Безграничная (ЛП)

— Сначала мы должны решить, где ты хотела бы тренироваться, — говорит он.
Я жестом указываю вокруг нас. — Здесь.
— Это отправная точка, — говорит он. — Необходимо определиться с конечной.
— Хорошо. Какие есть варианты?
— Любые, — отвечает он.
— Пустыня Сахара? Тадж-Махал? Эйфелева Башня?
— Думаю, мы создадим настоящее зрелище, практикуя фехтование на Эйфелевой Башне. — Он слегка усмехается, после чего снова становится серьезным. — Попробуем какое-нибудь место, которое ты хорошо знаешь. Место, где тебе будет комфортно и спокойно.
Это легко. Даже не задумываясь, я через пару секунд произношу:
— Окей, забери меня домой, в Джексон.
— Считай, что это и есть Джексон. — Папа продолжает стоять передо мной. — Мы сейчас на пересечении границ.
— А что такое пересечение границ? — спрашиваю я.
— Это... — Он подыскивает слова. — Изгиб во времени и пространстве, позволяющий перемещаться из одного места в другое очень быстро. Первый шаг, — добавляет он резко, — Сияние.
Я ждала, что прямо сейчас что-то случится, но ничего не произошло. Я смотрю на папу. Он выжидающе кивает головой на меня.
— Это то, что мне нужно сделать?
— Ты ведь делала это раньше, не так ли? Ты призвала свою мать вернуться из ада.
— Да, но я не знаю, что именно я тогда сделала.
— Всего понемногу, моя дорогая, — говорит он.
Я сглатываю.
— Такое ощущение, будто я сейчас похожа на одно из зданий Рима? Возможно, нам стоит начать с чего-то меньшего. — Я закрываю глаза, пытаясь сконцентрироваться, перестать думать, прекратить анализировать, при этом стараясь просто быть собой. Я слушаю свое дыхание, высвобождающееся из моего тела и стремящееся опустошить меня, уйти от меня потому, что только тогда я смогу достичь нужного спокойствия внутри себя, которое является частью света.
— Хорошо, — бормочет папа, и я открываю глаза, видя золотистое Сияние, омывающее нас.
— В этом состоянии, — говорит он, — у тебя есть доступ ко всему, что ты попросишь. Ты просто должна научиться спрашивать.
— И все? — скептически спрашиваю я.
— Если ты спросишь и поверишь в это, то, да. Больше ничего.
— Получается, если я действительно захочу чизбургер, как, например, сейчас...
Он смеется, и звук разносится эхом вокруг нас, словно хор колокольчиков. Его глаза цвета расплавленного серебра, и в этом свете его волосы блестят.
— Полагаю, что я просто не знаю, что сказать. — Он протягивает руку, и что-то золотисто-коричневого цвета появляется в ней. Я беру это. Оно похоже на хлеб, только выглядит, словно зажигалка.
— Что это? — спрашиваю я. Потому что это не выглядит как чизбургер.
— Попробуй.
Я слегка колеблюсь, но потом откусываю. Эта штука взрывается на моем языке точно так, как взрывается лучший маслянистый круассан, который я когда-либо пробовала, оставляя слабый привкус меда. Я съедаю остальное, и потом чувствую себя полностью удовлетворенной. Не наполненной, но уже и непустой.
— Эта штука невероятна, — говорю я, чувствуя позыв облизать пальцы. — И ты можешь сделать это из воздуха, в любое время, когда захочешь?
— Я прошу, и оно приходит, — говорит он. — Но теперь скажи, на чем мы остановились?
— Ты сказал, что благодаря сиянию, мы можем получить все, что угодно.
— Да. Именно с помощью него, я могу спускаться с небес на землю, и точно также могу перемещаться из одного места на земле в другое. Из одного времени в другое.
Я мгновенно становлюсь взволнованной.
— Ты собираешься научить меня, как надо продвигаться сквозь время?
Мне нравится идея о том, как получить лишний час на подготовку к экзаменам или выяснить, кто победит из Стэндфордского университета в играх Беркли прежде, чем это произойдет. Или — комок вскакивает в горле, — я могла бы вернуться к маме. В прошлое.
Папа хмурится.
— Нет.
— О-о, — я говорю, разочаровано. — Это часть плана, да?
