Леди Дерзость
— Как тебе угодно. Во всяком случае это заставит тебя находиться дома, а не делать то, чего не следует.
Он заглушил ее ответные слова звуками лютни и запел. Он исполнил несколько песен, не получая, впрочем, удовлетворения. Ему не терпелось возобновить спор с Ориел, ибо его продолжала беспокоить мысль, что она способна выкинуть еще какой-нибудь фокус. Она бросала ему вызов лишь потому, что он втолковывал ей, как поступать, а не потому, что он говорил неразумные вещи. Черт бы ее побрал! Он не собирается мириться с ее упрямством и непослушанием. Ее следует проучить.
Блэйд скосил глаза на Ориел. Она следила за его руками, перебиравшими струны. Блэйд усмехнулся и начал новую песню. Он видел, что слова песни заставили Фейт помрачнеть, в то время как Ливия и Лесли хлопали в ладоши и вовсю хохотали.
Когда он и я оказались под одеялом,
Я позволила ему прийти весь путь до конца,
И сейчас мой пояс не сходится на талии.
Боже мой, что же теперь мне делать?
Господи, я осталась одна,
Мою девственность отняли у меня.
Когда он закончил, все, кроме Фейт и Ориел, смеясь аплодировали. Блэйд привстал с табуретки и поклонился, затем, повернувшись к Ориел, предложил ей руку. У нее был отсутствующий взгляд, а лицо побледнело. Он ожидал от нее другой реакции-ярости, гнева…
Он еще раз поклонился и взял ее за руки.
— Милая?
Ориел разрешила помочь ей подняться и проследовала за ним к одному из столов, где стояли графины с напитками. Она молча смотрела, как он наполнял бокал. Когда он протянул ей бокал, она пригубила вино и прошептала:
— Возможно, и у меня будет ребенок.
Блэйд чуть не поперхнулся.
— Избави Боже. Надеюсь, что этого не случится. Я не хотел бы, чтобы ты обременяла себя заботами раньше времени: мы ведь совсем немного знаем друг друга. У тебя будет еще предостаточно времени завести ребенка.
— Я согласна с тобой. Как бы то ни было, я рада, что мы скоро поженимся. Джордж говорит, что это должно быть сделано в четырехнедельный срок.
— Он действительно так говорит?
— А ты разве против?
— Ну что ты. Я-то за. Четыре недели. Да, четыре недели… Теперь об этом охотничьем домике. Может быть, нам лучше воздержаться от интимных встреч? В конце концов мы помолвлены и…
— Тебе не хочется быть со мной?
— Что ты! Порой так хочу, что сатанею от неутоленного желания обладать тобой. Но приличия требуют от нас сдержанности.
— К черту приличия. — Ориел улыбнулась ему. — Давай увидимся сегодня в лесном домике, и я утолю твое желание.
— Боже, я же сказал, что будет лучше, если ты не будешь выходить за пределы дома в ночное время.
— Но…
Блэйд оглянулся, не смотрит ли кто на них, и, схватив ее руку, сжал. Глядя на нее как можно строже, он сказал:
— Ориел Ричмонд, если ты попытаешься ночью выйти из дома, я раздену тебя догола и запру в твоей комнате.
— Ты этого не сделаешь.
— Помилуй, ты сомневаешься в этом после того, что случилось между нами?
— Свинья.
Она вырвала руку и попыталась уйти, но он задержал ее.
— Пустите меня, — сказала она. — Меня коробит ваша надменность, милорд. Может быть, теперь мне и не захочется встречаться с вами — ни в охотничьем домике, ни где-либо еще.
Чувствуя, что победил, Блэйд не удержался, чтобы немного не подразнить ее.
— Не отталкивай меня, милая. Ты только лишний раз вынуждаешь меня напомнить, кто здесь хозяин.
Она вскинула голову, и от его игривости ничего не осталось — таким было выражение ее лица.
— Ах, так. Значит, я для тебя что-то вроде необъезженной лошади, которую можно укротить? Спасибо, что ты показал мне свое истинное лицо. Теперь я подумаю, стоит ли мне вообще выходить замуж. Я скорее останусь старой девой, нежели позволю, чтобы мною командовали. Всего хорошего, сударь.
15
Полны хитрости, полны коварства
Во все времена, всегда и во всем
Дети человеческого племени.
