Три коротких слова

Мама поцеловала меня в шею, а я обняла ее так, как не обнимала никого на свете. В очередной раз она пообещала, что скоро вернется. Я держала ее за руку и ни за что не хотела отпускать. Мама разжала мои пальцы и сделала шаг назад.
– Я тебя люблю, солнышко, – сказала она, глядя, как миссис Шпиц тащит меня за собой.
* * *
На следующий день миссис Шпиц насильно накормила своим острым соусом Челси, дочь Мелиссы, за то, что та грязно ругалась. Челси вырвалась и с криком «Я все расскажу!» убежала.
Через два дня, как раз когда занятия в летней школе закончились и все дети были в сборе, приехали двое мужчин. Один – в форме полицейского, другой – в гражданском. Сперва они захотели поговорить с Челси. Я ждала во дворе. Она вышла на веранду и с вызывающим видом произнесла:
– Я рассказала, как бабка тебя поколотила и как она насильно пичкала меня своим соусом. – Челси улыбнулась во весь рот. – А еще как она нас запугивает, чтобы мы молчали в тряпочку при гостях.
Самодовольство Челси подействовало на меня успокаивающе, пока не пришла моя очередь зайти внутрь. Меня усадили за кухонный стол.
– Все, что ты скажешь, останется между нами, – мягко произнес мистер Бака. – Мы приехали, чтобы защитить тебя и остальных детей.
Я не посмела взглянуть в сторону Мелиссы и миссис Шпиц, сидевших на диване в гостиной, но знала, что им все слышно.
– Ты знаешь разницу между правдой и неправдой? – продолжал полицейский. Я кивнула. – Расскажи, что произошло.
Когда я закончила отвечать на его вопросы, он спросил:
– У тебя что-нибудь болит?
Я показала на прикушенную щеку.
– Можешь идти.
Миссис Шпиц жестом подозвала меня к себе, принесла лимонад и с озабоченным видом покачала головой.
– Что же ты мне раньше не сказала, что поранилась?
Мистер Бака уже говорил с Хизер. Она рассказала, как ее ставили в угол, заставляли сидеть под столом и бегать вокруг двора. Миссис Шпиц не била ее, признала Хизер, но заставляла пить острый соус. А Гордон, брат Хизер, выдал, что живет у Шпицев уже полтора года, и ему здесь все нравится, не то что в других приемных семьях.
– Тебя часто наказывали? – спросил мистер Бака.
Гордон отрицательно замотал головой.
– Что, ни разу?
Гордон нехотя признал, что ему приходилось бегать вокруг дома и сидеть на корточках под столом в наказание за проступки. В ходе дальнейших расспросов он все-таки открыл, что его, как и других детей, тоже заставляли глотать острый соус.
– А за что тебя так наказывали?
– За то, что ругался.
Стоя рядом с миссис Шпиц, я услышала, как она скрежещет зубами.
Когда пришел черед Тоби, его губы сложились в неестественно широкую улыбку.
– Мне все нравится! – отчеканил он так громко, что его, наверное, услышали бы и на улице.
– Тебя наказывают, если ты не слушаешься? – спросил мистер Бака.
Улыбка держалась на лице Тоби, как приклеенная.
– Ну, иногда ставят в угол.
– А еще? – подсказал мистер Бака.
– Бегаю вокруг дома, как все. Или сижу под столом.
– Долго?
– Минут пять? Десять? – с вопросительной интонацией ответил Тоби.
– Тебя хоть раз били?
Тоби помотал головой.
– Заставляли пить острый соус?
– Одну только ложечку. Если я ругался.
– Кто заставлял?
– Миссис Шпиц, – пробормотал Тоби.
– Когда ты пил острый соус в последний раз?
– Позавчера.
– Что за соус?
Тоби указал на бутылку с изображением пылающих красных перцев, стоявшую тут же на столе.
Митчелл заявил, что у Шпицев ему нравится больше, чем в других приемных семьях, но все-таки подтвердил, что бегал вокруг дома и отсидел свое под столом. Утверждал, что Шпицы его не били и никогда не заставляли глотать острый соус, только черный перец.
Дарла чуть слышно прошептала, что дважды бегала вокруг дома, а сидеть под столом ей не пришлось.
– А соус? – Она покачала головой. – А других детей заставляли его пить?
– Я… я не знаю, – запинаясь, проговорила Дарла.
Люк с криком отвечал «Неа!» на каждый заданный ему вопрос, не переставая вертеть головой туда-сюда.
