Слишком поздно (ЛП)

— Нет, — задумчиво сказал Спенс. — Это не то, чего я боюсь.
— Чтобы это ни было, мне всё равно. Просто держитесь от меня подальше, или вы об этом пожалеете.
Я развернулась, чтобы уйти.
— Ты говоришь совсем как твой брат.
Я замерла и очень, очень осторожно развернулась обратно.
— Простите?
— Я пытался застать тебя одну по причине, которую ты и сама знаешь, — сказал Спенс. Могу с уверенностью сказать, что он был тоже очень, очень осторожен. — Ты не поинтересуешься, зачем?
Мне всё равно. Мне всё равно. Спенс, как и Райан были частью жизни Джулии Ванн, а я теперь Люси Блэк. Люси Блэк не должна ничем интересоваться.
— Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое, — прошипела я.
Алейн сидела в машине на порядочном расстоянии от нас. Она не могла слышать то, что сказал Спенс. Я не могла позволить ей этого сделать. Может, было ошибкой просить её отвезти меня.
— Я не хочу больше иметь ничего общего ни с вами, ни с Элктоном.
Я снова повернулась, чтобы уйти.
— Он просил передать, что любит тебя.
Я остановилась и развернулась.
— Зачем вы это делаете? — запинаясь, поинтересовалась я. А потом услышала, как в отдалении хлопнула дверь машины. Этот звук дрожью отозвался в моем теле. — Я достаточно пережила. Просто оставьте меня в покое.
Лицо Спенса превратилось в зловещую гримасу
— Он сказал мне об этом на прошлой неделе.
— Что?
— Ты слышала меня, Джулия Ванн.
— Люси?
Через газон ко мне бежала раскрасневшаяся Алейн, как щит вытянув перед собой телефон. Что она слышала?
— Что он делает? Мне звонить в 911?
Спенс захлопнул дверь. Ну конечно же. Я больше не была одна.
— Нет, — ответила я. — Возвращайся в машину.
Алана остановилась.
— Ты в порядке?
Это невозможно. Я бы об этом знала. Чёрт, да весь мир бы знал. Об этом сообщили бы в каждой газете и в срочных выпусках новостей, и упомянули бы во всех социальных сетях. Если бы Райан Ванн вышел из комы, даже Люси Блэк узнала бы об этом через несколько минут.
А если бы не Люси... то Джулия. Джулия почувствовала бы это, потому, что она знает о своем брате всё. Она бы почувствовала его пробуждение, как свое собственное.
Я подошла к закрытой двери и начала стучать в неё кулаками.
— Открой дверь! — кричала я. — Выходи, трус!
— Люси, Люси, остановись.
Алейн схватила меня за одежду, но не смогла оттянуть от двери. Я была одержима, как большой серый волк тщетно дующий, и дующий, и дующий на кирпичный дом поросенка.
Я пришла в себя из-за пронзительного крика Алейн. Тяжело дыша, я развернулась и увидела, что умудрилась столкнуть её прямо с крыльца. Она пыталась подняться, но, судя по тому, как морщилось её лицо, когда она опиралась на левую ногу, это было нелегко. Я мгновенно успокоилась.
— О Боже, — воскликнула я и спрыгнула к ней. — Мне так жаль. Ты в порядке?
— Моя лодыжка, — ответила она сквозь сжатые зубы.
— Мне так жаль, — снова сказала я, начиная паниковать. Она должна простить меня. — Нужно ехать в больницу. Я отвезу тебя в больницу.
Я мельком посмотрела на дверь Спенса. Мы с ним ещё не закончили, но на сегодня пока всё. Больше я не буду играть по его правилам; только посмотрите, что он сделал со мной с помощью нескольких тщательно подобранных предложений. Он все равно, скорее всего, лгал. Мой брат никогда не придет в себя.
— Ты собираешься везти меня в больницу? — фыркнула Алейн.
Я наклонилась так, чтобы она могла обхватить меня за плечи и использовать в качестве костыля. Она не может злиться на того, кто ей это позволил.
— Мне так жаль.
— У меня болит левая лодыжка, — сказала она. Снова ни слова о прощении. — Я могу вести машину.
Поездка до больницы в Саннивейл была короткой и молчаливой. Алейн пыталась позвонить своей маме, но нарвалась на голосовую почту. Я всю дорогу смотрела в окно, снова и снова прокручивая в голове слова Спенса. «Он лжет», говорила я самой себе. «Он, должно быть, играется со мной. Мой брат не мог выйти из комы».
