Я дрался на Т-34. Третья книга

– Я пойду к командующему бронетанковыми войсками армии, а ты с пакетом документов пойдешь к командующему 70-й армией генерал-лейтенанту Галанину. Встретимся у командующего бронетанковыми войсками.
Я так до сих пор и не знаю, почему он сам к командующему не пошел. Я вошел в землянку командарма. В приемной сидел адъютант, которому я представился. Он тут же доложил, и мне разрешено было войти. Я представился командарму, доложил, что корпус убывает на доформирование, и подал реляцию:
– Корпус воевал хорошо и заслуживает вполне присвоения гвардейского звания. А где командир корпуса?
– Васильев занят отправкой эшелонов.
– Хорошо, идите.
Я пошел в землянку заместителя командующего по БТиМВ, где находился Васильев. Тот спросил:
– Подписал?
– Да, – и добавил, что генерал спросил, где вы, а я ответил, что занят отправкой эшелонов.
Васильев похвалил меня за находчивость.
Наш корпус был выведен из боев и стал готовиться к отправке на формирование. Командир приказал мне следовать на машине в Москву, забронировать люкс в гостинице ЦДКА и сдать легковую машину в ремонт, что я и сделал.
Корпус расположился в районе Наро-Фоминска. Штаб находился в деревне Шувалово. Командир корпуса встретился с командующим бронетанковыми и механизированными войсками генерал-полковником Федоренко. Беседа шла долго. Васильев докладывал о боях на Курской дуге, об использовании «Матильд» и «Шерманов».
Были решены вопросы комплектования. Корпус перешел на отечественную технику, чему мы были очень рады. Под Наро-Фоминском шло сколачивание подразделений, боевая выучка, стрельба и вождение, командно-штабные учения. В октябре мы отбыли на фронт, поступив в распоряжение 51-й армии. Корпус был сосредоточен на плацдарме на реке Молочная, южнее Мелитополя. 24 октября мы пошли в наступление. Пехоте не удалось прорвать оборону противника, и нашим бригадам пришлось это делать за них. Немцы, боясь окружения, оставили крупное село Чехоград (Новгородовка).
Фронт прорыва расширился на 10–12 километров. Через образовавшиеся «ворота» в ночь на 26 октября, вслед за 19-м танковым корпусом в прорыв вошел 4-й гвардейский Кубанский казачий кавалерийский корпус. На подступах к деревне Чаплинке штаб корпуса столкнулся с колонной словацкой дивизии. Солдаты быстро подняли руки: «Рус! Плен, плен». У нас не было лишних людей, чтобы конвоировать их в тыл, поэтому комкор назначил офицеров-словаков и поставил им задачу вести в наш тыл своих подчиненных.
В ночь на 1 ноября части корпуса ворвались на Турецкий вал. За валом удалось захватить плацдарм шириной три километра и глубиной примерно столько же. Всего за вал прорвалось около 20 танков, до батальона пехоты, несколько батарей противотанковых орудий и потрепанный 36-й кавалерийский полк 9-й кавалерийской дивизии 4-го Кубанского кавалерийского корпуса. С этими частями оказалась и оперативная группа штаба 19-го танкового корпуса во главе с командиром и начальником штаба.
С рассветом 1 ноября я обнаружил, что по валу ходят люди в зеленых шинелях, и подумал, что передовой отряд оказался отрезанным от главных сил. Доложил командиру корпуса, что немцы, вероятно, ночью закрыли проход. Он ответил:
– Да они, похоже, ищут, кому бы сдаться в плен. Садись на «Виллис» и разведай, что там.
Я без охраны поехал к Турецкому валу и попал под пулеметный огонь. Хорошо, что не попали. Вернулся обратно и доложил генералу Васильеву, что проход через вал закрыт:
– Бери танк и по шоссе прорывайся за вал к главным силам корпуса, разыщи командира 4-го Кубанского корпуса генерала Кириченко и проси его, чтобы он оказал помощь.
