Нэнуни-четырехглазый
«…Эти красные волки — кион Альпинус, воспетые в китайских легендах, ведут крайне таинственный и малодоступный для наблюдений образ жизни. Они, точно шутя и издеваясь, ускользают на всех, казалось бы, самым хитрейшим образом задуманных охотах. И, натворив бед, так же таинственно исчезают…»
Откуда взялись эти страшные гости, он в то время не знал, но ясно понимал, что с таким трудом сохраненные и размножившиеся олени вскоре будут истреблены до единого, и пришел в отчаяние.
А легендарные привидения — ири — продолжали творить свои черные дела под покровом ночи, из-за бесснежия не оставляя никаких следов для поисков и преследования.
Михаил Иванович лишился сна. И в этот критический момент вдруг — срочный вызов во Владивосток. Хозяин одевался необычно медленно, задумчиво. Жена, тоже как в веду опущенная, подала ему пальто и шапку.
— Просто беда, Оля, не знаю, что и делать. И ехать необходимо, и волки, будь они неладны, из головы не выходят. Ты помни вот что: если задавят кого днем и хоть что-то останется, положите на том месте любое мясо и затравите. Иного выхода нет. Ребята видели, как я травил серых, должны суметь. Смотри, небо вроде хмурится. Вот бы снежок…
Он уехал, а ночью действительно выпала первая пороша.
Ольга Лукинична всегда поднималась с рассветом. Она подошла к окну и ахнула:
— Ах ты, батюшки, все совсем бело! Вот беда, ждал, ждал, и уехал-то как не вовремя, Надо было задержаться.
Солнце уже осветило усадьбу, когда прискакал пастух и сообщил, что ири напали на оленя, одну голову оставили.
Ольга Лукинична сразу вспомнила наставления мужа.
— Папа предупреждал: если нападут днем и хоть что-то останется, сейчас же отвезти туда мясо и разложить отраву. — Ты сумеешь? — спросила она Юрия.
— Я видел, как папа затравливал. А где стрихнин?
— Стрихнин у меня в комоде под замком. Отдам тебе весь флакон, только начиняй осторожно, отвернись и не дыши в это время…
Они взяли из кладовой убитого дикого козла. Юрий с пастухом забросили его в сани и покатили.
Перевалили в Семивершинную, выехали к поляне. Так и есть: среди истоптанных волчьими лапами кровавых пятен на выпавшем ночью снежке валялась голова двухлетка с первыми рожками.
Привезенный из дома козел не успел еще сильно промерзнуть.
Юрий хорошо помнил, как отец начинял приманку для волков. Он выстругал из таволожки плоскую палочку и сделал концом ножа несколько глубоких проколов на ляжках, спине и лопатках туши. Потом свернул залитую парафином пробку флакона с нарисованными на этикетке черепом и перекрещенными костями. Слегка отвернувшись и почти не дыша, извлек своей «лопаточкой» белые кристаллики яда и осторожно засыпал их в проделанные отверстия. Готово! Только теперь он глубоко вздохнул.
Юрий услышал карканье, оглянулся и увидел на дереве пару ворон. Они пританцовывали, расправляя крылья. «Вдруг раньше волков козла обнаружат вороны? А за ними орлы. Они сразу растерзают тушу, ничего не оставят! Как бы сделать ее незаметной?» Мальчик вспомнил о лежавшей в санях рогожке. Побежал, вытащил и накрыл ею приваду. «Как здорово придумал?!»
Он катил Домой в восторге от своей сообразительности. И, приехав, сейчас же похвастался матери. А та всполошилась:
— Зачем укрывал, кто просил? Какие вороны и орлы на ночь глядя? Волки же самые чуткие и осторожные звери, а ты оставил запах дома и человека. Теперь они могут и не тронуть приваду. Эх, горе-охотник!
На грех пришел Александр. Услышал разговор, снисходительно усмехнулся и съязвил:
— Ну, ты и простофиля. А еще взялся травить!
Юрий покраснел. Что делать? Что скажет отец? Возвращаться было поздно, дни стояли короткие, вот-вот начнет темнеть. Оставалось ждать утра.
Он не спал всю ночь, чуть свет растолкал брата. Запрягли коня, забрались в кошевку, и Юра энергично погнал лошадку. Через час они уже подъезжали к злополучному месту. Братья глазели по сторонам и тихо переругивались.
