Убийство по-китайски: Золото
Цзяо Дай ворвался в образовавшуюся щель на коне, чуть не затоптав копытами двух неряшливо одетых солдат, на голове у которых позвякивали заржавелые шлемы.
– Шире открывайте, псы ленивые! – рявкнул Цзяо Дай.
Солдаты дерзко смотрели на всадников. Один разинул рот, чтобы что-то сказать, но, увидев гнев на лице Цзяо Дая, тут же передумал и вместе со своим напарником кинулся распахивать ворота.
Кортеж въехал в город и двинулся на юг по темным улицам.
Унылое зрелище открылось их глазам. Хотя еще не били даже первую стражу, окна всех лавок уже заслонили на ночь плотными деревянными ставнями. Там и здесь кучки людей толпились вокруг масляных светильников уличных торговцев. Когда кортеж проезжал мимо них, они безразлично взирали на лошадей и повозки и снова возвращались к своим мискам с лапшой.
Никто не вышел встречать нового начальника – похоже было, что его вообще не ждали.
Вскоре кортеж проехал под высокой аркой, изукрашенной изящными узорами, и достиг того места, где главная улица разветвлялась, уткнувшись в высокую стену. Ма Жун и Цзяо Дай заключили, что они стоят перед задней стеной уездной управы.
Повернув на восток, они поехали вдоль стены, пока не достигли больших ворот, над которыми висела потемневшая от непогоды деревянная доска с вырезанной надписью: «Уездная управа Ланьфана».
Цзяо Дай спрыгнул с коня и принялся изо всех сил колотить в дверь.
Ему открыл приземистый человечек, облаченный в залатанный халат. Засаленная борода коротышки была всклокочена, кроме того, он страдал сильным косоглазием. Высоко подняв над головой бумажный фонарь, коротышка обозрел Цзяо Дая и воскликнул:
– Неужели, воин, ты не видишь, что управа закрыта?
Далее терпеть Цзяо Дай был не в силах: он схватил коротышку за бороду и принялся трясти так, что голова сторожа с глухим стуком несколько раз ударилась о дверной косяк. Только когда жертва взмолилась о пощаде, разошедшийся Цзяо Дай успокоился и изрек повелительным тоном:
– К вам прибыл его превосходительство уездный начальник Ди, открывайте ворота и созовите всех служащих управы!
Человечек поспешно отворил ворота. Путники прошли внутрь и остановились посреди главного двора перед большой приемной.
Судья Ди сошел с повозки и осмотрелся по сторонам. Высокие шестистворчатые двери приемной были закрыты на запоры, ставни на окнах зала судебных заседаний – затворены. Везде царили темнота и запустение.
Спрятав руки в рукава, судья Ди повелел Цзяо Даю привести к нему сторожа.
Цзяо Дай приволок беднягу, ухватив того за ворот. Коротышка поспешно бухнулся ниц перед судьей, который резко спросил его:
– Кто ты такой и где прежний начальник, его превосходительство Гуан?
– Я, ничтожный, – заикаясь, пробормотал коротышка, – смотритель здешней тюрьмы. А его превосходительство Гуан отбыл рано утром через южные врата.
– Где печати канцелярии?
– Где-то в зале судебных заседаний, – дрожащим голосом ответил смотритель.
Терпение судьи Ди лопнуло. Топнув ногой, он вскричал:
– А где же стража, где надзиратели? Где писцы, письмоводители, служки, где все, кто служит в этой чертовой управе?
– Глава надзирателей уехал в прошлом месяце. Старший писец уже три недели как отсутствует по болезни, а…
– Короче говоря, здесь нет никого, кроме тебя, – перебил его судья.
Повернувшись к Цзяо Даю, он продолжил:
– Заприте этого смотрителя в его собственной тюрьме. Я должен сам разобраться во всем, что здесь происходит!
Смотритель пытался протестовать, но Цзяо Дай хлопнул его по ушам и скрутил ему руки за спиной. Затем он повернул смотрителя и, дав ему пинка, прикрикнул:
– Веди нас в твою тюрьму!
В левом крыле управы, за пустой казармою для стражи они обнаружили довольно поместительную тюрьму. Видно было, что в камерах уже долгое время никто не сидел, но двери по-прежнему затворялись надежно, а окна были забраны железными решетками.
