Я дрался на Т-34. Третья книга
Февраль и март мы провели в Ново-Николаевке. Погода стояла ясная, но ледяные степные ветра продували насквозь. Меня спасала казачья бурка – подарок кавалеристов 4-го корпуса. С питанием дело было налажено хорошо, продовольственная служба со своими обязанностями справлялась. Однажды приходит ко мне начальник боепитания и говорит:
– В посадках много зайцев, можно бы и поохотиться.
– А чем же вы будете охотиться?
– Из винтовок.
– А своих не постреляете?
– Нет. Загонщикам дадим трещотки, а стрелять будем прицельно.
– Хорошо, лично проинструктируйте стрелков, проверьте, чтобы не было гражданского населения.
К полудню следующего дня одиннадцать довольно упитанных зайцев были отданы на кухню. Вечером на ужин получили отменное жаркое. А выпить нечего! Батальон боевых действий не вел, а просто так водку не давали.
Утром 11 апреля 1944 года корпус пошел в наступление. Наша бригада, усиленная 52-м мотоциклетным полком, была выделена для захвата города Джанкой и обеспечения левого фланга корпуса. К трем часам дня мы вышли к городу, а к вечеру очистили его от немцев. Следующая задача – войти в район Карасубазар, перерезать автомагистраль Керчь – Симферополь – так же была выполнена. Вскоре части корпуса первые вышли к Сапун-горе и вынуждены были приостановить наступление до прихода войск 2-й гвардейской, 51-й и Приморской армий. Бои приняли затяжной характер. За успешные действия в Крыму 202-я танковая бригада получила наименование Сивашской, а 19-й танковый был награжден орденом Красного Знамени.
Когда Крым был уже освобожден, перед отправкой из Симферополя бригада размещалась в ауле, южнее города Казби-Эли. Мы видели, как наши «органы» жестко, безжалостно выселяли татар из Крыма. Разумеется, еще до наступления в Крым нас информировали, что крымские татары плохо относятся к русским, что надо быть начеку. Но это мужское население, а наблюдать, как плачущие женщины с детьми садились в машины и отправлялись неизвестно куда, оставляя все хозяйство, было тяжело. Аул пустел. Все было брошено – дома, сады, огороды, лишь мычали недоеные коровы. Мы смотрели на это, и шел мороз по коже. Заходили в дома… Ничего не брали, да и брать было нечего, кроме запасов табака. Его прихватили. Его нам хватило до самой Прибалтики.
202-я танковая, как и весь 19-й корпус, эшелоном уходила из Крыма в район Тулы на очередное пополнение. За две недели мы были пополнены и полностью укомплектованы. За все это время я лишь один раз смог побывать в Туле, посмотреть кино и сфотографироваться. На веселье и амурные дела времени не осталось.
В ночь на 17 июля 1944 года подразделения бригады стали грузиться в эшелоны. Подготовка проходила организованно, без лишней суеты, каждый знал, на какую платформу будет поставлен его танк. К утру первый эшелон был готов к отправке. Когда поезд прошел Орел, стало понятно, что едем на запад. В конце июля 1944 года бригада сосредоточилась в лесах восточнее небольшого литовского города Ионишкис.
2 августа командир корпуса Васильев получил через офицера штаба фронта приказ генерала Баграмяна к 5.00 4 августа сосредоточиться в районе Посвалиса. Как я уже потом узнал, в этот день противник силами шести пехотных дивизий при поддержке более сотни танков нанес удар на Биржай, окружив 357-ю стрелковую дивизию 43-й армии севернее этого города, и пытался развить наступление на Пасвалис.
Днем 5 августа корпус нанес контрудар. Окруженная дивизия была деблокирована. Немцам удалось ликвидировать коридор к Рижскому заливу, пробитый нашими войсками, и восстановить связь между двумя группировками группы армий «Север». От залива теперь нас отделяло 30 километров. Наш батальон в течение 5 августа вел бои за фольварк Паровая. Командир батальона майор Большаков завел батальон в болото, где танки увязли, а немцы их расстреляли. Потери были огромные. Командир бригады полковник Фещенко отстранил Большакова от должности и приказал мне вступить в должность командира 2-го танкового батальона. Оставшиеся танки переданы командиру 1-го танкового батальона капитану Казакову. А я получил приказ выехать в город Паневежис, получить танки для укомплектования батальона. Совершив ночью марш, прибыли в Паневежис, получили 30 танков Т-34. Танки были уральские, они котировались выше сормовских и новосибирских.
