Предел желания
Судя по увиденному и по ощущениям, меня притаранили сюда в беспамятстве. Я лежал, стреноженный по рукам и ногам, привязанный, на высоком столе в центре какой-то лаборатории. Помещение казалось довольно обширным, но было абсолютно без окон и имело только одну дверь. Во всяком случае, в поле моего зрения других выходов не обнаружилось. Повсюду работала, перемигивалась огоньками, жужжала, постукивала многочисленная электроника. Человек в зеленоватом халате, по внешности типичный ученый, высоколобый, с залысинами и даже с узкой бородкой, чем-то занимался в углу, справа от меня.
— Что вы со мной сделали?! — выпалил я.
— Успокойтесь, с вами все в порядке, — спокойно ответил «яйцеголовый». — Просто ваш организм слишком чувствительно среагировал на прививку. Добро пожаловать в Лос-Анджелес-Сити!
Но я ему не поверил. Бред! Какая на фиг прививка, ты, гомеопат радиоактивный?! Эту сказочку будешь убогим задвигать, у них смысл жизни — во все верить… Другое дело, что придурки, которые меня стреноживали, допустили ошибку. Они привязали меня обычными пласткожаными ремнями, без каких-либо стальных кандалов со спецзамками.
— Как это Лос-Анджелес? — удивился я, сообразив, что означает последняя фраза ученого мужа. — Меня что, снова перевезли?
— Естественно, а что тут такого необычного? — пожал плечами мой собеседник в халате. — Вас просто доставили сюда на самолете, обогнув Периметр с юга, по соглашению с Мексикой над ее территорией, вот и все. Этот комплекс ближайший к границе Ареала, в необходимом для отправки районе, и…
— Тогда почему я привязан? — начал я потихоньку брать ситуацию в свои руки.
— Ха-ха! Очевидно, в связи с вашим неадекватным поведением на людях, — хохотнув, ответил он. Весело ему, значит.
— Ну а ты, значит, местный Док-потрошитель? Яйцеголовый маньяк из лаборатории безумного профессора.
Пудрить мозги хамоватой иронией — один из моих излюбленных способов борьбы с окружающей средой. И я решил, что сейчас более подходящего к ситуации способа не найти.
— Это весьма неполиткорректное высказывание, — сразу нахмурившись, ответил научник, — которое к тому же совершенно не соответствует действительности. Мое имя Джастин Бенджамен Сноу, я специалист в своей области и смежных, а откуда у вас столько пренебрежения к деятелям науки, мне не совсем понятно.
— Само собой, — продолжал я, намеренно издеваясь и дальше, — куда уж нам, мы же только своей областью занимаемся и смежными, больше ни в чем не смыслим и ни во что не вмешиваемся! Другое дело, настоящий ученый, благодетель человечества, с большой, так сказать, буквы У. А вы у нас просто УО, то есть умственно отсталый…
— Что вы хотите этим сказать?! У вас нет оснований вести себя столь вызывающе! Я не давал повода! — моментально обиделся человечишка в лабораторном халате. — Вы думаете, что я недостаточно образован?! Я доктор наук, профессор, имею множество научных степеней и званий, о многих из которых вы даже никогда не слышали. В свои сорок девять лет я, конечно, не считаю себя всезнайкой, но поверьте, достаточно осведомлен, чтобы не являться дилетантом во многих разделах знаний человечест…
— О да-а, не сомневаюсь! — перебил я его. — Что вы умеете считать, писать, читать, а главное, болтать, только вот никакого проку от ваших многочисленных знаний… Неужели люди стали счастливее от того, что наука отучила их всецело полагаться на собственные силы? И вместо того, чтобы полностью рассчитывать на свои ноги, использовать для поддержки костыли инструментов и машин? Практически, на что вы способны, кроме того, чтобы изобрести очередную модель подпорок? И уж если вы такой грамотный, тогда ответьте, есть ли смысл в вечной жизни, а? Сможете? — задал я ученому мужу совершенно не ожидаемый им вопрос. Бедняга, мне его даже стало жаль, немного. Вполне может быть, и вправду настоящее светило науки, а я его, как студента-первокурсника, в оладью размазываю.
Реакция последовала не совсем ожидаемая для меня. Док совершенно не удивился такому вопросу.