Цзяо Дай затолкал смотрителя в маленькую камеру и запер дверь.
Судья Ди молвил:
– А теперь поглядим, что творится в зале заседаний и в канцелярии.
Цзяо Дай снова взял в руку бумажный фонарь; без труда отыскали двойные двери зала заседаний. Цзяо Дай толкнул их, и они открылись, скрипя ржавыми петлями.
Перед ними предстало обширное и пустое помещение. Толстый слой пыли и грязи покрывал каменные колонны, на которых держался потолок, паутина заткала стены. Вспугнув откормленную крысу, судья Ди взошел на помост и с печалью посмотрел на выцветшее и рваное красное полотно, которым была накрыта скамья.
Судья подозвал Цзяо Дая, затем обошел скамью и отодвинул складную ширму, прикрывавшую дверь в личный кабинет уездного начальника. Поднялось облако пыли.
Кабинет был пуст, если не считать колченогого стола, кресла со сломанной спинкой и трех деревянных скамеечек.
Цзяо Дай открыл дверь напротив, и оттуда в комнату хлынул затхлый воздух. Вдоль стен архива возвышались стеллажи, на которых стояли зеленые от покрывавшей их плесени кожаные коробки с документами.
Судья Ди покачал головой и пробормотал:
– Архив содержался в прекрасном состоянии.
Он распахнул дверь в коридор и молча вернулся обратно во двор. Цзяо Дай освещал ему путь бумажным фонариком.
Ма Жун и Цзяо Дай заперли всех пленников в тюрьме, в казарме уложили трех мертвецов. Тем временем слуги судьи Ди под присмотром домоправителя разгружали багаж. Домоправитель сообщил судье, что жилые покои в глубине управы пребывают в порядке и чистоте. Бывший начальник оставил их в лучшем виде: полы подметены, мебель починена и вычищена. Повар принялся разводить огонь в очаге.
Судья Ди облегченно вздохнул: по крайней мере семья не останется без пищи и крова.
Тогда он приказал десятнику Хуну и Ма Жуну отправляться отдыхать; оба сыщика раскатали свои циновки в соседней с судейскими покоями комнате. Затем Ди сделал знак Цзяо Даю и Дао Ганю следовать за ним в его неприбранный кабинет.
Дао Гань поставил на стол две зажженные свечи.
Судья Ди осторожно уселся в шаткое кресло. Два его помощника сдули пыль со скамеечек и тоже сели. Судья оперся руками о стол, и на какое-то время воцарилось молчание.
В неверном свете свечей вместе они являли собой удивительное зрелище: все трое в коричневом дорожном платье, рваном и грязном после схватки с разбойниками, а лица казались особенно измученными и осунувшимися.
Затем судья молвил:
– Друзья мои, время позднее, и все мы проголодались и устали. Однако не могу не поговорить с вами о странных вещах, с коими мы здесь столкнулись.
Дао Гань и Цзяо Дай кивнули головами в знак полного согласия.
– В удивительное место попали мы, – продолжил судья Ди. – Предшественник мой прожил здесь три года и оставил нам свои покои в отличном состоянии, однако зал заседаний выглядит так, словно им никогда не пользовались, а всех служителей управы он распустил по домам. И хотя к нему послали гонца с вестью, что я прибуду к вечеру, его превосходительство Гуан покинул управу, не передав мне даже записки, а уездные печати доверил этому прохвосту смотрителю. Другие же чиновники уезда просто не обратили внимания на наш приезд. Как можно объяснить все это?
– Не кажется ли вам, ваша честь, – молвил Цзяо Дай, – что здесь готовят бунт против императорской власти?
Судья Ди покачал головой.
– Нельзя не признать, – сказал он, – что улицы пустынны и лавки заперты в необычно ранний час. Но не видно никаких признаков беспокойства или военных приготовлений. Эти люди на улицах не проявляли враждебности, им просто ни до чего не было дела.
Дао Гань в задумчивости потеребил три длинных волоска, что росли из бородавки на его левой щеке.
– На какое-то время мне показалось, – заметил он, – что эту местность опустошила чума или иная моровая зараза, однако, присмотревшись, я не заметил никаких следов паники, и люди спокойно покупали еду у уличных разносчиков.
Судья Ди вычесал пальцами несколько сухих листьев из своих длинных бакенбард, помолчал немного и сказал: