Тени в апельсиновой роще

Фрэнк, сидя на возвышении, помалкивал и делал вид, что внимательно слушает выступавших.
Затем гости вручили молодым подарки. Фаруда, желая выказать расположение жениху, преподнес ему чек на десять тысяч шиллингов. Его друзья тоже раскошелились, хотя, понятно, на меньшие суммы; дарили также коз, кур, яйца, чашки, тарелки, ложки. Никто как будто не пришел с пустыми руками. Фаруда был на виду в Маньяне, весь город его знал. Затем был разрезан свадебный пирог — трехъярусная махина. В Маньяне такого еще не видели даже на фотографиях. Каждому досталось по куску, и гости были наверху блаженства.
После этого снова грянул оркестр. Люди пустились в пляс.
Еще через некоторое время молодые отбыли в свадебное путешествие, но гости и не думали расходиться, воздавая должное хлебосольству Фаруды.
Фрэнк довез молодоженов до дома Софии, где они переоделись в дорожное платье. Им предстоял неблизкий путь к новому месту жительства в Найроби. Все подарки отправят вслед за ними через несколько дней.
Кимати настоял на том, чтобы прокатиться напоследок на привычном расхлябанном «лендровере», и воспротивился намерению отца невесты нанять лимузин. Соседи и доброжелатели разукрасили видавший виды «лендровер» сотнями воздушных шаров и разноцветными гирляндами.
— Все это курам на смех, — заметил Кимати, садясь с молодой женой в машину. София положила голову ему на плечо.
Фрэнк мрачно ухмыльнулся, разглядывая безвкусные украшения на лобовом стекле. Усевшись за руль, он сказал негромко:
— Я не спорю, сегодня великий день, но все равно разбиваться неохота, а из-за этих финтифлюшек, мне не видно дороги.
— Ладно, не ворчи, — сказал ему Кимами. — Поехали.
Они отъехали от городка на несколько сот метров, и Кимати велел Фрэнку остановиться у километрового столба с отметкой «305». Он вылез из машины и посмотрел назад. Городок спрятался за поворотом дороги; ликующие соседи, провожавшие их тоже скрылись из виду.
Кимати прыгнул на капот «лендровера», оборвал с лобового стекла гирлянды и воздушные шары. Подхваченные послеполуденным ветерком, они взмыли над шоссе и, перелетев через ограду заповедника, устремились к своей гибели в колючих кронах терновника.
— Софи, — позвал он, спрыгивая на землю.
Она не вышла из кабины. Тогда он вытащил ее силой.
— Встань здесь, — он подвел ее к столбу, — на этом вот месте.
София подчинилась, хотя и не понимала пока, к чему он клонит.
— В чем дело, Джонни?
— Вспомни, — сказал он ей.
— Что я должна вспомнить? — рассмеялась София.
— Поедем, Джонни, — поторопил Фрэнк. — Путь ведь неблизкий.
— Погоди ты, — сказал Кимати, — сегодня особый день.
— Ну-ну? — Софии не терпелось узнать, что взбрело в голову Кимати.
— Вспомни, — повторил он. — Ровно год назад ты впервые согласилась прийти ко мне сюда на свидание. Вспомнила? В тот день тебе стукнуло девятнадцать, а ты так робела, точно тебе девять. Вот здесь, на этом самом месте, ты призналась, что это первое свидание в твоей жизни. А потом села на столбик и заявила, что я сумасшедший и этим-то тебе и нравлюсь. Помнишь?
София закрыла лицо руками.
— И вот, — продолжал он, заключая ее в объятья, — мы снова здесь в самый счастливый день нашей жизни.
София улыбнулась сквозь слезы, прижалась к мужу. Фрэнк вылез из машины, развязал душивший его галстук и остановился неподалеку от влюбленной парочки, поглядывая на них со скучающим видом.
— Это какое-то особое место? — спросил он, ставя ногу на километровый столбик, чтобы завязать ослабший шнурок.
— Это наш столбик, — сказала ему София.
— Птицы осквернили вашу святыню, — он показал на белые потеки гуано. — Ну, может, будет обниматься? Поехали! У вас целая жизнь впереди...
В половине шестого Фрэнк уже кружил по лабиринту узеньких улочек между Ривер-роуд и Гроген-роуд.
Дышалось здесь трудно от пыли и зловония, тротуары были забиты прохожими. Ветхие дома покосились, штукатурка осыпалась, краска на стенах давно вылиняла и облупилась.
