Нэнуни-четырехглазый
Янковский изложил свою просьбу, рассказал о письме президента. Михаил Григорьевич ответил дружелюбно, не раздумывая:
— Доставим ваших сынов со всем снаряжением туда и обратно. Сейчас посмотрим расписание, когда ближайший рейс, и наметим день. Сейчас закажу чаю.
Через минуту слуга вошел в кабинет, неся на огромном лакированном подносе фарфоровые китайские чашки с парящим, издающим необыкновенный аромат чаем.
Оглянувшись по сторонам, гость увидел, что все полки и стеллажи кабинета почти сплошь уставлены китайскими книгами.
— Слышал, что вы непревзойденный знаток китайского, но не представлял себе такого количества восточных книг!
— Да, их здесь более тысячи томов. И энциклопедия, и справочники, и классика. Это моя слабость. Много читаю ночами, вошло в привычку.
— Знаете, Михаил Григорьевич, меня всегда интересовало, как вам удалось в совершенстве овладеть одним из сложнейших языков мира — китайским? Только все не было случая расспросить.
— Вы, надеюсь, сегодня не торопитесь?
— Нет, что вы, раз вы помогли так, быстро разрешить главный вопрос, мне спешить некуда, вечер свободный.
— Тогда слушайте. Только для ясности придется начать несколько издалека. Мы, Шевелевы — крамольники: мой дед, Александр в 1798 г. находился под следствием за «оскорбление словом» императора Павла, был закован в ручные и ножные железа. А отец, Григорий Александрович Шевелев, верхнеудинский купец, был образованным и передовым человеком. Агроном и селекционер. В нескольких верстах от Верхнеудинска имел опытную заимку: держал пасеку, вывел несколько сортов очень урожайной забайкальской пшеницы. До поры до времени был весьма уважаемым и влиятельным человеком, но пострадал за связи с декабристами. На его заимке, как правило, останавливались едущие из России к мужьям в Читу и Нерчинск жены декабристов. В разное время побывали Муравьева, Волконская, Нарышкина, Фонвизина, Розен, Юшневская. Кроме того, он общался с братьями Бестужевыми, Трубецким, Штейнгелем, и — способствовал их тайной переписке с Петербургом.
В конце концов, не без участия доверенного лица, оказавшегося провокатором, все стало известно жандармерии. И генерал-губернатор Восточной Сибири получил указание главного начальника Третьего отдела, самого графа Бенкендорфа — допросить и установить связь купца Шевелева с крамольниками. Отец был привезен в Иркутск и подвергнут тяжелому допросу. Он не выдал связей, его не судили, но власти постарались сорвать все казенные подряды и разорить. К середине тридцатых годов он потерял все, поэтому продал. Пожертвовал свой каменный дом в Верхнеудинске городской школе, а сам с семьей переселился в Кяхту, где на последние средства приобрел несколько лошадей и занялся ямщицким извозом. Онду тройку гонял сам.
— Купец стал ямщиком?
— Да. И вот, в начале пятидесятых стряслась беда. Сумасшедшие забайкальские кони разнесли тарантас, опрокинули, и отец убился насмерть. Мать осталась совсем без средств, а детей шестеро, мал мала меньше. Я в тринадцать лет закончил церковно-приходскую, и поступил в школу переводчиков китайского языка. Отправился с чайным караваном из Кяхты в Пекин, где и закончил ее при Пекинской духовной миссии. Перебрался в Ханькоу, устроился в чайную фирму купца Токмакова. Сначала приказчиком. Постепенно набрался опыта, стал специалистом и даже главным дегустатором.
— А верно, что вы знаете чуть ли не десять тысяч иероглифов?
— Сосчитать не пытался, но несколько тысяч знаю. Сейчас, мы с китаеведом профессором Поповым работаем над созданием русско-китайского словаря. Он благодарит, пишет, что моей помощью весьма доволен.
— А еще я слышал о вашей успешной миссии в Пекине по вопросу постройки Китайской Восточной железной дороги. Раньше урегулировать этот вопрос никак не удавалось.
— Тут, конечно, помогло знание языка и обычаев, соблюдение этикета. На востоке это очень важно. И я, очевидно, сумел доказать, что дорога принесет пользу нам и им. Кроме того, еще повезло: наместник императора Ли Хун-Чжан оказался старым знакомым. Нам с ним легче было договориться.
