Священный лес
— Никогда не бывает дождя при выходе Воллолибеи, — твердит он. — Зэзэ сильнее всех, он прогонит бурю.
Развязка кажется неизбежной. Шквальный дождь уже затопил ближние холмы, молнии все чаще и чаще полосуют черное небо. Голоса людей тонут в непрерывных раскатах грома. Воллолибеи ставят на землю. Еще более могущественная, чем Зэзэ, она одна будет бороться с торнадо.
Слишком поздно. На деревню обрушиваются первые струи частого, скрывающего все из виду дождя. Зэзэ кажется не растерянным, а разъяренным. Вуане на плечах уносит статую в хижину-«снадобье», и следом за ним мы впервые входим туда.
С перекладин потолка, покрытых, как лаком, слоем копоти, словно траурные полотнища, свешиваются длинные паутины, отягощенные пылью. В глубине ниши, заваленной талисманами, стоит старый сундук с глиняными сосудами Афви; по обе стороны от него возвышаются плетеные корзины, их стенки покрыты собачьими черепами. Зэзэ, Вэго и Вуане, сидя на корточках вокруг Воллолибеи, бросают орехи кола: они падают благоприятно. Следовательно, торнадо, который становится просто бешеным, не может считаться признаком гнева духов леса. Зэзэ приподымает бубу Воллолибеи, обнажает ее половой орган, и Вуане выдувает на него разжеванные орехи. Это жертвоприношение должно окончательно смягчить гнев статуи. Наши друзья немного успокаиваются. Зэзэ смотрит на нас в упор.
— Духи на нашей стороне, — передает он нам через Вуане. — Это злые колдуны напустили на меня дьяволов леса, но я не боюсь. Ночью я поведу вас в такое место, куда входят только посвященные. Вы увидите Великого Духа, а я принесу ему в жертву свою собаку.
* * *В этот вечер, после грозы, лес кажется более густым, чем обычно: он словно душит деревню. К хижине приближаются чьи-то шаги… Входит Вуане и с большими предосторожностями ставит возле лампы-молнии старую бутылку из-под рома.
— Вставайте, — сухо говорит он, — я должен вымыть вам лица.
Мы уже знаем об этом обряде. Никто не может встретиться лицом к лицу с Великим Духом, не умывшись магической водой. Вуане наливает несколько капель себе на ладонь и по очереди натирает нас. Свежий, сладковатый запах этой жидкости слегка напоминает аромат влажного леса.
— А теперь идите.
Магниевые лампы, камеры, батареи давно лежат у нас наготове, и мы отправляемся за нашим проводником в темноту ночи.
В глубине поляны, на которой мы уже слышали голос Афви, виднеется узкая дорожка. Вуане поднимает лампу, срезает две зеленые, очень прямые ветки и бросает их крест-накрест на тропинку. Это магический барьер, переступить который не осмелится ни один тома; по ту сторону креста, в заросшей кустарником лесной норе нас ждут другие знахари. При свете лампы-молнии я вижу, что около них на земле лежит черная маска полукаймана, полубарана, почти в метр вышиной, липкая от крови жертв и шершавая от распыленных по ней кусочков орехов кола. Зэзэ, сидя на корточках, нежно гладит свою собаку, успокаивая ее.
Фиштэ нервно шарит в футляре камеры.
— Забыли кассеты, — говорит он тихо.
Церемония вот-вот начнется. Фиштэ, Тони и я должны заниматься съемками и не можем пойти за кассетами. Остается один Вирэль. Он берет лампу-молнию и уходит по дороге назад. Деревня совсем близко, он вернется самое большее через пять минут. До тех пор мы будем снимать на первую кассету.
Зэзэ выглядит нервным, встревоженным. Он сожалеет, что провел нас через второй барьер, но уже не может отступить. Продолжая ласкать собаку, он бросает орехи кола и почти неслышно Произносит первые заклинания. Внезапно ужасный крик пронзает ночь. Это Вирэль. Все мужчины вскакивают вне себя от ярости: ни один звук человеческого голоса не должен нарушать тишину священного леса. Вуане, считающий нас до некоторой степени своими учениками, пытается указать Вирэлю путь, подражая крикам животных. Тщетно. Вирэль, попав, без сомнения, в скверное положение, не отличает этих криков от других шумов леса и продолжает звать. Зэзэ и Вуане идут ему навстречу. Остальные злобно смотрят на нас.
Через несколько минут Зэзэ возвращается на поляну в сопровождении Вуане и Вирэля, потрясенного и с пустыми руками. Сейчас не время для объяснений. Наши друзья немедленно возобновляют церемонию, чтобы скорее с ней покончить. Зэзэ снова произносит заклинания и пробует лезвие ножа на травинке. Чьи-то руки хватают собаку, зажимают ей морду, чтобы заглушить визг, и торжественное жертвоприношение совершается. У всех блюстителей культа суровые лица.
