Женское счастье (сборник)

Он вопросительно глянул на Сергея Павловича. Тот усмехнулся:
– Алексей обладает множеством талантов и специальностей. Он еще чемпион Европы по восточным единоборствам.
Алеша вспомнил школьные времена и изобразил «хорошего скромного мальчика».
– Да это когда было, Сергей Павлович! Это ж юношеский чемпионат был…
Парень совершенно измучился. Во-первых, ему неудобно было сидеть в этом слишком низком то ли стуле, то ли кресле, ноги лезли коленями под самый столик, норовя его опрокинуть. Во-вторых, опять заныла проклятая виолончель… В-третьих, он просто очумел уже от всей этой ретрухи. Честно говоря, сейчас он предпочел бы общество каких-нибудь братков с пальцами веером, чем терпеть эту слащавую изысканность… «Великие князья, блин, советского розлива… – ругался про себя Алексей. – Скорей бы уже закончился этот занудный вечер…»
Но вечер все длился, часы пробили еще и еще раз, и теперь все сидели на диване в другом помещении – кажется, это была библиотека. Рената и Алексей курили… Сергей Павлович пил коньяк. Рената, медленно пуская дым, рассуждала:
– Почему так красивы грехи в юности? Немного жадно ест… Это же прелестно…
Даша так и застыла, не донеся конфету до рта. Ее и правда вдруг, от волнения, что ли, разобрал дикий голод, и она принялась уничтожать фрукты и конфеты. А конфеты она обожала. Сестра завистливо вздыхала: «Везет тебе, Дашка, жрешь, как мужик, – и ничего. Все будто в прорву летит – такая же тощая…» Рената расхохоталась, глядя на Дашу с конфетой в руке.
– Дашенька, нельзя же все принимать на свой счет! Я говорю вообще, в целом… Например, молоденькая девочка лжет… И в этом есть свое очарование… Или пьет взахлеб, так что вода стекает прямо по подбородку. Все прелестно. Все едва намечено… И грешки прелестны, словно нераспустившийся бутон. Даже когда молодость неряшлива, она прекрасна… Даже когда юность слегка развратна, это чудесно. А перенесите-ка все это годков на двадцать попозже? Красиво? То-то. Безобразно.
Сергей Павлович хмыкнул:
– Да ты философствуешь, Ренаточка…
– А что? Философия в наше время – преступление?
– Я что-то не совсем тебя понял. Ты предлагаешь искоренять грехи заблаговременно или считаешь, что можно предаваться им до определенного порога? До двадцати пяти можно, а дальше – ни-ни?
– Я ничего не предлагаю. Я – констатирую.
– Да нет, ты явно на что-то намекаешь. Может быть, на то, что в моем возрасте… заметь, я говорю «в моем», а не «в нашем», роман выглядит безобразно?
– Ты сказал! – Рената ткнула в его сторону длинной сигаретой. – Ха-ха-ха! Давай поинтересуемся мнением наших юных друзей, чьи грехи тебе кажутся столь прекрасными…
Алеша заговорил с неожиданным жаром. Его длинный, но невразумительный монолог сводился к тому, что красивая женщина в зрелости всегда еще красивее. Рената и Сергей слушали его снисходительно, по лицу Ренаты блуждала понимающая, какая-то интимная усмешка. И Даша, неожиданно для себя озлившись, поддержала Ренату:
– В зрелости человек отвечает за свое лицо. Он его сам делает. Это как портрет Дориана Грея… Раневская в старости стала красавицей…
Сергей Павлович охладил ее пыл:
– Боже мой, Дашенька, да вы никак Уайльда читывали? А я уж думал, что современная молодежь только подписи к снимкам в журналах читает! А в лучшем случае – Акунина. И как это у вас теперь принято говорить? Это – пафос?
