Переселенцы Трансвааля
— Скорее, скорее! — кричал ван Дорн, распоряжаясь приготовлениями к отъезду. — Здесь нельзя более оставаться ни одной лишней минуты!
В надежде спасти стадо, его поспешно собирали в одну кучу, отгоняя платками, шляпами и чем попало преследовавших его насекомых.
Возвращение Пита посреди этой суматохи было встречено далеко не так торжественно, как думали его встретить. Только мать и сестры крепко обнимали и целовали его. Катринка приветствовала его долгим красноречивым взглядом и крепким пожатием руки. Отец, Ганс Блом и Клаас Ринвальд кратко, но сердечно выразили ему свою радость по поводу возвращения целым и невредимым.
Этим пока все и ограничилось. Обстоятельства требовали усиленной и спешной деятельности всего каравана, и потому некогда было предаваться излияниям радостных чувств. Пит и Гендрик тоже приняли участие в общей возне.
Вскоре все пожитки боеров были уложены в повозки, и караван готов был двинуться в путь.
Старшие боеры наскоро совещались, в какую сторону следует направиться. Мнения разделились, но недостаток времени не позволял вступать в подробное их обсуждение. Останавливались только на более существенном.
Одни предлагали продолжать путь в прежнем направлении, но это значило следовать по берегу реки, окаймленному деревьями, в которых могли гнездиться тучи тех самых страшных насекомых, от которых они вынуждены бежать. Зачем же покидать мовану, если все равно не удастся отделаться от неприятеля, и он будет встречаться на всем пути каравана по берегу реки?
Ян ван Дорн считал, что ядовитые мухи были привлечены проходившим стадом буйволов, которые, по всей вероятности, от них и спасались бегством. Другую причину стремительного бега этих крупных животных трудно было и предположить: их никто не преследовал, пожара степного поблизости тоже не было видно, — значит, цеце и были причиною, заставившею стадо внезапно покинуть место пастбища.
Это мнение было вполне основательно, но Ганс Блом и Клаас Ринвальд не хотели согласиться с ним, утверждая, что удаляться наудачу в необозримые прерии, где трудно ориентироваться, крайне рискованно. Цеце, наверное, собрались все в одно место под мовану, где увидали стадо коров, а далее на всем протяжении реки не встретится, вероятно, ни одного насекомого.
Проводник Смуц сразу разрешил спор. Взобравшись с быстротою векши на вершину дерева, он заметил вдали горную цепь, тянувшуюся почти параллельно с рекою. Крикнув сверху о своем открытии, он живо спустился на землю и добавил:
— Это-то нам и нужно. Там нет деревьев, а потому не может быть и цеце. Заблудиться мы не можем, потому что горы идут в одном направлении с рекою. Придерживаясь этих гор, мы продлим наш путь дня на два, не больше.
— А на каком приблизительно расстоянии от нас находятся горы? — спросил бааз.
— Около пяти-шести миль, — ответил Смуц.
— Итак, в дорогу! — крикнул ван Дорн повелительным голосом предводителя, хотя и испрашивая взглядом согласия своих двух товарищей.
— Ну, помоги, Господи, избавиться от этой новой беды! — проговорил Ганс Блом.
Все набожно повторили его слова. Смуц занял свое обычное место впереди каравана. Повозки двинулись и тяжело загромыхали по лугу. Тенистый и гостеприимный уголок под мованой, за несколько минут перед тем кипевший жизнью, снова опустел.
Горная цепь, о которой заявил проводник и к которой должен был направиться караван, находилась по ту сторону реки, и потому нужно было переправляться через реку. Но путешественников это не особенно смущало. Они знали место неподалеку от мованы, где можно было перейти реку почти вброд, но они упустили из виду проливной дождь, ливший ночью. В тропических странах в час выпадает дождя более, чем в средней полосе в течение дня. После этого дождя река сильно разлилась, местами даже вышла из берегов и образовала настоящие озера. Люди и животные еще могли бы переправиться вплавь, но как переправить на ту сторону тяжелые повозки?
Оставалось одно — ждать, пока спадет вода. Боеры сильно взволновались было из-за этой неожиданной задержки, но находчивый Смуц и тут успокоил их.
