Приключения 1964

— Хорошо! Хорошо! — подбадривал меня Кодя. — Ещё, ещё приподнимайся… Ну-ну, не бойся! Теперь садись, помаленьку вытягивай ногу. Вот так! Сейчас вторую…
Всё шло как нельзя лучше. Но в последнюю минуту я потерял контроль над своими движениями, навалился на борт. Бат угрожающе вильнул, и я упал.
— Ты что? Разве можно так плюхаться? — сказал Кодя, выравнивая бат. — Эдак недолго солнцу дно бата показать.
И вот я, наконец, сижу, прислонившись спиной к поперечной распорке — толстой угловатой палке, и блаженствую. Ноги вытянуты, всё тело отдыхает.
Мы плыли вдоль левого берега. Течение здесь было сравнительно тихое, спокойное. А под правым берегом река мчалась со скоростью горного ручья.
Впереди показался мыс, далеко вдавшийся в реку. Из-за него, будто сорвавшаяся с привязи, с ревом неслась река. На гребне, похожем на вздыбленную гриву дикого коня, хлопья желтой пены.
Бешеный поток был уже совсем близко. В его волнах изредка мелькали сухие корявые ветки с измочаленной корой.
Я повернул назад голову, спросил Кодю:
— Как же мы теперь?
— Ничего, пройдем, — буркнул он, потом предупредил: — Шибчей только работай. И с одной стороны. С левой. А я править буду. С кормы мне всё славно видно.
Я молча кивнул, а про себя подумал: «Вряд ли выгребёмся…»
— Нажимай! — скомандовал Кодя, и мы вдвоем дружно ударили веслами.
Бат рванулся вперед, носом коснулся гребня стержня, натужно пополз на него. Поток шумно заплескался о борт, заиграл под днищем там, где я сидел. Всем существом своим я ощутил упругость воды, вольную силу её. Она играла батом, норовила унести с собой, к самому океану.
— Шибчей, шибчей! — гаркнул Кодя. — Ударь! Ещё раз! Та-ак!..
Я весь взмок. Пот застилал глаза, стекал по щекам. Я машинально, как во сне, месил воду веслом. Раз-два, раз-два, раз-два!
— Теперь можно тише… вольготней, — сказал Кодя.
Я осмотрелся. Бат, вместо того чтобы прижиматься к берегу, уходил от него всё дальше и дальше.
— Не выгребемся? — спросил я.
— Почему не выгребемся? Поток-то уже прошли… Мы сейчас на правый берег перейдем. Камчатка, видишь, как течет? То у одного берега сильно, то у другого. Мы тоже зигзагами пойдем.
Вот и берег. Вода течет спокойно, величаво, неся на своей седой от пемзы поверхности сотни маленьких быстро вращающихся воронок.
Кодя поразил меня, так искусно он управлял батом, так хорошо знал реку. Право же, я завидовал пареньку.
Вдруг мое внимание привлекла черная точка, выплывшая из-за мыса, до которого было ещё не меньше километра. Она то показывалась над водой, то скрывалась в бурных волнах.
— Кодя! — крикнул я. — Человек!
— Где?
— А вон. Видишь?
— Вижу, — через минуту ответил мой напарник. — Остолоп.
— Да будь он трижды остолоп, а спасать надо. Человек же!
— Да не человек это. Бревно. Где-нибудь на берегу лежало — комель водой напился, тяжелым стал… Вот оно и плывет стоймя. Остолопом зовут.
Когда черная точка выныривала из воды, я видел, как мелькала рука, загребающая воду.
— Кодя, человек это, — не сдавался я. — Спасать надо!
Кодя не удостоил меня ответом.
Встречные скорости огромны. Как ни медленно мы двигались вперед, расстояние между нашим батом и точкой сокращалось быстро. Вот она от нас в сотне метров, плывет к противоположному берегу, пересекая реку наискось. Я напряг зрение. Да, это было бревно. А за руку я принял длинную, узкую полоску коры, отставшую от ствола и державшуюся на сучке у верхнего торца. Бревно проплыло дальше, к мысу, который мы только что миновали. Я долго оглядывался назад. Чем дальше уносила река бревно, тем сильнее оно смахивало на пловца, пустившегося в рискованный водный марафон.
— Где-то оно окончит свой путь? — вслух подумал я.
— Где же? В океане…
— А вдруг кто-нибудь возьмет да и выловит… Хотя бы на топливо.
