Прыжок через пропасть

— Ты не спрашивала у мальчика, как можно избежать сей участи?
— Избежать участи? Это, Дражко, невозможно. Судьба расписана на небесах. Да и зачем ее избегать… Ее избегать не надо…
Дражко хотел помотать головой, но от боли, подступившей опять, только его усы взлетели кончиками к самым бровям. И большого труда ему стоило не застонать.
— Это не правда. Если бы судьбу нельзя было изменить, то Власко не посоветовал бы мне сменить кольчугу на бах-терец… Это изменило мою судьбу, спасло меня от первого смертельного удара, который пришелся между лопаток.
— Я не хочу, чтобы моя судьба изменилась, — после паузы сказала Рогнельда так тихо, что Дражко едва услышал. — Все должны принести плату, за совершенное. Моя плата — смерть отца. Мой сын тоже заплатит за меня.
— Значит, проклятье ляжет на весь род Годослава? — спросил князь-воевода, надеясь хотя бы таким образом направить ход ее дум на заботу о муже и отвлечь Рогнельду от дурных, беспокоящих мыслей.
— На всех потомков, рожденных мной, — ответила она очень твердо, словно сообщила о давно решенном. — Поэтому князь должен взять себе вторую жену. Я сама скажу ему об этом.
— Ты торопишься… — предупредил Дражко.
В это время опять заскрипела дверь. Вошел еще кто-то.
— Выздоравливай, князь… — Рогнельда резко повернулась и заспешила к выходу.
— Кто пришел? — спросил князь-воевода.
— Я это, княже… — тихо сказал Сфирка.
— Что ты покою ему не дашь, что покою не дашь болящему, — напустилась было на Сфйрку княгиня-мать.
— Подойди, — подозвал Дражко, не обращая внимания на слова матери и тем самым останавливая ее.
Сфирка на всякий случай, в обход старой княгини, бочком, опасливо скосив глаза, сдвинулся в сторону скамьи. Встал так, чтобы воеводе было его видно. Виноватый вид разведчика добрых слов не предвещал.
— Что скажешь?
— Плохие вести, княже. Очень ты нужен всем нам. Не время тебе валяться по скамьям…
— Еще чего, еще чего… — княгиня-мать чуть не с кулаками подступила к разведчику, и он, мужчина, вынужден был отступить на два шага к стене. Он и дальше отступил бы, но стена помешала.
— Поправляйся быстрее, — все же закончил Сфирка.
— Рассказывай.
— Прискакал гонец от Полкана. Даны почти готовы… Вот-вот выступят.
  