Фрэнк вертел — головой по сторонам, то и дело вопрошающе поглядывая на Кимати, Он вел машину медленно, чтобы ненароком не наехать на снующих по мостовой прохожих, беспризорных детей и собак.
— Ты уверен, что это здесь? — спросил он, свернув в очередной проулок.
— Да, лавка в конце улочки, — Кимати показал пальцем.— Вон тот дом с голубым фасадом.
Фрэнк втиснул «лендровер» между чьей-то машиной и ручной тележкой и какое-то время сидел не двигаясь, пристально разглядывая лавку через стекло кабины.
Кимати вышел из машины, вытащил из багажника чемоданы. Фрэнк поспешил другу на помощь, и, растолкав прохожих, они вошли в лавку.
Дядя Едок, завидев их, расцвел от счастья. Он вышел из-за прилавка и пожал руку Софии, задержав ее тонкую кисть в своих мозолистых ладонях.
— Я так, и знал, — воскликнул он, — какая красотка! Мой мальчик не ошибся в выборе.
София, от смущения не найдя приличествующих случаю слов, только улыбнулась в ответ.
Кимати представил дядюшке Фрэнка. Мужчины обменялись рукопожатием, и старик повел дорогих гостей по захламленной лестнице на второй этаж, в квартиру над лавкой.
— Вот ваш дом, — торжественно изрек старик, вручая Софии ключи. — Устраивайтесь. А я должен вернуться вниз.
Квартира состояла из двух комнат с вместительными встроенными шкафами и просторной кухней. Дядя перенес в кухню холодильник, стоявший раньше внизу, в подсобном помещении. Потолок в кухне был в копоти, на полках никакой посуды, одна пыль.
В гостиной тоже было голо, окна без занавесок, зато в спальне пол блестел — его недавно натерли, а на окнах красовались новые ярко-красные шторы. Посредине стояла новенькая широченная кровать, застеленная сияющим белизной бельем.
София присела на краешек дорогого темно-коричневого покрывала, не скрывая восхищения. Мужчины расхаживали, присматриваясь, по квартире, а она тем временем взялась распаковывать чемоданы.
Кимати вслед за Фрэнком прошел в гостиную. Одно ее окно было как раз над входом в лавку, другое смотрело в замусоренный проулок и на унылые ржавые крыши соседних лачуг.
Фрэнк провел по пыльному подоконнику пальцем и заметил, как бы думая вслух:
— Итак, ты собираешься жить здесь.
— Собираюсь, — подтвердил Кимати. Фрэнк покачал головой.
— А что тебе не нравится?
— Все, — выпалил Фрэнк. — Посмотри-ка, под окном вонючая свалка.
Кимати выглянул в окно, глядящее в проулок. Мальчишка лет десяти уселся на мусорной куче по большой нужде. Кимати распахнул окно и окликнул сорванца:
— Эй, ты!
Тот от неожиданности вздрогнул и задрал голову.
— Проваливай отсюда ко всем чертям! — гаркнул Кимати. Мальчишка пустился наутек.
— Этому будет положен конец! — твердо сказал Кимати. Фрэнк невесело ухмыльнулся.
— Хватит тебе, Фрэнк, — сказал ему Кимати. — Нельзя же век вековать в саванне. Есть и другая жизнь.
— Возможно, — начал было, но так и не договорил Фрэнк. Он простился с Софией, занятой устройством на новом месте, пожелал ей счастья и вслед за Кимати спустился в лавку. Дядя Едок был так занят покупателями, что не заметил их появления.
Фрэнк еще раз огляделся в лавке, от его глаз не укрылась ни пыль, ни зияющие пустоты на полках.
— Пытаюсь представить, как ты будешь здесь вписываться, — ответил он, поймав на себе недоуменный взгляд Кимати.
— Ну и что, по-твоему, — пойдет у меня дело?
— На полках пустовато.
— Ничего, за товарами дело не станет, — ответил Кимати.— Через две недели лавку нельзя будет узнать.
Фрэнк только покачал головой. Кимати проводил его до «лендровера». Они постояли на тротуаре, глядя на уличную толпу. Фрэнк закурил, отгораживаясь табачным дымом от терпкого запаха множества людей.
— Буду дышать чистым воздухом саванны и вспоминать о тебе с сочувствием, — сказал он.
— Ничего, — успокоил его Кимати, — авось и мы здесь живы будем.
— Никогда мне не понять, — пожал плечами Фрэнк, — как ты променял вольную жизнь и настоящее дело на это жалкое прозябание.