Сажусь в танк, приказываю механику-водителю выйти на шоссе и на полной скорости, не останавливаясь, мчаться к валу. Сам командир при подходе к валу открыл огонь из орудия и пулемета в направлении противника. Видимо, немцы еще не успели подтянуть противотанковые орудия, а пехота не могла подойти к несущемуся на полной скорости танку. Проскочил метров сто за вал. Остановил танк, открыл люк, высунул танкошлем, чтобы убедиться, что выходить безопасно. Пулеметная очередь тут же изрешетила его. Приказал заряжающему открыть десантный люк. Механику-водителю и командиру танка приказал оборонять машину, а сам с заряжающим выполз из танка и по кювету ползком стал пробираться к своим.
В первой траншее мне удалось встретиться с начальником штаба 25-й мотострелковой бригады. Я ему сказал:
– Группа за валом отрезана, там генерал.
Связался по радио с заместителем командира корпуса полковником Поцелуевым, чтобы он готовил части корпуса и совместно со стрелковыми частями прорывался за Турецкий вал. А сам стал разыскивать генерала Кириченко, командира корпуса.
Невдалеке у дороги я увидел ДОТ. В нем мы накануне скрывались от бомбежки с генералом Васильевым и оперативной группой штаба. Он хорошо подходил для командного пункта. Я не ошибся – здесь находился командир 4-го Кубанского кавалерийского корпуса. Я доложил Кириченко:
– Я старший адъютант командира 19-го ТК генерала Васильева. Он с передовым отрядом и оперативной группой за валом в окружении и просил оказать помощь.
Кириченко, видимо, был в хорошем боевом настроении, лихо сказал:
– Сейчас мы со своими казаками, в конном строю, сокрушим врага!
Тут же поставил задачу командиру 9-й кавдивизии – атаковать вал. Конечно же, «психическая» не удалась – плотный пулеметный огонь с вала заставил кавалеристов залечь и отойти. Понеся потери, конники вынуждены были приостановить наступление.
Я разыскивал полковника Поцелуева и доложил ему. Полковник понял, что срочно надо готовить атаку, обеспечивая ее огневыми средствами. Были развернуты тяжелые танки и самоходные орудия корпуса, пехота 26-й мотострелковой бригады и саперный батальон. Ожидать помощи от пехоты не приходилось – она еще далеко. В это время немцы и румыны атаковали окруженную группировку. У нее были на исходе боеприпасы.
Не было воды, чтобы утолить жажду, ее сливали из радиаторов.
За генералом Васильевым был прислан У-2, но он отказался эвакуироваться. Он не мог бросить людей, тем более что его сын воевал в 202-й танковой бригаде. Несмотря на то что он был ранен, командир корпуса продолжал управлять войсками.
Васильев подготовил две боевые группы по сто человек в каждой и ночью повел их в атаку, предварительно согласовав действия с главными силами по радио.
Проходы на Турецком валу были захвачены, и на плацдарм тут же была введена свежая танковая бригада. Плацдарм за Турецким валом был передан пехоте 51-й армии. С него 8 апреля 1944 года началось освобождение Крыма.
Танковый корпус был выведен из боя. Генерал Васильев получил звание Героя Советского Союза и погоны генерал-лейтенанта танковых войск. Я был за эти бои награжден орденом Красного Знамени. Перед убытием генерала Васильева в Москву на излечение я попросил его, чтобы меня снова перевели в родную мне 202-ю танковую бригаду. Приказ состоялся, и я был назначен на должность старшего адъютанта 2-го батальона.
Вскоре 202-я танковая бригада была переброшена под Большую Лепетиху, где вела бои за плацдарм, который немецко-фашистские войска удерживали на левом берегу Днепра, в его нижнем течении. Весной корпус был выведен в резерв фронта и, получив пополнение в технике, готовился к боям за освобождение Крыма.
Из списка воинов, представленных командиром корпуса к званию Героя Советского Союза, начальник штаба фронта генерал Бирюзов тормознул несколько фамилий. Это было местью командованию 19-го ТК за якобы неправильное использование танкового корпуса в Мелитопольской операции.
При подготовке к предстоящим боям больше всего внимания уделялось отработке ночного вождения. Дело в том, что корпус готовился к переброске через Сиваш. Саперы навели мосты шириной всего 2,2 метра, а длиной более двух километров. Проехать по такому мосту на низких передачах без резких поворотов в ночное время требовало огромного мастерства. На полигоне были построены копии мостов, и на них в ночное время шли тренировки. Результат не заставил себя ждать – ни один танк в Сиваше не утонул.