Животное даже не бьется. Кровь заливает всю маску. Блюстители культа бережно кладут собаку на землю и покрывают ее голову большим листом.
Вэго раздевается догола и, наклонившись, проскальзывает под прикрепленные к тяжелой черной маске шкуры пантер и обезьян, закрывающие его почти до колен. Затем он выпрямляется, держа маску на уровне висков. На наших глазах воплощение Великого Духа оживает и начинает медленно кружиться перед Воллолибеи, которую поддерживает за руку Вуане. Кровь капля за каплей падает с маски на звериные шкуры. Церемония заканчивается в полном молчании. Мы расходимся, чтобы вернуться в деревню несколькими группами по разным тропинкам.
Мы уже долго лежим в гамаках, не произнося ни слова. Невольная оплошность Вирэля может стоить нам доверия колдунов и знахарей. Он прекрасно понимает это и решается прервать тягостное молчание.
— Завтра я пойду к Зэзэ и объясню ему, что случилось со мной в лесу.
Когда мы просыпаемся на следующий день, Вирэля уже нет. Он с самого рассвета в хижине Зэзэ и разговаривает с ним.
Мы садимся пить чай, когда Вирэль возвращается. За ним с довольным видом идет Зэзэ. Мы не хотим задавать Вирэлю вопросы сейчас, в присутствии знахарей, но как только остаемся один, спрашиваем его о случившемся.
— Я просто рассказал Зэзэ мой сегодняшний сон, — отвечает он. Вирэлю приснилось, будто он заблудился в священном лесу среди стволов и лиан и чувствовал, что задыхается, как вдруг перед ним появилась собака и дала ему понять, что он должен следовать за ней. Вскоре стало светать, запел петух, и Вирэль уже на заре вновь очутился на поляне возле принесенной в жертву собаки. Зэзэ ответил ему, что это, конечно, Афви разговаривал с Вирэлем во сне, что он умышленно заставил его заблудиться вчера ночью, чтобы явить ему свое могущество и задержать заклание собаки, которое в принципе долито совершаться только на заре.
— Потом он благословил меня, — закончил Вирэль, — и сказал: «Если бы у тебя была черная кожа, ты был бы таким н;е знахарем, как я». И я дал ему денег, чтобы он от моего имени принес в жертву красного петуха.
* * *Объяснения Вирэля подняли его престиж, а вместе с тем и наш; Зэзэ забыл свое минутное раздражение. Каждый день он подолгу сидит в нашей хижине, рассказывая нам об обычаях тома. Ему нетрудно поделиться всеми интересующими нас сведениями, но он не всегда понимает смысл наших вопросов.
Заклание собаки в священном лесу произвело на нас большое впечатление, а большая черная маска с пастью каймана и бараньими рогами врезалась нам в память.
— Как называется эта маска? — спрашиваю я Зэзэ.
— Это Окобюзоги, племянник Афви.
Постепенно мне удается вытянуть из него почти все, что мы хотим знать. Окобюзоги получил свое имя по предку Зэзэ, основателю деревни, — тому самому, чей след отпечатался на большом черном камне. Это тайное воплощение Великого Духа леса. Женщинам и непосвященным под страхом смерти запрещается видеть его; появляется он только ночью. Иногда, в дни особенно важных церемоний, он покидает свои владения при дневном свете и обходит деревню. Женщины должны в это время убегать далеко в глубь чащи.
— Это самый важный из всех фетишей?
— Нет. Афви, который невидим, сильнее всех. Он — единство всех тома.
Мне теперь понятен гнев других блюстителей культа. Зэзэ открыл нам не свою личную тайну, как это сделал Вуане, показав Ангбаи, а великую тайну всего племени. Остальные фетиши менее важны (некоторые из них даже попали к тома от соседних племен), потому что магическая сила, которую они сообщают своим обладателям, может быть куплена жертвоприношением или дарами, или даже продаваться как простой товар. Воллолибеи, например, происходят из Сьерра-Леоне. Из всех персонажей священного леса, с которыми мы знакомы, только трое появились у самих тома: Ангбаи — «человек, покрытый шкурами», ланибои — «танцор на ходулях», и уэнилегаги — «человек-птица». Первые двое должны, под угрозой штрафа, говорить на языке тома; уэнилегаги — нем. Бородатая маска, страж священного леса, Бакороги заимствована у герзэ — соседнего народа, чьи обычаи очень близки обычаям тома, — и должна говорить только на языке герзэ. Завелеги, тоже «люди-птицы», у которых даже лицо спрятано под перьями, купили свой секрет у малинке.