– Напрасно вы так, Сергей Павлович. Акунин – вполне приличный писатель, – почти до слез обиделась Даша. – Я все же институт закончила. Словечек типа «отстой» не употребляю. А пафос – прекрасное понятие. В переводе с греческого означает чувство, страсть, страдание…
И уже в который раз повисло неловкое молчание. Рената встала и распахнула дверь на балкон. В тишине вдруг стал отчетливо слышен шум проливного дождя. И всех четверых охватило общее чувство, которому вряд ли есть название. Просто чувство, возникающее ненастным и темным осенним вечером, когда сидишь в теплом, спокойном месте, слушаешь хорошую музыку и пьешь вино… На эти недолгие минуты все они забыли, кем друг для друга являются и зачем пришли сюда: им показалось, что они в кругу близких. Алеше представилось, что Сергей Павлович – его старший надежный друг. И сейчас можно было бы сыграть с ним партию в бильярд и порасспросить его о таинственных и важных денежных делах… Сергею Павловичу захотелось просто, без всяких мыслей о сексе, галантно поухаживать за Дашей и порассказать всяких историй про жизнь. Даше пригрезилось, как они с этой красивой теткой могли бы посмеяться и посплетничать… А Рената просто смотрела на Сергея Павловича. Она вспоминала дождь тысячу вечеров тому назад. И окно, раскрытое во влажную, полную осенних запахов и звуков ночь. И Сережку, который стоял, обняв ее, у этого окна. И всю тогдашнюю молодую, счастливую и праздничную жизнь… И казалось, продлись этот шум дождя еще минуту, все они скажут друг другу что-то важное, простое и искреннее… Но официант принес телефонную трубку. Сергей Павлович взял ее, послушал. Коротко сказал: «Да». Потом он извинился и сообщил, что вынужден ненадолго отлучиться.
Алексей посмотрел на Дашу долгим, что-то означающим взглядом. На Дашином лице появилось выражение мольбы. И хотя это выражение через секунду исчезло, Рената успела его заметить: нет, недаром эти двое так скованно держались, когда их знакомили в самом начале вечера, значит, они еще тогда, с первого взгляда понравились друг другу. Тем легче ей будет сделать то, что она хочет. Рената откинулась на спинку кресла и бодро произнесла:
– Ну что же, господа, пока уважаемый Сергей Павлович отсутствует, предлагаю вам деловой разговор. Дарья, уж извини, но буду с тобой на «ты». По праву старшей. Ты, как я поняла, закончила институт. На девок, озабоченных только бумажником партнера, не похожа. Даже несмотря на эту кошмарную косметику. Кстати, почему наши девушки так устрашающе красятся? Ладно, это я так… Так зачем тебе Сергей? Ты рассчитываешь на его денежную поддержку? Или хочешь с его помощью сделать карьеру?
Дашино лицо пошло красными пятнами.
– А если он мне просто нравится? Разве такого не может быть?
Рената вздохнула.
– Может. Но почему-то девушкам нравятся мужчины в возрасте, если они лауреаты, гениальные режиссеры, в крайнем случае богатые бизнесмены… Честно говоря, не припоминаю случая, чтоб кто-то из топ-моделей вышел замуж за грузчика дядю Васю.
Но Даша не собиралась сдаваться.
– Это очень примитивно, Рената. Девушек в этих мужчинах привлекает личность. Их сила, талант…
– А деньги? Деньги не привлекают? Тебя лично? Ну, ответь честно!
Даша почему-то вновь посмотрела на Алешу.
– Да, мне нужны деньги. Но…
Рената немедленно ужесточила тон:
– Вот и все. И никаких «но». Сколько тебе нужно?
– В каком смысле?
– В самом прямом. Сколько тебе надо денег, чтобы ты сейчас ушла отсюда с этим мальчиком?
Алеша вскочил.
– Я и так пойду!
– Сиди. У нас очень мало времени. Лучше скажи, она тебе нравится?
Алеша отвернулся, но произнес твердо:
– Да.
– А тебе он?
– Да, – так же отчетливо прозвучал голос Даши. Она успела подумать с неуместным юмором: «Спрашивает, как тетка в загсе…», но улыбнуться не решилась.
– Так сколько же вам нужно, чтобы вы ушли отсюда вдвоем? Пятнадцать? Двадцать? Пусть будет двадцать. Ведь все равно, Дашенька, эти богатые мужчины дьявольски скупы. Правда. Уж я-то знаю. Даже в лучшем случае, если ты подцепила его надолго, больше, чем я предлагаю, ты от него не получишь. Соглашайся, Даша!
Даша глубоко вздохнула и, словно ныряя, зажмурилась.
– Да.
Ответ получился беззвучным, сиплым, и она еще раз твердо сказала:
– Я согласна.
Деньги принесли через минуту в бумажном пакете. Рената вывела Алешу и Дашу на крыльцо особняка. Вызвала шофера. Спросила на прощание:
– Вы разберетесь между собой с деньгами? Впрочем, это уже ваше дело.
Потом догнала их на дорожке, оступаясь на высоких, тонких каблуках и сунула Даше бумажку.