Кулисы, или Посторонним вход разрешен!
— Серёжа, — мама вздохнула и виновато посмотрела на меня, — к сожалению, в совместную поездку можем отправиться только мы с папой и Петькой. Тебе придется поехать в пионерский лагерь. Я понимаю, как неприятно все это сейчас слушать, но ничего не поделаешь. Так сложились обстоятельства.
— Вы меня наказываете за то, что я без спроса ходил в «Ударник»? — голос мой задрожал от неожиданности.
— Ну что ты, — мягко сказал папа. — Мама сказала правду, так сложились обстоятельства. Но если тебе наша поездка будет не по душе, ты сможешь наложить на нее вето, и мы никуда не поедем.
— Николай… — мама покачала головой.
— Он парень грамотный, — возразил ей папа, — а если про вето еще не проходил, попробую объяснить: накладывать вето — означает иметь право запрещать другим людям совершать те или иные поступки, если тебе эти поступки не по нраву…
Я сразу загордился. Произнесу сейчас это слово, и они никуда не поедут. Только мама почему-то истолковала мою гордость совсем по-другому.
— Чего набычился? — она легонько взъерошила мне волосы на затылке. — У папы в этом году практически не было выходных дней. А сколько лет он по-человечески не отдыхал, даже представить себе трудно.
— А Петька? — буркнул я. — Он тоже много лет по-человечески не отдыхал? — А я без тебя не поеду, — заявил мой младший брат.
— Этого еще не хватало! — всплеснула мама руками. — Не поедет он! Как миленький поедешь. Что это за круговая порука такая? Тебе в этом году идти в школу в первый класс.
Южное солнце и морской воздух твоему организму просто необходимы.
— Серёжкиному тоже, — упорствовал Петька.
Он оказался более верным другом, чем я.
— Кто же с этим спорит? — с досадой сказала мама. — Но мы не можем тебя отправить в пионерский лагерь вместе с Серёжей. Ты еще мал. А взять вас двоих у нас просто нет никакой возможности. Ты и так будешь проживать там с нами почти на нелегальном положении. Спроси об этом Серёжу, ведь он уже был с нами на море.
— Когда? — изумился я.
— Мы брали тебя с собой, когда ты был в Петькином возрасте. Вспомни, пожалуйста, сколько ты вместе с нами натерпелся мучений?
Я честно пытался припомнить подробности той давней поездки, но сколько ни старался, не смог.
— Не мучайся, — сказал мне папа и укоризненно посмотрел на маму. — В то время он был младше теперешнего Петьки на целых четыре года.
— Возможно, так оно и было, — нервно сказала мама. — Но сейчас разговор идет совсем о другом. Решай, Серёжа, — обратилась она ко мне, — либо ты соглашаешься, и мы едем, либо папа сегодня же отказывается от путевок, которые ему предлагают в завкоме.
Я опустил голову. Легко сказать: «Решай». Если бы я предложил маме такое… Впрочем, мама бы нас, конечно, отпустила… Мне только обидно, что по воскресеньям в лагерь ко всем будут приезжать родные, а ко мне нет…
И тут слово взял папа:
— Принять такое решение самостоятельно ребенку не по силам. Ему между чувством и долгом не разорваться. У меня есть иное предложение.
— Какое? — загорелся я, и южное солнце засияло над моей головой.
— Не торопись, — папа почесал подбородок, — на первый взгляд оно мало чем отличается от предыдущего, но на второй… — и он достал из кармана конверт. — Вот письмо от твоей бабушки. Она приглашает нас провести отпуск у нее в Светлогорске….
— Она ж на гастроли уехала, — не очень вежливо перебил я папу.
— Гастроли отменили, — с радостью воскликнул папа и сам устыдился своей радости. — Они весь июнь будут работать дома. Я ведь хотел свой отпуск провести у нее. Но теперь к бабушке предлагаю ехать тебе одному.
— Одному?! — тревожно воскликнула мама, как будто папа посылает меня на Северный полюс.
— Одному, — подтвердил папа, — вдвоем с Петькой они просто уморят старушку. Ей все-таки шестьдесят. А тут Серёжа побывает в Светлогорске, заведет себе новых друзей, посмотрит спектакли бабушкиного театра. Человек он взрослый, самостоятельный. Думаю, краснеть за него не придется. Тем более бабушка по нему очень соскучилась. Что ты скажешь на это, Серёжа?