– Тебя заставляли пить острый соус? Есть черный перец?
– Неа. Я сам!
И он обернулся ко мне, ища одобрения.
Мистер Бака спросил, умеет ли Клэр разговаривать.
– А как же, – ответила миссис Шпиц. – Она у нас умница.
Полицейский спросил у малышки, нравится ли ей здесь, и она ответила:
– Нлавица.
Заслышав ее трогательный лепет, я разрыдалась.
– В чем дело? – спросил мистер Бака.
Миссис Шпиц толкнула меня локтем. Я подняла голову. От ее ледяного взгляда я покрылась гусиной кожей.
– Эшли хочет вам что-то сообщить. – Вначале я не поняла, к чему это, но миссис Шпиц подсказала мне: – Ты хотела сказать, что немного присочинила, да?
– Ну да, – неуверенно проговорила я, прикидывая, не лучше ли будет рассказать всю правду. Если меня не увезут этим же вечером, мне попадет даже крепче, чем раньше.
– Не бойся, – ободрил меня полицейский, – расскажи, что было на самом деле.
– Все было не так, как я рассказывала, – запинаясь, пробормотала я.
– Тебя не били? – переспросил мистер Бака.
Я отрицательно покачала головой. Слезы брызнули во все стороны, но я плакала от ярости, что никто никогда не раскусит уловки миссис Шпиц.
– А что же произошло? – строго спросил он.
– Я п-просто упала, – всхлипнула я. – Оступилась.
– Вечно она со своими выдумками… – процедила миссис Шпиц сквозь зубы. – Столько всего пережить… вы знаете, ведь на ее глазах застрелили деда.
Я пришла в бешенство от ее манипуляции моим прошлым в попытке спасти свою шкуру, но было поздно – ловушка захлопнулась.
Мистер Бака снова осмотрел рану на моей щеке.
– Девочку надо показать врачу, – сказал он миссис Шпиц. – Я могу отвезти ее прямо сейчас, если вы заняты.
– Что вы, я сама, – поторопилась отказаться она.
Как только проверяющие уехали, меня повезли в больницу. Пусть миссис Шпиц удалось обвести меня вокруг пальца в своем доме, думала я, но уж врач точно установит правду.
Когда я отправилась на осмотр, миссис Шпиц потащилась за мной.
– Она упала с лестницы и прокусила щеку. Хоть бы заражения не было! – кудахтала она, прикидываясь заботливой матерью.
Врача ты не проведешь, подумала я. Не такой он дурак, чтобы повестись на твою удочку.
Доктор помахал перед глазами фонариком, осмотрел мои уши, затем рот.
– Ой, как плохо ты чистишь зубы, барышня! Так и до инфекции недалеко!
Я была потрясена. Как, он даже ничего не заподозрил? В выписке значилось: «Упала, прокусила правую щеку». Затем он рассказал миссис Шпиц, как готовить соляной раствор для промывания. И все!
Тем вечером миссис Шпиц подала на ужин мерзкий суп из брокколи, сваренный из полусгнивших овощей, которые ей доставляли вместе с другими второсортными продуктами из супермаркета. Я попросила разрешения не ужинать из-за больной щеки.
– Рот все равно надо прополоскать, – напомнила миссис Шпиц и дала полный стакан горячей воды с солью. – Челси, отведи-ка ее в ванную, пусть полощет как следует.
Стоило мне отпить глоточек из стакана, как во рту запылало еще хуже, чем после ложки острого соуса.
– Ой-ой-ой! – закричала я и выплюнула воду, забрызгав зеркало над раковиной.
– Эшли тут все заляпала! – тут же закричала Челси. Я вылила половину воды из стакана в раковину. – Она все вылила в раковину!
Миссис Шпиц влетела в ванную, оттолкнув Челси. Одной рукой она схватила стакан, другой оттянула мне голову назад и со словами «доктор прописал» опрокинула содержимое стакана мне в рот. Я поперхнулась и закашлялась, а она, поболтав стакан, насильно влила в меня остаток соленой воды. Поперхнувшись, я сплюнула и случайно попала миссис Шпиц на ногу. Она побагровела и вцепилась своими когтями мне в плечо, в нескольких местах оцарапав его кольцами. Вытолкав меня в кухню, миссис Шпиц потянулась за острым соусом, сдавила мне щеки, больно прижимая укушенное место, и обжигающая смесь брызнула мне в рот.