Император Николай II. Жизнь, Любовь, Бессмертие

Разрушенный немцами Брест-Литовск
Таким образом, объявление Германией войны России было закономерным итогом недальновидных действий кайзера в течение ряда лет. Николай II только принял вызов Вильгельма II, сам он не искал столкновения. Как вождь своей страны, как человек император сделал выбор и оставался верен союзникам до последнего дня царствования. С началом великой битвы он предпринял все для воцарения внутреннего спокойствия и мира: не было ни репрессий в отношении политических противников, ни чрезвычайного законодательства, осложнившего бы деятельность общественных организаций. А ведь под предлогом укрепления тыла царю ничего не стоило бы приостановить действие конституции и распустить Думу, закрыть неугодные газеты, выслать наиболее рьяных оппозиционеров. Но будучи благородным человеком, он полагался на благородство других: если лидеры общественности заявляют о единении с правительством во имя победы, значит надо верить им на слово, как водится между порядочными людьми.
Царь Николай II, Георг V и король Бельгии Альберт I. (1914 г.) Примечательно внешнее сходство Николая II Георга V, бывших двоюродными братьями
Но истинные намерения «демократов» были далеки от забот об укреплении национального единства. Военные трудности представлялись им желанным условием для расшатывания доверия к верховной власти. И, воспользовавшись первыми же неудачами на фронте, они принялись фабриковать слухи и газетные утки о действиях неких изменников, германских агентов при Дворе, об ужасающей неподготовленности армии к войне…
Газовая атака на Восточном фронте, Первая мировая война (1915 г.). В 1915 году против русских войск Германия произвела 3 газовые атаки, в результате которых погибло 25 000 человек.
Не принималось во внимание и то, что несмотря на некоторые потери на германском фронте, русская армия сумела нанести чувствительное поражение австриякам, от которого они уже не оправились до конца войны. Под контроль русских войск перешла огромная территория Западной Украины и Прикарпатья. На турецком фронте успехи были не менее впечатляющие – откатившись на сотни километров, армия Оттоманской империи едва сумела закрепиться на оборонительных позициях и до самого конца войны не помышляла об активных действиях.
Как бы ни драматизировали обстановку в стране с думской трибуны и со страниц газет, все обстояло достаточно благополучно. Даже продовольственные карточки не вводились в России – в отличие от Германии и Австро-Венгрии. Тем не менее, недавние «патриоты» только и голосили о головотяпстве администрации. И мало по малу патриотический подъем, воцарившийся в обществе с началом войны, стал иссякать, а затем и вовсе сменился привычным брюзжания обывателя по поводу всякого действия правительства. Зато намеки газет на то, что было бы, если б за дело взялись люди, «облеченные доверием общества», воспринимались как истина, не подлежащая обсуждению. И все ближе, ближе становилось то время, когда одурманенная общественность очнется среди жуткого похмелья…
Летом 1915 года, убедившись, что руководство армией со стороны Великого князя Николая Николаевича (дяди царя) малоэффективно, император решил принять на себя обязанности главнокомандующего. После крупного отступления, когда немцам была сдана часть Польши и Литвы, Николай II перевел Великого князя на Кавказский фронт, а сам отбыл из Петербурга в Могилев, где находилась ставка главного командования.
Думские либералы немедленно разразились стенаниями по поводу некомпетентности монарха. Армии предсказывали новые беды. И в то же время, пользуясь отсутствием государя в столице, начали раздувать слухи о невероятном могуществе Распутина, который будто бы способен менять министров как перчатки.
Как только руководимая великим князем Николаем Николаевичем армия начала терпеть поражения, главнокомандующий и близкие к нему думские круги принялись искать козлов отпущения. Активизировались поиски германских агентов. В такой атмосфере весной 1915 года было сфабриковано дело полковника Мясоедова, некогда служившего на границе между Россией и Германией, а затем возглавлявшего русскую военную контрразведку. Обвиненному в шпионаже офицеру даже не дали возможности прибегнуть к услугам адвоката, но в спешном порядке приговорили к смерти и немедленно казнили по указанию Николая Николаевича. Хотя голословность обвинений, отсутствие каких-либо фактов, уличающих Мясоедова в измене, были очевидны, «демократическая» печать била в литавры и даже впоследствии, когда выяснилась невиновность полковника, никто из организаторов судилища наказания не понес – главное было сделано, ядовитые семена шпиономании посеяны.
Николай II, министр двора и уделов граф В. Б. Фредерикс (в центре) и великий князь Николай Николаевич (справа) в Ставке. Сентябрь 1914 г.
И вот уже не в столице, а в глухих деревнях, куда пришли на побывку солдаты с фронта, с многозначительными оглядками рассказывали:
«На Кавказ повезли морем мильон солдат с немецкого фронта, а корабь утоп, а солдаты все потонули. Нашего брата уничтожают баре, чтоб им просторней было. Сами все об том в газете читали».
Или такое слышалось:
«Иду я на позиции. Вижу: хата стоит, в хате огонь горит. Думаю – зайти на огонек; подошел, глянул в окошко: четыре генерала сидят – два наших, два немецких. Слышу: наши генералы русский фронт немцам продают. Только дорого просят, а немцы торгуются. Вскочил я тогда и убил всех генералов, а за это мне от царя крест даден, я Расею спас».
И того страшнее слухи ползли:
«Из Питера по приказу царицы в Германию подземный ход сделан, и отправляют немцам хлеб, мясо, винтовки и снаряды, и вот поэтому у нас винтовок не хватает».
Что мог противопоставить правительственный аппарат такой беспардонной пропаганде (а то, что не от простых солдат все это шло, сомневаться не приходится)?
Несмотря на то, что с приходом царя в Ставку дела на фронте явно пошли лучше, брюзжание прессы и думских демагогов не прекращалось. Даже знаменитый Брусиловский прорыв 1916 года, когда армия поставила Австро-Венгрию на грань поражения, захватив огромную территорию и почти полмиллиона пленных, даже этот грандиозный успех не вызвал энтузиазма у оппозиционеров. Их скорее обескураживало то, что народ спокоен и не проявляет желания пойти за идеологами смуты. О том, какое впечатление производила Россия за несколько месяцев до февральского переворота, мы можем судить по мемуарам графа Оттокара Чернина, высланного из Румынии посланника Австро-Венгрии. После объявления Румынией войны Центральным державам правительство России в сентябре 1916 года согласилось предоставить персоналу миссии возможность проехать через свою территорию по пути на родину.
«Путешествие через неприятельскую страну было весьма любопытно. В то время как раз шли кровопролитные бои в Галиции, и нам и днем и ночью встречались беспрерывные поезда, или везущие на фронт веселых, смеющихся солдат, или оттуда – бледных, перевязанных, стонущих раненых.
Население всюду встречало нас удивительно приветливо, и здесь мы не замечали и следа той ненависти, которую мы испытали на себе в Румынии. Все, что мы видели, проявляло себя под знаком железного порядка и строжайшей дисциплины. Никто из нас не верил в возможность того, что эта страна находится накануне революции, и, когда по моем возвращении император Франц-Иосиф спросил меня, достал ли я какие-нибудь данные об ожидающейся революции, я ответил решительно отрицательно» (О. Чернин. В дни мировой войны. М-Пг, 1923)