— Ну что? Я говорил — не придут. Нигде ничего.
— Посмотрим еще, — Юрий крепился, но уже терял последнюю надежду. «Приходили или нет? Или побывали, но не тронули из-за этой дурацкой рогожки? Действительно, какие вороны под вечер? Эх, засмеют теперь дома. Но главное — папа…»
Он с тоской смотрел по сторонам. И, не доезжая нескольких шагов, вдруг увидел: козла на месте нет, рогожу в стороне треплет ветер.
— Тпру-у! — Конь встал, они выскочили из саней и осмотрелись. Кругом пятна, клочья шерсти, все истоптано похожими на собачьи лапами. Ясно, вся стая пировала здесь до тех пор, пока не осталось ни крошки мяса. Растасканы все кости. Хорошо заметны следы драки. Но — все ушли! Юрий снова похолодел: «Наверное что-то сделал не так. Вероятно, слишком много всыпал стрихнина! Или мало?» К горлу подкатил комок.
В растерянности он еще и еще раз озирался вокруг, и — как будто в грудь влилось что-то горячее: в нескольких шагах в глаза бросился большой рыжий ком…
— Шурка, смотри! Вот он, красный волк! Попался, попался, проклятый невидимка!
Конь захрапел и шарахнулся в сторону… Трясущимися руками привязали его к дереву и подбежали к редкому трофею. Опустились на колени в снег, трогали, гладили и рассматривали зверя. Он был похож, на очень крупную лайку. Палево-рыжий, с круглой, головой и на редкость пушистым хвостом. Братья, как зачарованные, ерошили красивый нежный мех.
Юрий был счастлив, но не мог отказать себе в удовольствии в свою очередь зацепить брата:
— Ну, что, помешала рогожа, a?
Но Александр как будто не слышал. Он первым пришел в себя.
— Стой! Раз тут остался один, стало быть, могли отравиться и еще. Надо проследить стаю насколько возможно.
Препирательства и колкости были забыты. Они забросили волка в сани и теперь один шагал впереди по следам, а второй потихоньку трусил в санях сзади.
Волки шли странно. Не гурьбой и не дружной рысью, как обычно, а вразброд. Некоторые несуразно петляли, заметно волочили ноги, шарахались, ложились и катались, но вставали и шли дальше. Многих тошнило. И вдруг, через сотню шагов, мальчики заметили впереди чуть припорошенный снегом круглый холмик. Ветер играл на его поверхности сверкавшими на солнце шерстинками. Они бросились вперед: есть еще один ири!
Потом третий. Окрыленные такой неслыханной удачей, братья почти бежали по следам несколько верст и погрузили в сани целых восемь волков! Остальные, по-видимому, едва унесли ноги. Они пересекли по льду Лебяжью лагуну и взяли направление на сипевшие вдали горы. Вероятно, как решили юноши, волки удирают домой в Маньчжурию.
После полудня надвинулись тучи, начал сыпать снег, заметая следы. Больше ничего не попадалось, было похоже, что оставшиеся в живых совсем оправились: видимо, им досталось меньше отравленного мяса. Ребята остановились и решили возвращаться. Аккуратно, один к одному, уложили восемь рыжих пушистых зверей, взобрались в санки и уселись сверху поудобнее.
Уже в сумерках они прикатили во двор усадьбы.
Волков втащили в кухню и разложили на полу. Полюбоваться на них при свете сильной керосиновой лампы сбежались Платон, Антипов, конюх Митюков, пастухи-корейцы. Обе сестры, Ян и Сергей. Мать внесла и посадила верхом на волка маленького темноглазого Павлика.
Девочки гладили блестящий мех и прикладывались к нему щекой. Мальчишки опасливо дергали хищников за уши и хвосты. Митюков, как обычно, успел к вечеру хватить разведенного спирта: нос красный, светлые глазки сверкают, сивая бороденка взъерошена. В таких случаях он бывал особенно разговорчив. И сейчас, сидя на табурете, слегка заплетающимся языком поучал:
— Доигрались, заразы. Сколь ночей людям спать не давали, сколько наших олешек зазря погубили. Вот, туды вам и дорога…
В эти минуты пунцовые, счастливые охотники за обе щеки уплетали мясную похлебку из косулятины, наперебой рассказывая сидевшему рядом дядьке Платону подробности сегодняшнего дня.
Когда кончили ужинать, Ольга Лукинична распорядилась: