Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников

 
 
«В гулком море, на равнинах,
 
В чаще, в поле у жнивья
 
И в безлюдстве гор пустынных —
 
Всюду побывала я.
 
 
 
Ринальдини! Страх жестокий
 
Гонит по свету меня.
 
Для подруги одинокой
 
Помрачилась радость дня!» —
 
 
 
Раздавался голос Розы
 
Средь полей, где кровь лилась,
 
И бежали быстро слезы
 
Из ее печальных глаз.
 
 
 
В лунном свете, чистом, резком
 
Промелькнул ружейный ствол —
 
И своим внезапным блеском
 
Розу он к себе повел.
 
 
 
«Велика предчувствий сила,
 
Им ли сердце обмануть!
 
Пусть затмились все светила —
 
Мне любовь укажет путь.
 
 
 
Видящие близь и дали,
 
Звезды, расскажите мне,
 
Вы его не повстречали
 
Здесь иль в чуждой стороне?..
 
 
 
Шорох еле уловимый…
 
Свист знакомый… Чу! Опять!
 
Я нашла его! Любимый!
 
Мне ль твой голос не узнать?»  [1]
 
 
Не узнать ли и нам его голос, не услышать ли его? Предлагаю послушать историю Ринальдини. Приключения, о которых люди рассказывают, расположены в хронологическом порядке, и если они доставят вам хоть половину того удовольствия, хоть часть того наслаждения, какое испытывали жители Калабрии и Сицилии или же флорентийцы и римляне, то дело сделано: моим читателям не придется скучать. А именно этого я и желаю!
Буйный ветер бушевал над гребнем высоких Апеннин, сотрясая верхушки столетних дубов, и склонял долу колеблющиеся языки пламени. У костра, горевшего в небольшой долине подле крутой скалы, сидели Ринальдо и Альтаверде. Ночь была темной, плотные тучи заволокли луну, и ни одна приветливая звезда не сверкала на небосводе.
— Ну и ночь! Такой мне еще переживать не доводилось!.. Ринальдо! Ты спишь? — тихо спросил Альтаверде.
— Сплю? Да что ты! Я люблю такую погоду, как сегодня. Буря бушует и во мне!
Альтаверде покачал головой:
— Атаман, ты уже не тот, каким был прежде.
— Верно говоришь! Когда-то я был невинным мальчуганом, а теперь… — Ринальдо вздохнул.
— Признайся, ты влюблен? К чему же печаль?
— Я же атаман разбойников.
— А что, дама твоего сердца знает об этом? Разве не принимают тебя, когда ты появляешься в больших городах, за богатого маркиза из самого знатного дома? — спросил Альтаверде.
— И однако ж объявляют награду за мою голову! — Ринальдо поднялся.
— Кто же захочет получить ее?
— Может, даже кто-то из наших!
Альтаверде возмутился:
— Тьфу! Так не поступят те, кто присягнул тебе на верность…
— О, они тоже только люди, и даже злые люди. Ведь добрыми, черт побери, ты нас не назовешь?
— У тебя сегодня скверное настроение. Хочешь выпить? Нет? Ну так выпью я. К чему эти мрачные мысли? Все равно уже ничего не изменишь, — слишком поздно!
— Горе и мне, и тебе, и всем нам, что уже слишком поздно! О Альтаверде, какая погибель нас ждет? — печально вопросил Ринальдо.
— Каждому предначертана своя. Но не все ли равно, кто будет кормиться нами после нашей смерти — черви, рыбы или вороны… Во всяком случае, мы не будем сами платить могильщикам. Вход в жизнь — единая тропа, на которую равно вступают и короли и нищие. А вот для выхода есть множество ворот. Выйдем ли мы через средние или боковые ворота, никакой разницы нет. Только выпустят нас наверняка. Будет небу угодно, так мы спокойно умрем в своих постелях, как все другие люди, которым это тоже суждено.
— Спокойно? — переспросил Ринальдо. — Многие ли умирают спокойно? А боль, а муки, что же, не в счет? Страдают все. Другое дело, что не все умирают с позором!
— С тех пор как ты влюбился, — ответил раздраженный Альтаверде, — с тобой невозможно разговаривать. Кто завлек тебя к нам?
— Мое легкомыслие, — вздохнул Ринальдо.
— Ну так и пеняй на него, а на себя нечего злиться. Что выбрал, то выбрал. Теперь ты ничего изменить не можешь, держись начеку, вот и все. А найдешь свою погибель, так не по своей вине. Кем был бы ты, если бы остался в Остиале и пас бы там коз твоего отца?
— Кем мне теперь не быть. Честным человеком!
— Ты совершил такие великие деяния, которым должны завидовать благороднейшие люди… — возразил Альтаверде.
— Деяния эти не имеют никакой ценности. Их совершил разбойник…
— Но это ничуть не умаляет ценности великодушных поступков! Сам черт и тот может иной раз послужить добру…
— Кто выбрал черное ремесло, того ничто не обелит, — настаивал Ринальдо.
— Будь прокляты твои слова! — вспылил Альтаверде. — Разве не лились из твоих глаз слезы радости? Разве не возносили тебя в молитвах? Разве не благословляли тебя?
— Но они не знали, что благословляют разбойника.
Тут Альтаверде еще больше рассердился:
— Так казни самого себя! Молись, постись, хлещи себе до крови спину, бормочи «memento mori!»  [2]и становись картезианцем. Почему ты умаляешь то благое, что сотворил?
— О, лучше бы я остался со своими козами! Говорю тебе — не вправе я ни похваляться своими делами, ни радоваться им, ибо хоть и были кое-какие из них добрыми, но куда больше было недобрых, кои все-таки приведут меня однажды на виселицу… — со вздохом ответил Ринальдо.
— Так разве ты уже там, что так вздыхаешь?
— О Альтаверде! Кто знает час своего конца?
— Никто. И это хорошо, иначе как можно было бы спать спокойно! А сон — это лучшее, что есть в жизни человека…
— Нам ли спать спокойно?
— Я лично так и поступлю. Спокойной ночи! Следи, чтоб огонь не потух. А захочешь спать, так разбуди меня.
Раздосадованный Альтаверде завернулся в плащ и улегся спиной к Ринальдо.
Он и в самом деле тотчас заснул. А Ринальдо взял свою гитару, тронул струны и запел:
 
 
Ах! Среди долин цветущих
 
Жил я, вольностью дыша,
 
От унынья, дум гнетущих
 
Далека была душа.
 
Мальчиком, бывало, милым,
 
Беззаботно веселюсь…
 
Днесь — преступником унылым
 
Безнаказанно томлюсь.
 
 
 
К небу устремлялось око —
 
Зеркало души простой,
 
Детски-ясной и высокой,
 
Не спознавшейся с тоской!
 
А теперь померкли очи
 
От бессонниц и тревог,
 
И душа мрачнее ночи —
 
Так ее долит порок!
 
 
 
Добрый дух меня оставил,
 
В страхе от меня бежал,
 
Сердце мраку предоставил,
 
Беспокойству волю дал.
 
Душу повязали путы,
 
Смят, разорван мой венок,
 
И счастливые минуты
 
Тягостны мне, как упрек.
 
 
Тут вдруг залаял один из чутких догов, лежавших у костра. Альтаверде вскочил, схватился за карабин. Ринальдо не успел еще крикнуть: «Кто идет?», как получил знак, что это один из их товарищей. Собаки замолчали, и к костру подошел Николо.