 ГЛАВА ШЕСТАЯ 
 
К тому времени, когда закончились приготовления к состязанию стрелков из лука, погода разгулялась, солнце над ристалищем стало жарким, но поднялся легкий освежающий встречный ветерок, который только добавил интригу в предстоящее событие. Не каждый из стрелков умеет одинаково хорошо учитывать скорость встречного ветра. Даже боковой бывает рассчитать легче, давая запас влево или вправо. Боковой ветер не трудно определить по наклону ветки ближайшего дерева, чего невозможно сделать при ветре встречном. А здесь следовало еще правильно подобрать оперение для стрелы, чтобы она не уходила выше мишени и не зарывалась наконечником в землю. Более того, самые опытные знали, что каждая неровность поляны, небольшой подъем или впадина, сыграют свою роль, повернув встречный ветер в сторону земли или подбросит поток вверх. И все это следовало предвидеть.
Пять мишеней выставили в дальнем углу ристалища, а стрелок должен был стоять в углу противоположном. Таким образом выбиралось наибольшее возможное расстояние для прицельной стрельбы. На всякий случай рабочие раздвинули берфруа так, чтобы и мишени можно было перенести дальше, и зрители таким образом не угодили бы в зону возможного попадания стрелы.
— Где-то здесь должен быть славянин из бодричей, не знающий франкского языка, которому я обещал пожелать успеха, — вспомнил король.
— Славяне стоят отдельно, Ваше Величество, — маршальским жезлом показал граф Оливье на группу из девяти воинов. — Мне уже все рассказал герольд. Они презирают стрельбу по таким мишеням, с которой начинают наши лучники и саксы. И сами вступят в дело только тогда, когда наши закончат и выявят победителей. Славянская мишень ставится дальше шагов на пятьдесят — семьдесят. Только самые меткие из наших и из саксов будут соревноваться со славянами.
— Да, славяне лучшие стрелки из всех, кого мне доводилось видеть. Говорят, они переняли свое умение от скифов. Алкуин, а не могут наши оружейники делать такие же луки, как у славян? — спросил Карл.
— Если их хорошенько подучить, Ваше Величество, они постараются. Хотя для большой армии эти луки дороговаты. Беда в другом…
— В чем?
— В том, где взять таких лучников или, как они их называют, стрельцов.
— А разве наши, имея подобные луки, так не сумеют? Алкуин отрицательно замотал головой.
— Славяне обучают стрельцов с детства, Ваше Величество. Мне доводилось наблюдать у вагров мальчиков, которых заставляют целый день стоять с камнем в вытянутой левой руке, а правой рукой, с камнем потяжелее, водить вперед и назад, словно они натягивают тетиву. Обратите внимание на внешний вид стрельцов. Как правило, это самые сильные мужчины. Им необязательно иметь широкие плечи, но руки у них такие мощные, что по толщине могут сравниться с ногой иного человека. Сила в этих руках чрезвычайная.
— Разве Ваше Величество не помнит, — спросил Оливье, — как-то в испанском походе мы захватили целый воз арабских луков… Они и формой и размерами напоминают славянские, только чуть-чуть послабее в натяжении. И вооружили ими своих стрелков. Сначала это вызвало радость, но в бою оказалось, что нашим просто не хватает сил.
— Для стрельбы из таких луков нужна специальная подготовка [12], — добавил Алкуин. — Создание системы обучения стрельцов могло бы занять много лет, и при своей жизни мы не смогли бы еще, пожалуй, увидеть результатов.
— А славяне?…
— У них, Ваше Величество, эта система работает веками, — сказал Алкуин. — Она создана давным-давно, никто и не припомнит когда. Я специально интересовался этим вопросом, предвидя ваш интерес.
Тем временем состязание стрелков было уже в полном разгаре.
Сначала каждому участнику предоставлялось по три попытки. Все три стрелы должны были попасть в красную мишень, нарисованную на большом деревянном щите. И уже после первого упражнения более половины стрелявших заняли место на берфруа. У кого одна, у кого и две стрелы вышли за круг. Два десятка оставшихся стрелков повторили упражнение. Новый отсев отправил на берфруа еще треть. И так до тех пор, пока не осталось шестеро, у которых все стрелы дважды попали точно — три франка из королевской армии и три сакса из окрестных лесов. Только тогда герольд пригласил на стрельбище славян, которые молча и слегка снисходительно посматривали на соперников.
Мишень передвинули шагов на тридцать.
— Это слишком далеко, — в один голос запротестовали франки.
Саксы молчали, смотрели угрюмо не столько на славян, сколько на франков, и стискивали зубы. Они, как ближайшие соседи, знали, что для славян это лишь начальная дистанция. Знали, что их луки, как, впрочем, и луки франков, только-только позволяют выстрелить на такую дистанцию прицельно. Еще десяток шагов, и можно было бы уходить с ристалища без всякой надежды выглядеть достойно. Но с франками им потягаться хотелось.
— Я хочу подойти ближе, — внезапно сказал Карл. — Мне интересно посмотреть на вагров и бодричей.
— Там восемь вагров, Ваше Величество, подданных князя Бравлина Второго, и только один ободрит, — уточнил граф Оливье. — Тот самый, который не знает франкского языка.
— Возьмите с собой приз. Я лично вручу его победителю.
Алкуин достал из ларца большой рог, изящно отделанный чеканным серебром и наполненный золотыми монетами. Часть монет ссыпалось в ларец, и аббат аккуратно вернул их в рог, закрыв сверху небольшим покрывалом из тяжелой серебристой парчи.
— Я беру с собой только Алкуина и Оливье, — сказал король придворным, поднявшимся, чтобы сопроводить монарха. — Алкуин знает славянские языки, а Оливье, как маршал турнира, знает распорядок. Остальные пусть смотрят отсюда и не закрывают действо простым зрителям.