— Ждать долго не придется, будьте спокойны, — заметил он.
Действительно, вода быстро убывала. В Африке вообще разлив рек продолжается очень недолго.
Уровень реки понижался на глазах у переселенцев с удивительною быстротою. Казалось, будто вода безостановочно уходит в подземные резервуары. Боеры со спокойным сердцем наблюдали за удивительным процессом быстрого убывания воды.
В надежде, что стоять долго не придется, не нашли нужным даже выпрягать повозки. Всадники спешились для приготовления всего необходимого к переправе.
Вскоре река вошла в обычное русло, и вновь образовался брод.
Началась переправа. Упрямые упряжные быки заартачились, не желая идти в воду. Поднялся невообразимый шум: начались крики, взмахивали бичами, жамбоками и просто руками, — кто чем мог. Наконец, кое-как быки сдались и вошли в воду, но хлопанье бичей, свист жамбоков и оглушительные крики продолжались во все время переправы, так как упорные животные останавливались почти на каждом шагу.
После многих усилий весь караван наконец очутился на противоположном берегу. Все вздохнули с облегчением.
Во время переправы случился комический инцидент, несколько развеселивший уставших и раздраженных боеров.
Андрэ Блом, завидуя успехам своего приятеля Пита ван Дорна, захотел унизить его в глазах Катринки. Питу не было необходимости приукрашивать и преувеличивать свои подвиги: факты говорили сами за себя. Катринка очень гордилась роскошною львиною шкурою, подаренною ей счастливым охотником.
Однако Андрэ настаивал на том, что история с берлогою гиены вымышлена, и что Пит, вероятно, просто-напросто перекувырнулся через голову лошади из-за собственной неловкости. При этом молодой Блом выражал свое сожаление по поводу того, что не был свидетелем такой интересной сцены.
— Вот господин де Моор сопровождал нас в погоне за буйволами. Вероятно, и он одного мнения со мною, — добавил молодой человек. — Не правда ли, господин де Моор?
— О, конечно! — ответил тот с едва заметною насмешливою улыбкою.
— Удивляюсь, почему вы не хотите верить словам Пита, — заметила Катринка тоном, не допускавшим сомнения, что лично она питает непоколебимое доверие к старшему сыну бааза.
— Я вовсе не хотел оскорбить вас, мадмуазель Катринка, говоря, что верю более предположению Андрэ Блома, чем рассказам Пита ван Дорна, — сказал Карл де Моор, резко подчеркивая последнюю часть своей фразы.
— Конечно, всем известно, что Пит еще слабоват в верховой езде! — присовокупил Андрэ.
Катринка ничего не сказала в ответ молодому человеку, но его замечание задело ее сильнее, чем она хотела показать. Она желала, чтобы все признавали достоинства и блестящие качества Пита так же, как она.
Если Андрэ Блом рассчитывал, стараясь унизить своего соперника, возвыситься в ее глазах, то он горько заблуждался. Напротив, этим он только отталкивал ее от себя.
Что касается Карла де Моора, то он уже давно был ей противен, хотя она не могла объяснить почему. Ей казалось, что он утаивает в себе какую-то неприязнь к баазу и его семейству, а его последнее замечание, которым он ясно выразил свое недоверие к Питу, окончательно оттолкнуло ее от него.
Оставшись наедине со своею матерью, Катринка не могла удержаться, чтобы не сказать ей:
— Как ты думаешь, мама, надежный ли человек Карл де Моор? Мне кажется, что он ненавидит бааза и его семейство.
— Я, право, не заметила ничего подобного, дитя мое, — мягко сказала госпожа Ринвальд. — За что же ему ненавидеть бааза, который относится к нему всегда так хорошо?
— Людвиг говорит, — продолжала Катринка, — что Пит подвергался всем тем опасностям, от которых спасся только благодаря своей неустрашимости, — прямо по милости Карла де Моора. Он мог бы одним выстрелом убить буйвола, но почему-то не сделал этого. Ты знаешь, мама, Людвиг никогда не будет говорить о том, в чем не уверен.