В Ориел все кипело, когда она вошла в свою спальню. Блэйд оставался все таким же властным и непреклонным. Он обращался с ней так, как будто она его рабыня! Если он беспокоится о ней, то мог бы просто попросить ее не отправляться в путь одной, ночью, а не разыгрывать из себя господина.
Ориел остановилась посреди комнаты и только сейчас заметила новую девушку из деревни, Мэри. Ориел спросила ее:
— Нелл все еще не вернулась?
Мэри сделала короткий реверанс.
— Нет, госпожа.
Вздохнув, Ориел повернулась, чем не замедлила воспользоваться Мэри, переставив несколько шпилек на прическе и убрав со лба волосы.
— Она сама не своя с тех пор, как ее застали в конюшне с этим наследником лорда Монтеню. Ну ладно. Завтра отправлюсь в деревню и разыщу ее там.
Ориел снова почувствовала, как ее переполняет гнев. И почему мужчины считают, что женщинам не дано обладать разумом? И все только потому, что у них другое строение тела? Она всегда убеждалась, что даже привлекательнейшие и красивейшие из мужчин скоро становятся невыносимы, когда принимаются изображать из себя господ. Она провела половину жизни, слушая постоянное шипение и ехидные замечания двух своих тетушек. Теперь у нее, наконец, появилась какая-то свобода, и она не собирается быть предметом чьих-то вельможных устремлений. А вдруг она беременна?
Ориел помогла Мэри натянуть себе на голову чепчик и забралась под одеяло. Она дала Блэйду слишком много власти над собой, с сожалением подумала Ориел, и потому он заставил ее забыть о добродетели. Ей стоит научиться управлять своими чувствами. Но как это сделать, если само его дыхание вызывает в ней невыносимое желание прикоснуться к его мускулистой груди, скользнуть рукой под вырез в его одежде…
Ориел безумно захотелось, чтобы дедушка Томас оказался рядом, и ему можно было бы доверить свои мысли и услышать разумный совет. Но он навсегда покинул ее, оставив свои советы в виде намеков и недомолвок. Дедушка был достаточно мудр, чтобы не раскрывать собственные тайны семье, и только Ориел понимала, что таилось за этими намеками.
Сэра Томаса наверняка беспокоила возможная угроза королеве с Севера, со стороны могущественных семейств: граф Вестморлендский и герцог Норфолкский были католиками. Большая часть Севера была католической, хотя сохраняла пока верность королеве Елизавете. Без сомнения, дедушка Томас подозревал, что затеваются какие-то интриги с целью свержения королевы, и стремился их раскрыть.
Ориел вспомнила, как дедушка Томас говорил ей, что восхищается королевой. Вот почему он прекратил свои ежедневные записи в дневнике. Ориел постаралась оживить в памяти его последние страницы. Эти строки читались очень легко, хотя писались уже дрожащей рукой. А в самом конце дедушка нарисовал лист дуба. Под листом было начертано его любимое изречение: «Fronti nulla fides» — «Не доверяй внешнему виду».
Ориел свернулась калачиком на кровати. Мэри опустила балдахин. До встречи с Блэйдом Ориел могла поговорить по душам лишь с дедушкой Томасом. Но теперь, конечно, все ее помыслы были только о Блэйде, его удивительном уме, о чарующем голосе, о благородных манерах. Ориел стала медленно погружаться в сон, но перед тем как заснуть, она еще успела дать себе слово — завтра вступить в непримиримую борьбу со своим деспотом.
Ориел снилось, что Блэйд лежит рядом. Внезапно в сон ворвались летящие дубовые листья. Они падали на Ориел и заслоняли от нее Блэйда, и, хоть она сбрасывала их, листья немедленно закрывали ее снова и скоро облепили полностью.
Но Блэйд почему-то не обращал на это внимания, он продолжал целовать ее, пока один из листьев не упал на ее лицо. Тогда она внезапно чихнула и проснулась.
Ориел открыла глаза. Затем села на кровати и потерла нос. Было слышно лишь дыхание Мэри, которая спала на лежанке около кровати. Ориел показалось, что она пробудилась от какого-то шума. Она прислушалась. Кроме тихого посапывания Мэри, никто не нарушал тишины. А Ориел, окончательно проснувшись, так и осталась сидеть, думая о том, как все во сне было сказочно прекрасно — и ее любовь, и эти листья…