В ночь на 20 августа 19-й танковый корпус перешел в оперативное подчинение 51-й армии. Утром противник нанес удар на Жагаре, прорвал оборону и вышел в тыл 51-й армии, перерезав железную дорогу Шауляй – Елгава. Переброшенная навстречу противнику 202-я танковая бригада заняла оборону.
С рассветом 21 августа пришел приказ командира бригады выйти в район Букайши вступить в бой и любой ценой задержать наступление противника. «Ни шагу назад!» – так приказал комбриг.
Батальон вышел из Паневежиса. Узкая дорога с глубокими заболоченными кюветами не давала возможности совершить марш на большой скорости. Пыль, поднимаемая танками, мешала идущим сзади, и несколько танков съехали в кювет. Ждать их не было времени – оставили на попечение техническим службам. Эта же пыль выдавала колонну. Вскоре появилась «рама».
Колонна достигла Эзерниеки. Там нас встретил заместитель командира бригады полковник Малков, который помог выйти на Букайши. При походе к передовой появилось полтора десятка Ю-87. Некоторые танки начали пытаться сходить с дороги. Заметив это, я по радио дал команду: «Увеличить скорость движения и дистанцию». Возможно, что пыль помешала немецким летчикам, и в результате ни один танк не пострадал.
Выйдя к передовой, с марша вступили в бой. Загнав танк в укрытие, по радио поставил задачу командиру 3-й танковой роты старшему лейтенанту Егорову. Он развернул роту в боевой порядок и стал с места вести огонь по наступающим вражеским танкам.
Командиру 4-й танковой роты старшему лейтенанту Дробышеву я приказал контратаковать слева от дороги. Контратака заставила немцев отступить, потеряв четыре танка. Левее роты Дробышева шли танки 1-го танкового батальона. В стык подразделений комбриг выдвинул истребительно-противотанковую батарею капитана Кирмановича. Положение было восстановлено. Вечером мой батальон был усилен мотострелковой ротой старшего лейтенанта Щербанева.
В течение ночи все танки были окопаны, хорошо укрыты и замаскированы, с тем чтобы с рассветом вновь вступить в бой с врагом. Автоматчики и саперы помогли танкистам вырыть окопы для танков, заодно отрыли себе окопы неподалеку. Правда, участок обороны для батальона был великоват – около двух километров, и одна рота автоматчиков не могла создать сплошной линии обороны.
Утром 22-го нас пробомбили, и тут же танки в сопровождении самоходных орудий и пехоты пошли в атаку. Подпустили их на 400 метров и открыли огонь. Несколько танков загорелось. Остальные, боясь разворачиваться, чтобы не подставлять свои борта под огонь, стали пятиться.
Через некоторое время немцы повторили атаку. Всего перед фронтом 1-го и 2-го танковых батальонов шло до 70 танков и самоходок врага. На левом фланге батальона занимал оборону взвод старшего лейтенанта Анатолия Мельникова, его соседом слева была рота лейтенанта Александра Пильникова из 1-го батальона. Уступом за ними стояли артиллеристы капитана Кирмановича.
Старший лейтенант Мельников доложил по радио:
– Снарядом заклинило башню машины, остальные танки подбиты, противник продолжает атаку.
– Выходи на меня.
На этом связь с ним прервалась. Как потом мне рассказали, его танк был подожжен. Экипаж покинул машину, но продолжал вести бой в рядах пехоты. Мельников и механик-водитель Константин Жуков погибли. Позиция взвода Мельникова была захвачена, и немцы подошли к позициям артиллеристов. Я принял решение ввести в бой резерв – взвод лейтенанта Шустова. Отослал заряжающего к месту расположения резерва и продублировал по радио Шустову контратаковать с фланга прорвавшиеся танки. Сам сел на место наводчика, а наводчика поставил заряжающим. Расстояние до танков противника было 200–400 метров, да к тому же они шли бортами ко мне. Довольно быстро я поджег два танка и два самоходных орудия. Тут подоспел взвод Шустова. Он контратаковал во фланг прорвавшиеся танки. Я сжег еще два танка. Брешь в нашей обороне была ликвидирована, положение стабилизировалось.