Он кладет руку мне на плечо, нежно сжимая его.
— Ты увидишь свою маму снова, Клара.
— Когда? — спрашиваю я. Мой голос внезапно охрип. — Когда умру?
— Когда она больше всего будет нужна тебе, — говорит он, двусмысленно, как никогда.
Я прочищаю горло.
— Но сейчас, я могу попасть туда, куда я хочу?
Он берет мои руки в свои и смотрит мне прямо в глаза.
— Да. Можешь.
— Что ж, это может быть очень удобно, когда я опаздываю на урок.
— Клара. — Он хочет, чтобы я была серьезной. — Пересечение границ — это жизненно важный навык, научиться которому не так сложно, как может показаться, — говорит он. — Мы все связаны: все, что живет и дышит в этом мире, и Сияние-это именно то, что связывает нас.
Следующую вещь, которую он будет рассказывать об этой силе, я знаю.
— И в каждом месте есть частичка этой энергии. Думаю, ты понимаешь, о чем я. Для того, чтобы перейти отсюда туда, тебе необходимо сначала подключиться к этой энергии.
— Сияние. Связывает.
— И затем ты должна подумать о месте, где хотела бы оказаться. Не о расположении на карте, а реальном месте. О месте, каким оно выглядит в реальной жизни.
— ... Как большие осины на нашем переднем дворе в Джексоне?
— Это было бы идеально, — говорит он. — Доберись до этого дерева, до его мощи, которая генерируется от солнца, до его корней, которые распростерлись на земле, поглощая воду и всасывая жизнь....
На минуту я загипнотизирована звуком его голоса. Затем, я закрываю глаза и вижу это так ясно: мои осины, с которых уже начинают опадать листья; осенний ветер пробирается сквозь ветви, шепча и заставляя литья шевелиться. Представляя эту картину, я начинаю дрожать.
— Ты не представляешь... — Папа говорит, — …но мы уже здесь.
Я открываю глаза. Вздыхаю. Мы стоим на переднем дворе под осинами. Невероятно.
Папа отпускает мои руки.
— Хорошая работа.
— Это сделала я? Не ты?
— Ты.
— Это было ... легко. — Я поражена, насколько легко это было. Мы с легкостью пересекли почти тысячу миль.
— Ты очень сильная, Клара, — говорит папа. — Даже для Трипла. Ты замечательна. Твое соединение с миром сильное и устойчивое.
Во мне зарождается желание задать ему с десяток вопросов, например: если это правда, то почему я не чувствую себя более, ну, не знаю, религиознее что ли? Почему мои крылья не белее? Почему у меня так много сомнений? Вместо этого я говорю:
— Хорошо, давай сделаем это. Научи меня чему-нибудь еще.
— С удовольствием. — Он снимает шляпу, пиджак и кладет их на перила крыльца, после чего идет в дом и возвращается с маминым веником, который он быстро разламывает на две части, словно кучу сырых спагетти. Одну половину он протягивает мне.
— Оу, — говорю я. Знаю, это не должно быть большим делом, но я представляю маму, танцующую поистине театрально с веником вокруг кухни под песню «Whistle While You Work», и ее крик, когда она застает папу со словами: «Ты испортил мой веник!».
— Прошу прощения, — говорит он.
Я беру свою половину веника, прищуриваю глаза, подозрительно глядя на него. — Я думала, про «Сияющий меч».
— Давай не будем торопиться — снова говорит он, поднимая свою половину веника. Он бьет меня по рукам, и я подпрыгиваю. — Прежде всего, давай отрабатывать твою позицию.
Он учит меня балансировать, уворачиваться и предугадывать ходы соперника. Учит меня использовать свою силу, а не мышцы руки, что почувствовать клинок. Веник должен стать продолжением моего тела. Это похоже на танец, понимаю я очень быстро.
Он двигается, я двигаюсь в ответ, вместе с ним, опираясь легко и быстро на ступни ног, избегая его ударов, а не блокируя их.
— Хорошо, — говорит он, наконец. Думаю, он даже вспотел.
Я вздыхаю с облегчением, потому что эта борьба, вещь не слишком уж сложная. Мне казалось, что это может оказаться чем-то вроде полетов, где я полностью провалилась, но время от времени я нахожу их довольно быстрым способом перемещения, учитывая все обстоятельства.