Переселенцы Трансвааля

— Да, — сказала мать, — но я знаю также и то, что молодые люди большею частью склонны все преувеличивать. Они часто высказывают такие суждения, в которых более предвзятого, чем справедливого. Я не сомневаюсь в честности Людвига, но просто думаю, что он часто относится к некоторым вещам очень легко. В этом случае похожа и ты на брата, дитя мое. Берегись необдуманно оскорблять человека, который сумел заслужить уважение твоего отца, господина Блома и даже самого бааза.
Катринка замолчала, не решаясь спорить с матерью. Но с этой минуты она стала чувствовать отвращение к Андрэ, относившемуся так насмешливо к Питу, и еще большее отвращение, смешанное с каким-то тайным страхом, к Карлу де Моору, который, как ей казалось, питает какое-то неприязненное чувство к баазу и его сыну.
Между тем Андрэ и не подозревал, какое неблагоприятное впечатление на Катринку производили его маневры. Во время переправы он все время суетился возле повозки Ринвальдов, навязывал свои услуги Катринке, кричал, жестикулировал больше всех, — словом сказать, исполнял роль человека, желающего во что бы то ни стало отличиться.
Катринка отвечала на все его выходки одним плохо скрытым презрением, отплачивая этим за его насмешки над Питом. Это задело Андрэ за живое. Не зная, на ком сорвать зло, он принялся хлестать нагайкою свою лошадь. Животное возмутилось незаслуженными побоями, поднялось на дыбы и, поскользнувшись на скользких камнях брода, сбросило своего всадника в реку.
Это неожиданное происшествие вызвало взрыв всеобщего хохота. Пока лошадь и всадник барахтались в воде, стараясь встать на ноги, все время раздавался звонкий серебристый смех Катринки, заглушавший, как казалось Андрэ, хохот других. Ему даже ясно послышалось, как она говорила сквозь смех:
— Андрэ Блом был вполне прав, утверждая недавно, что такие полеты с лошади очень забавны, особенно для зрителей. Могу теперь подтвердить это.
Андрэ был вне себя от злости и стыда. В пылу досады он даже не имел утешения слышать, как за него заступилась добренькая Мейстья.
— Ты уж слишком жестока к этому бедному молодому человеку, — сказала она Катринке. — Несчастье может случиться со всяким. Его нужно скорее пожалеть, чем насмехаться над ним.
— Я и не улыбнулась бы даже, если бы он не издевался над Питом, — отвечала Катринка.
— Я вполне согласна с тем, что очень нехорошо поддаваться ревности, — продолжала со вздохом Мейстья. — Но, согласись сама, что если бы Андрэ не старался так нравиться некоторой, очень близкой мне особе…
— Которая, кстати сказать, вовсе не желает нравиться ему, — с живостью перебила Катринка.
— Может быть, — заметила Мейстья. — Но я хотела только сказать, что если бы не это чувство, он не был бы несправедлив к Питу. Ревность всегда дает дурные советы… Во всяком случае, за исключением этого недостатка, Андрэ превосходный молодой человек.
— Да?.. Ты находишь? — с сомнением в голосе сказала Катринка. — Ну, и советую тебе помочь ему избавиться от этого недостатка.
Мейстья покраснела и не нашлась, что еще возразить. Веселое настроение переселенцев, вызванное падением Андрэ с лошади, продолжалось, однако, недолго. Все были озабочены уроном, нанесенным уже, по всей вероятности, стаду каравана ядовитыми насекомыми.
— Неужели не существует никакого средства против укуса этого насекомого? — спросил Ганс Блом своего друга Клааса Ринвальда.
— Никакого! — со вздохом ответил последний.
— А как вы думаете, много уже успело пострадать коров?
— Наверное сейчас нельзя определить. Это мы узнаем потом. Яд цеце действует не сразу.
— Вот еще несчастье-то! — печально сказал Блом.
— Да, вы правы, дорогой Блом, — согласился Ринвальд.
И оба друга поникли головами, погруженные каждый в невеселые думы.
Когда последняя корова перешла вслед за караваном на северный берег реки, путешественники были поражены новым сюрпризом.
— Слоны! Слоны! — закричал один из кафров.
Пугаться этого известия было нечего. Напротив, встреча со слонами обещала только хорошую добычу.
Однако, когда получили более подробные сведения от разведчика-кафра, радостное ожидание боеров сменилось ужасом.
С противоположной стороны реки подходило к броду более сотни слонов.
Это были, вероятно, те самые слоны, которых переселенцы уже встречали как-то ночью.
Толстокожие гиганты шли гуськом, один за другим. Очевидно, они тоже намеревались перейти через реку.
Бааз быстро сообразил, что делать.
— Дайте им свободный путь, и чтобы никто не смел нападать на них! — приказал он своим людям.
Повозки были моментально отведены в сторону, стадо тоже, и таким образом дорога стала свободною.
Без этой предосторожности слоны, державшиеся прямой линии, смяли бы все на своем пути.
Разочарованный этими мирными мероприятиями, Пит приблизился к отцу и сказал ему:
— Как жаль, отец, упускать такую прекрасную добычу!
— А кто тебе сказал, что мы намерены упустить ее? — проговорил Ян ван Дорн с улыбкой. — Пойди, встань там, впереди, вместе с Гендриком. Клаас Ринвальд с сыном поместятся за деревом, Андрэ со своим отцом — за другим. Карл де Моор встанет, где ему угодно. Остальных я сам размещу. Но я требую от всех не делать ни одного выстрела без моего сигнала.
Заняв указанные баазом позиции, все стали спокойно ожидать слонов. Последние шли шагом, равнявшимся, однако, легкой рыси лошади.
Ян ван Дорн не ошибся. Слоны пришли к реке не на водопой, а, действительно, с целью перебраться на другую сторону. Напиться они могли бы в любом месте реки, но брод был, вероятно, только в одном месте на большом протяжении, и слоны это знали.
Когда слон-вожак ступил своею громадною ногою в реку, вода так и забурлила во все стороны. Это было старое животное гигантских размеров, с длиннейшими клыками и ушами.
Его громадный гибкий хобот извивался змеею, но — увы! — в последний раз.
— Пли! — скомандовал бааз.
Вожак, пронзенный множеством пуль, рухнул на месте, точно глыба, сорвавшаяся с какой-нибудь горы и упавшая в воду. Вместе с ним пало пятеро его товарищей, смертельно раненных.
Остальное стадо испуганно повернуло назад и в беспорядке бросилось бежать. Слышно было, как под напором гигантских животных гнулись и ломались мелкие деревья и кустарники, окаймлявшие тот берег реки.
— Ура! Славная победа! — воскликнул Ян ван Дорн, когда раненые слоны были добиты. — Если мы и лишимся части нашего скота, то с избытком будем вознаграждены за эту потерю. Проданная нами слоновая кость даст возможность приобрести стадо втрое больше нашего.
Действительно, груз каравана увеличился слоновою костью лучшего качества. Такая богатая добыча радовала всех.
Один, впрочем, человек не принимал ни малейшего участия в общей радости. Этот человек был Карл де Моор. Но так как все привыкли к его угрюмости, то никто не обращал на это внимания.
Склонив голову и нахмурив брови, он думал:
«Гм! Они добыли слоновой кости — пусть так. Но как они ее потащат, когда падут все быки?.. Погоди, мой милый, дорогой Лауренс, еще немного — и ты будешь отомщен! За это тебе ручается твой отец».