— И скажешь ты! Была охота в воде полоскаться. Вот она, тайга, любое дерево руби. Океан тоже не примет. Он щедрый, всё, что ни попадает ему, на берег выбросит. Окажется на Командорах — там лесов нет, в дело сгодится. Даже рады будут…
— Кодя! Вот ты семилетку окончил. Почему не едешь, к примеру, в Петропавловск учиться?
— Маленький ещё. Вот исполнится восемнадцать годов, тогда и поеду. Денег надо накопить. Отец-то старый, мать хворая. В городе, говорят, в другой одежде ходить надо. Она дорогая. И с едой тоже… Всё купи.
— Будто здесь бесплатно дают.
— А рыба? Лови, не ленись. В тайге медведи бродят, стреляй. Птицы всякой — уймища.
— Долго же тебе копить придется. Зарплата-то небольшая…
— Ничего.
— И какую же профессию ты себе выбрал? Или ещё не думал над этим?
— Разведчиком земли хочу… Геологом. Славная работа! Ходи, смотри, ищи, где что спрятано… Хочется железную дорогу посмотреть…
— Ну что ж… Геолог — профессия подходящая. Но такого учебного заведения нет в Петропавловске.
— А я и не собираюсь в Петропавловске учиться. В Москву поеду…
Снова мыс. Кодя поплевал на руки:
— Держись! Ударь покрепче… Куда? С правой стороны греби. Не пускай бат вниз.
— Понятно! — ответил я и перекинул весло на правый борт.
И пусть я не с того борта начал грести, но у меня всё-таки уже был опыт, я не боялся потока. Я теперь знал: незачем терять самообладание, работать до изнеможения. Просто нужно сильно и часто отталкиваться веслом, всё время держать бат так, чтобы поток воды бил в щеку бата под острым углом. А когда окажемся на гребне, поставить суденышко положе — тогда струя, отжимая, понесет нас сама к противоположному берегу.
— Теперь уже совсем близко… От того мысочка на тоню правиться станем, — сказал Кодя.
Миновав ещё один кривун, мы увидели на левом берегу каркас юкольника, сверкающий на солнце обструганными жердями, с густой сетью вешалок, похожих издали на ребра огромного сказочного чудовища. А рядом с юкольником поднимался столбик беловатого дыма. Это действовал дымокур от комаров и гнуса. Значит, рыбаки на месте.
Бат ткнулся носом в берег. Мы сошли на твердую землю. Ноги ступали неуверенно, словно за несколько часов разучились ходить.
 
4
Рыбакам не надо было объяснять, что положение серьезное, что нужно принимать крутые меры. Как только я, собрав их в круг, объявил: «Лосось в устье!», выступил вперед бригадир Анкудин Жарких, высокий мужчина с черной окладистой бородой, и сказал:
— Что ж, робяты, за дело. Трое — ты, Половинкин, ты, Солодяков, и ты, Черных, — катайте на базу. Не готовы лодки — грузите соль и сетки на баты — и назад. К вечеру быть здесь. А мы юкольник кончать будем. Трое — корьё драть, а я со Сметанкиным — крыть.
Рыбаки без единого слова разошлись. Голосовать тут нечего.
— А вы дальше, на верхние тони? — спросил меня Жарких.
— Да. Попьем чайку — и на весла.
— Чай готовый, только подогреть. Но, может, ухи сварить? Это мигом.
— Какая же рыба сейчас? Где вы её достали? — удивился я.
— Повезло. Тут, недалечко, речонка Быстрая протекает. В ней гольцы оказались… Вчерась вечером два раза бреденьком крутанули и три ведерка вытащили. Отменная рыба. Жирная, вкусная, запашная… От котла такой дух идет, что и лаврового листа не нужно.
Я вопросительно посмотрел на Кодю: можем ли мы позволить себе такую роскошь?
— Чего же, Анкудин Митрофаныч, варгань… — степенно сказал Кодя.
В ожидании, пока поспеет уха, мы, восседая на толстых ветловых обрубках, беседовали. Вначале разговор вертелся вокруг лосося.
— На день-другой опоздает или придет раньше — такое часто случается, — говорит Жарких. — А на три недели… такое бывает один раз в сто годов.
— Почему сто, Анкудин Митрофаныч? — возразил Кодя. — В двадцать восьмом году тоже было так.
— Правда, правда, — согласился Жарких. — Вот голова дырявая… Совсем из памяти вышибло…
— Тебя же, Кодя, тогда и на свете не было, откуда знаешь? — спросил я.
— Что ж, что не было. Старики разговаривали, а я запомнил. А когда мне семь лет было, так горбуша два раза шла: сперва в июле, как положено, потом в сентябре. По реке сало плывет, а рыба прет и прет. Ох, и много тогда поналовили!..