— И как же вас отблагодарило наше правительство? Это немного забавная история. Предложили было дворянство, а я сказал, что честный купец не хуже дворянина. Отказался. Тогда дали звание коммерции советника, отвели надел на берегу Уссурийского залива, в бухте Кангоуза. Место красивое, буду строить там дачу, хочу перевезти и поставить японские домики.
Шевелев снова позвонил, велел подать свежего горячего чаю.
— Все собираюсь осмотреть ваше хозяйство, Михаил Иванович, лошадей, оленей. Трудно, вероятно, было начинать: хунхузы, тигры. И отдача не скоро. Деньги, верно, вбили немалые?
— Все до копейки. И знаете, я как-то прикинул, что если бы занялся, как многие деловые люди, покупкой участков и постройкой домов во Владивостоке, — да-авно был бы миллионером. Но, верите, ничуть не жалею об этом. Ведь не было бы тогда в Уссурийском крае питомника местной породы лошадей. Это достижение для меня дороже всех миллионов! А деньги для начала скопил за время работы на Аскольде. Кстати, как вам удалось сколотить на службе в Китае такой капитал, чтобы организовать здесь пароходство?
— Э, нет, батенька, где там. Когда уже в тридцать лет вернулся в Кяхту, влюбился в купеческую дочку Александру Дмитриевну Синицыну. Знал, что есть брат, продолжатель дела, и на материальные выгоды вовсе не рассчитывал. Но когда Аля и тетка-опекунша дали согласие — родители к тому времени уже умерли — вдруг узнал, что за Александрой триста тысяч приданого! Это, даю слово, оказалось для меня полной неожиданностью. Вернулся в Ханькоу. Скоро стало ясно, что обстановка требует завести свой морской транспорт, и мы организовали пароходство «Шевелев, Токмаков и К?…»
Над Владивостоком опускался теплый весенний вечер. Из окна шевелевского кабинета открывался прекрасный вид на гладь бухты Золотой Рог, на замершие на рейде корабли и окружавшие гавань конические зеленые сопки. А у раскрытого окна сидели два «зубра» Приморского края, пили чай, рассказывали друг другу о своих делах. И не ведали, что через какой-то десяток лет старшая дочь Шевелева Маргарита станет женой Юрия, а крошка Ангелина в шестнадцать лет, в нарушение всех законов, обвенчается в глухой деревушке с Яном Михайловичем Янковским. Что их дети и внуки на долгие годы составят как бы одну большую и дружную семью.
* * *В июле одним из обратных рейсов шевелевского «Байкала» возвратились «энтомологи». Оборванные, похудевшие, загорелые. Но поездка оказалась удачной.
Около полутора месяцев пробыли они в горах, в сорока верстах от Вонсана. Жили около буддийского монастыря в своей палатке.
— Сначала все было хорошо, бабочек в самом деле много, встречаются отличные от наших подвиды, потом сами увидите, — докладывал отцу Александр. — И мы думали половить еще, особенно ночных, но… — он посмотрел на Юрия, как бы ища его поддержки, — но нас тигр прогнал!
Отец усмехнулся:
— Что, ловить не разрешил? — Он перевел взгляд с одного на другого.
Юрий заерзал на табуретке:
— Нет, папа, серьезно. Мы сразу, как приехали, увидели в сторонке одинокую фанзу с сорванной дверью. Спросили корейцев — в чем дело? А те и говорят… Вот, пусть Шура расскажет!
— Сказали, что перед нашим приездом тигр ночью сорвал дверь и уволок хозяина, а оставшиеся бросили дом и убежали!
— А вы напугались и удрали?
— Да нет. Поставили палатку неподалеку от фанзы старшего монаха и ловили больше месяца, хотя часто встречали на берегу речки на песке тигровые следы. Когда во второй раз наступили темные ночи, установили на поляне возле леса палатку-ловушку. Повесили фонарь, начали ловить ночных. Ночи три ловили спокойно, бабочки шли отличные, а потом…
— Пришел хозяин и пугнул? — Михаил Иванович с улыбкой оглянулся на жену, но та слушала с беспокойством…
— Еще как пугнул. Барсик лежал в траве возле палатки и вдруг заворчал. А после взлаял истошно!