Вместе с Алейн мы сидели и ждали своей очереди в приемном покое; я решила, что это меньшее, что я могу для неё сделать. Я старалась поддерживать беседу, рассуждая о ногах Майкла и новой стрижке Эллы, но Алейн лишь качала головой, кивала или же отвечала, но односложно. Тем не менее, она позволила мне сопровождать её в смотровую и держать за руку пока доктор тыкал и щупал её лодыжку, от чего у неё перехватывало дыхание.
— Судя по всему, растяжение связок, — наконец сказал он. — Я забинтую лодыжку. Вы должны постараться как можно реже наступать на неё в ближайшие пару недель. Костыли вам не понадобятся. Как это произошло?
Алейн открыла рот, чтобы сказать, но я её опередила.
— Она упала. Споткнулась. О корень.
Я не могла позволить ей сказать то, что может пролить свет на наши действия.
Она разрешила мне объяснить все за неё, но как только за доктором закрылась дверь, сразу же скинула мою руку.
— Что, черт возьми, это было, Люси? — спросила он. — Или мне называть тебя Джулия?
— Я не имею понятия, о чём ты говоришь, — медленно ответила я, чувствуя, как подступает тошнота.
— Твой бывший назвал тебя Джулией Ванн, — сказала она. — Ты поменяла имя, когда переехала сюда?
У меня перехватило дыхание. Я могла бы так сильно треснуть её по голове штативом от капельницы, что она потеряла бы память. Мне стоило бы это сделать. Потому, что достаточно вбить в Гугле «Джулия Ванн» и «Калифорния», и она всё узнает. Моё имя упоминалось практически во всех результатах поиска, и лишь в некоторых местах кратко упоминалось о Джулии Ванн из Сан-Франциско, которая умерла от рака в возрасте одиннадцати лет, и Джулии Ванн, ученице средней школы, которая раздумывала поступать ли ей в Стэнфорд, где не платят ничего, или играть в волейбол за команду Калифорнийского Университета в Лос-Анджелесе и получать полную стипендию.
— Нет, — ответила я.
— Да, — сказала она. — Я слышала, что он сказал. Почему ты поменяла имя?
Я открыла рот и сразу же закрыла его. Мне хотелось рассказать ей всё, но я слишком многим рискую. Я не хотела видеть, как тускнеет выражение её лица при взгляде на меня. Никто в Элктоне не хотел иметь c нами ничего общего. Я не смогу пережить, если то же самое произойдет и здесь. Но я также не могла продолжать скрывать это. Она уже знает правду, или узнает, как только наберет моё имя в Гугле.
— Мне нужно идти, — сквозь слёзы выдавила я. А потом развернулась и вышла.
Я буду очень, очень, очень сильно скучать по ней.
В голове продолжали крутиться слова Спенса. И слава Богу, потому что это отвлекало меня от мысли о том, что я, возможно, только что потеряла свою самую лучшую подругу. Я должна позвонить родителям и сказать им, что нам нужно уезжать. Снова. Я знала, что мама не сможет справиться с этим: со взглядами, с репортерами. Она ещё больше уйдет в уборку и, в конце концов, проскребет себе путь сквозь ковер, прямиком в могилу.
Но я не могу позвонить им прямо сейчас. Только не когда меня трясет. Поэтому я набрала Майкла.
— Привет, — сказала я. Мой голос тоже дрожал. — У тебя закончились тренировки? Ты не мог бы меня подвезти.
Он не стал задавать вопросов. Когда его машина повернула на парковку для посетителей, я почувствовала, что готова расплакаться во второй раз всего за несколько дней. Второй раз за всю жизнь.
— Спасибо, — произнесла я, забираясь в салон. — У Алейн растяжение связок на лодыжке. И… — Если я в любом случае собираюсь уезжать из города, то зачем заморачиваться правдой? — Её мама сказала мне идти домой, а сама осталась с ней. У меня куча домашней работы.
— Надеюсь, с ней все в порядке, — сказала он. — Домой?
— Да, домой, — ответила я.
Пока это место всё ещё мой дом.
Всю дорогу мы болтали ни о чем. («Как прошли тренировки?», «Как оркестр?» Все эти вопросы были очень далеки от «Как ты себя чувствуешь, когда рушится твоя жизнь?»). Но наша беседа мгновенно замерла, когда мы подъехали к дому и увидели, что нас ожидает на подъездной дорожке.