Но и следующий сеанс досмотреть не удалось. В этот день выступать пришлось еще два раза. Детские сеансы из-за каникул увеличили на один фильм. А двухчасовой нам помешал посмотреть Петькин режим.
— Завтра придете? — протянул Толик осоловевшему Петьке конфету на прощание.
Я развел руками.
— Петьке завтра в сад.
— И не ходите, — вдруг сердито сказал он. — Это как зараза какая-то. Думал, выступлю разок для удовольствия, в кино бесплатно схожу. И все. А что получилось? Я тут и зимние и весенние каникулы проплясал. И кино не надо было. Каждого выступления жду. «Самовыражаюсь», — передразнил он Бориса Ефремовича. — Лучше б в танцевальный записался.
На следующий день Петька категорически отказался идти в детский сад. Он заявил, что будет ходить со мной в парк. Мама с папой переглянулись, и папа сказал: — Пусть пока погуляет, скоро забирать. Через два дня все выяснится…
Петька страшно обрадовался, и мы помчались в кинотеатр. По дороге я удивлялся, почему они так легко разрешили не ходить Петьке в сад? Что должно было скоро выясниться? Но как только мы оказались около кинотеатра, я сразу про все забыл. Мне хотелось только одного: выступать. Удостоверения мы контролеру протянули одновременно. Обидно, но он даже не взглянул на них, а только насмешливо сказал:
— Проходите, артисты…
Когда мы с Петькой шествовали по фойе, мне показалось, артисты смотрели на нас из своих рамочек гораздо приветливее, чем вчера. А через два дня маме на работу позвонила тетя Паша.
— Евгения, — жемчужные шары в ее ушах раскачивались, наверное, от удовольствия, — ты сейчас ахнешь. Я твоих-то ругала, а они не зря выли, значит. Прихожу я на утренний сеанс в кино, а перед началом концерт показывают. Я вглядеться-то не успела, а тут объявляют: «Братья Метёлкины». Ослышалась, думаю, а они, родненькие, вышли, встали рядом друг с другом, да как затянули про дороги… Жалостливо так. Меня даже слеза прошибла.
— В каком кинотеатре вы их видели? — мама стиснула похолодевшими пальцами телефонную трубку.
— В «Ударнике», Евгения, в «Ударнике», — пропела тетя Паша.
Папу я увидел сразу Он стоял под фотографией белозубо улыбающегося артиста Николая Крючкова и с интересом смотрел на сцену. Мне показалось, что своим взглядом он говорит нам: «Ну, братья Метёлкины, покажите, на что вы способны!»
Мы показали. А папа хлопал нам громче всех. В комнату мы вошли втроем. Толик сразу грустно улыбнулся и понимающе кивнул нам. У меня сжалось сердце, и я опустил глаза.
— Борис Ефремович, вы? Здравствуйте, вот это встреча! — Неожиданно папа кинулся к нему, и они обнялись.
Мы все так и вытаращились на них.
— Коленька, Коленька, — растерялся Борис Ефремович и все хлопал папу по спине, — жив я, жив я, как видишь. Ничего мне не делается…
— Петька, Серёжа, — папа подтащил нас к Борису Ефремовичу. — Это мой учитель. Я у него в ансамбле баянистов в молодости занимался. Мы пятнадцать лет не виделись.
— А я сразу догадался, Коленька, что это твои ребятишки. Особенно старший. В нем определенно какая-то искорка есть. Его на зрителя тянет. Ты у меня неплохо на баяне играл, но искорки в тебе не было. Ты уж прости, стар я врать. А в старшеньком она есть.
— Борис Ефремович, вам ли у меня прощения просить? Вот вам телефон, — папа быстренько написал на листочке и протянул его Борису Ефремовичу. — На заводе вас помнят и с радостью пригласят на работу… Ну, хотя бы руководителем агитбригады.
— Стар я в руководителях ходить, — остановил папу Борис Ефремович. — За телефончик спасибо, я тоже завод частенько вспоминаю. Только уж как-нибудь здесь… Ребят ты, конечно, заберешь?
— Серёже в лагерь… У Петьки сад. Вы уж извините, Борис Ефремович, заберу.
— Возьмите, пожалуйста, — вздохнув, я протянул Борису Ефремовичу наши пропуска.
— Оставьте себе, — сказал Борис Ефремович, — будете с Петькой в кино на правах ветеранов культурного фронта бесплатно ходить.
Этим же вечером после ужина папа достал баян и долго-долго играл наши любимые песни. А потом мы с Петькой спели «По военной дороге», да так громко, что тете Паше за стеной наверняка было слышно. А перед самым сном я почему-то вспомнил слова о том, что через два дня всё должно выясниться. С этими мыслями я и уснул.
История третья
Загадочный воздух
А на следующий день выяснилось — у папы с мамой совпал отпуск. Срочно был созван семейный совет, на который пригласили и нас с Петькой. Слово взял папа.
— Совпадение отпуска в июне бывает раз в сто лет. Это событие просто необходимо отметить чем-нибудь запоминающимся. Я предлагаю совершить совместную поездку на море, — папа вопросительно посмотрел на маму.
Они всегда так поступают. Я-то знаю, они обо всем договариваются заранее. Но на семейном совете последнее слово должно принадлежать маме. Мама подняла за поездку обе руки.
— Решено и подписано, едем на море! — ликующим тоном закончил свое выступление папа.
— На море! Ура! — это закричали мы с Петькой. Но я рано обрадовался.