Про мою взрослость и самостоятельность от папы мне еще слышать не приходилось. Но я его понял. Ему очень хотелось поехать с мамой к морю… И тут я согласился. Да, да, взял и согласился:
— Решено и подписано, еду к бабушке в Светлогорск заводить новых друзей. — Мама растерялась от моего неожиданного согласия, даже заплакала. А потом сказала, что такой жертвы с моей стороны не забудет никогда. Папа крепко пожал мне руку. Петька с этой минуты и до самого моего отъезда в Светлогорск не отходил от меня ни на шаг.
У меня началась райская жизнь. Папа с мамой кидались исполнять любые мои желания. Но, если честно, я даже начал дни считать до моего отъезда. Почему? На это у меня были причины: во-первых, мне очень хотелось увидеть бабушку, а во-вторых, у нас в классе учился сын заслуженного артиста республики Бурова. Вы спросите, при чем здесь Буров-старший? Да ни при чем. Он-то был гордостью нашего города, его в Москву приглашали работать, но он отказался. Не верите, что так бывает, спросите кого хотите, весь город это подтвердит. А вот Шурка… То есть Буров-младший, как он себя называет, ничьей гордостью не был, но очень хотел стать такой гордостью. И тут ему повезло. Дали ему нищего мальчишку в одном спектакле сыграть. Всех дел там у него было — со своим слепым дедом по сцене ходить и тянуть противным голосом: «Подайте на пропитание», — как раз по его способностям. Но воображать он после этого стал… Придет в класс, сядет за парту, ткнется лбом в кулак и сидит весь урок не шелохнувшись. Как на это у него здоровья хватало? Я бы умер, вот так истуканом сорок пять минут высидеть. Ни одно поручение не заставишь выполнить. У него всегда на все один ответ был: «Некогда мне. Сегодня опять весь вечер за кулисами провести придется». Девочки, конечно, млели от восторга, поддакивали, а по мне, он просто от поручений отлынивал. Я ему сказал, чтоб он про кулисы сказки не рассказывал, а жизнью класса занимался. А он пальцем согнутым постучал мне по лбу и сказал: «Зелен еще арбуз». Я его, конечно, стукнул. Пусть не выпендривается. Так со мной девчонки потом больше месяца не разговаривали. А Галина Андреевна вызывала маму в школу и сказала, что я варвар, не понимаю, на кого руку поднимаю. Мне, конечно, влетело. Но какой я варвар, если у Крылова зелен виноград, а не арбуз? А кулисы, это мне папа объяснил, — такие куски материи, которые висят вдоль сцены с двух сторон снизу доверху и закрывают от зрителя то, что ему, зрителю, не положено видеть. Мама на такой папин рассказ улыбнулась, а девчонки только зафыркали, когда я им про кулисы объяснить попытался. И я подумал, может, папа просто не захотел мне объяснить по правде, что это такое. Вот я и решил, раз на море не берут, повидаю бабушку, она мне толком расскажет, что это такое. Кто знает, может, я зря тогда Шурку стукнул? Может, я после того, как побываю за кулисами, тоже по сорок пять минут истуканом сидеть буду.
Поэтому, когда после аэропорта мы с бабушкой уселись за вишневый пирог, испеченный в честь прибытия высокого гостя, то есть меня, я сразу спросил:
— Бабушка, что такое кулисы?
Бабушка внимательно посмотрела на меня, потом не спеша разрезала пирог, положила на мою тарелку самый большой кусок и сказала:
— Кулисы, Серёжа, — это место, где актер проводит большую и лучшую часть своей жизни. Я, например, провела за кулисами всю свою жизнь и ничуть об этом не жалею.
— Ну и что? — спросил я.
— Что «ну и что»? — не поняла бабушка.
— При чем здесь кулисы? Чего он весь урок истуканом сидит? У него же лучшая часть жизни в школе на уроках проходит.
— Ты о ком говоришь, Серёжа? — ответила бабушка. — Кто и где у тебя сидит?
— Почему Шурка на уроках вот так сидит? — я ткнулся лбом в кулак, но не попал и с размаху стукнулся о тарелку с пирогом.
Вишневый взрыв потряс бабушкину комнату…