— На самом деле это не такой уж сложный вопрос. Для того чтобы найти безошибочные ответы на подобные загадки бытия, прежде всего необходимо, — начал излагать профессор Сноу; казалось, он был заранее готов к такому повороту в нашем общении, и я понял, что док залезает на своего любимого мустанга, чтобы пуститься в торжествующий галоп, — обратиться к значению каждого слова в вопросе…
Я сразу даже и не нашел что брякнуть и промолчал, мысленно подыскивая формулировку.
— А именно, — тем временем, выдержав внушительную паузу, продолжил профессор, — в вашем вопросе есть два ключевых слова, требующих определения. Это смысл и это вечность. Начнем, пожалуй, со второго. Скажите, как вы считаете, что такое вечность? — задал уже свой вопрос профессор. Он опять, прямо на глазах, повеселел. Я невольно помог ему вернуться в седло, где он чувствовал себя абсолютно уверенно.
— Вечность — это бесконечно долго или много, — практически не раздумывая, выдал я. На самом деле «видеодиктофон» больше всего интересовала меня в данный момент, но профессор был слишком увлечен речью и не замечал направления моего интереса.
— Нет, нет, — отмел мой дилетантский ответ Джастин Сноу, — вы только заменили одно непонятное слово другим, но не нашли для себя объяснение. Или, точнее сказать, понимание…
Я промолчал, потому что уже сообразил: этому обладателю степеней и званий, о которых я даже не слышал, только дай повод выступить с высокоученой проповедью.
— Вечность и бесконечность — сугубо фальшивые категории, ох-хо-хо, — сокрушенно вздохнув, продолжал он. — И данные понятия пришли к нам из математики, науки, если можно так выразиться, синтетической и потому имеющей мало общего с реальностью. Для математика очень легко написать значок бесконечности, но уже, к примеру, физику такое понятие абсолютно ни к чему. Физик знает, что всему, абсолютно всему в этом мире можно дать количественную оценку. Другими словами, все поддается подсчетам, даже число элементарных частиц во всей Вселенной. Но каким бы большим это число ни вышло, по сравнению с бесконечностью им можно просто пренебречь. Или, другими словами, при необходимости списать на статистическую погрешность. Поэтому вы прежде всего должны понять, что бесконечность — это просто слово. Причем слово, не имеющее практического определения, так как все в этом мире имеет свой предел, и любой процесс когда-нибудь заканчивается. Исходя из вышесказанного! — повысил тон профессор, назидательно подняв при этом указательный палец вверх. — Ваш вопрос необходимо перефразировать, а именно: какой смысл от жизни гораздо более долгой, чем у большинства других живых существ? И тогда ответ получается сам собой: если будет смысл — живи, так сказать, сколько хочешь, главное, чтобы самому не надоело. Поэтому не в вечной жизни как таковой нужно искать смысл, а, наоборот, обретя смысл существования, получить все остальное.
Продолжать выслушивать эти, несомненно блистательные, выкладки и съеживаться в темное пятнышко, исчезающе малое в сиянии интеллекта профессора, дальше было ни к чему. Я уже принял решение, что буду делать. Поэтому, пока блестящий док философствовал, я не спеша собрал во рту накопившуюся липкую слюну и метко выплюнул ее, попав точнехонько в объектив фиксирующего наш разговор лабораторного «видеодиктофона». Такими штуковинами пользуются научники для ведения протоколов экспериментов, и профессор неосторожно установил ее совсем неподалеку от меня.
— Что вы делаете?! — вскрикнул профессор и, выхватив из кармана своего халата белоснежный носовой платочек, принялся вытирать мой плевок, даже не подозревая, что полностью перекрыл обзор невидимым для меня наблюдателям, которые наверняка подключились к его фиксирующей системе.
Ученый оставил меня совершенно без присмотра, так как повернулся ко мне спиной, а этого ему делать не стоило.
Отточенным, натренированным движением я вывернул суставы больших пальцев рук внутрь ладони и аккуратно освободил кисти. Затем, со щелчками вправив суставы обратно, дотянулся до какой-то металлической посудины, стоящей на передвижном столике возле моего длинного стола, схватил ее и что было сил швырнул тяжелую железяку светилу науки прямо в аккуратно стриженный затылок.