Сволочь ты, Дронов!
Валентина с детьми по обыкновению на все лето уехали в Гнилушки. И влюбленные могли уже не прятаться от Анастасии Григорьевны — Алька могла бы на все три месяца перебраться к Дронову, он ведь сразу предложил ей такой вариант. Однако та отказалась. Не из особой порядочности — порядочные девушки вообще не связываются с женатыми мужчинами. Алька просто старалась не думать о его семье, о том, что своей любовью делает огромную пакость тете Вале. И вот как раз для того, чтобы не думать об этом, не чувствовать себя последней сволочью, она и отказалась от предложения Дронова. Не то что жить там не смогла бы — она вообще никогда не заходила в его квартиру. Там ведь на каждом шагу — напоминание о тете Вале и детях, а значит, об Алькиной подлости.
Иногда по выходным они садились в машину Дронова и ехали в Москву. Он водил Альку в Третьяковку и театры, но той больше всего нравилось бывать в Парке Горького. Живопись, искусство — это, конечно, хорошо, но Алька-то еще была ребенком, к тому же детство у нее было несколько ущербное, словно бы недогуленное. А потому ей так хотелось порезвиться, покататься на каруселях, на американских горках. Что может быть лучше, чем когда от скорости и перепадов высоты дух захватывает, когда, кажется, от страха и ужаса сердце вот-вот остановится, разорвется, а ты прижимаешься спиной к любимому, уверенная в том, что он защитит. Что может быть лучше вот этого симбиоза ужаса и бесконечной любви и счастья?!
Но все хорошее когда-то кончается. Кончилось и их лето. Вернулись в город Валентина и дети. Впрочем, их возвращение не означало ровным счетом ничего — Альке даже казалось, что Дронову абсолютно все равно, догадается супруга о его неверности или нет. Однако вопросов относительно супружеской жизни любимого никогда не задавала.
Как ни странно, но гораздо большим препятствием их отношениям стала не семья Дронова, а Алькина школа. Мало того, что она пропадала там по полдня — это Дронов принимал нормально, как должное. В конце концов, он тоже не на пляже загорал целыми днями. А вот подруги, одноклассники… За лето, проведенное со взрослым человеком, Алька, оказывается, безумно соскучилась по сверстникам. И с самого начала сентября бесконечной чередой пошли вечеринки, сабантуйчики, походы в кино и на дискотеки с друзьями.
Сначала Дронов терпел молча, как неизбежное зло. Но уже в середине октября стал проявлять неудовольствие тем, что в Алькиной жизни есть кто-то кроме него, даже если этот кто-то и не является его соперником. Он не хотел ее ни с кем делить, даже с подругой Жанной.
Алька ходила счастливая — еще бы, из-за нее убивается взрослый мужик. Ревнует. Значит любит. Вот и пусть ревнует. И все чаще проводила вечера вне дома, без Дронова. Не назло ему, а так, скорее из вредности. А если и назло, то самую капелюшку. Потому что сама чувствовала дикую от него зависимость, потому что не желала менять в их отношениях ровным счетом ничего. Потому что и сама не могла подолгу оставаться без него. Да что там — уверена была, что без Дронова не выживет. Вот не дай Бог пропадет он из Алькиной жизни — и все, и она пропадет. Потому что сама жизнь для нее — это Дронов. Или Дронов — это жизнь? Так или иначе, а он занимал в Алькиной жизни не менее трех четвертей места.
Но в том-то и дело, что самому Дронову этих трех четвертей было недостаточно, он претендовал еще и на четвертую. Возможно, будь Алька постарше, она и сама бы с удовольствием отказалась от этой четверти, подарила бы ее Дронову без сожалений. Но она была еще так молода, ей так хотелось разнообразия! А какое разнообразие с Дроновым? Каждый день — одно и то же: из школы — к нему в комплекс, вечером — домой, а завтра — снова в школу. Скуууука!
Альке гораздо больше нравился другой график. После школы она предоставлена сама себе: может дома посидеть, может с Жанкой побеситься, может сходить в кино с ней же, а может и завалиться на какую-нибудь веселую вечеринку. На дискотеке опять же потусоваться, а то, глядишь, и потанцевать с каким-нибудь красавчиком. А вот уже поздно вечером, когда она соизволит явиться домой, Дронов, услышав, что она вернулась, воспользуется своими ключами и они закроются с ним в ее крошечной спаленке. Пусть и в тесноте, но уж точно не в обиде. Как бы ни страдал Дронов оттого, что ему там буквально ноги девать было некуда, а Альке даже в этой каморке было с ним безумно здорово. Причем одинаково хорошо было заниматься любовью или просто так лежать, прижавшись друг к другу, или же смотреть фильм в комнате, опять же прижавшись друг к другу. И мать помехой не была, даже если и сидела в соседнем кресле.
А вот Дронову такой график был не по душе. Настолько не по душе, что скоро Альке пришлось принять ультиматум.
— Аля, — холодно произнес он. — Так больше продолжаться не может. Я понимаю, что ты еще слишком молода, но ты должна считаться со мной. Я приму любое твое решение. Но так, как сейчас, продолжаться не будет. Или ты будешь только со мной, или только с друзьями. Выбирать тебе.
Алька возмутилась:
— По-твоему, это честно? У тебя будет и жена, и любовница, а у меня — только ты?
Дронов горько усмехнулся:
— И ты думаешь, что я у нее есть? Боюсь, сама она так не считает. Аль, давай не трогать эту тему. Ты очень многого не знаешь, да и не надо тебе это знать. Пока не надо. У нее я только ночую, все остальное время — я твой. Только твой.
Алька возмутилась:
— Ничего себе — 'только ночую'! Давай я тоже буду с кем-нибудь 'только ночевать'!
— Я тебе поночую! В моем случае 'ночую' значит — просто сплю. Именно сплю, а не… Ну, сама понимаешь.
— Ага, — воскликнула Алька. — Только спишь! И никакого секса! А дети твои — от святого духа! Ладно, Дронов, хватит. Я прекрасно понимаю, что такое жена. И что такое муж, кстати, тоже понимаю. Как и то, что у каждого супруга имеются перед половиной определенные обязанности. И не надо мне вешать лапшу на уши, хорошо? Потому что тогда и я начну тебе ее вешать. И вообще! Ты мне не муж, ты мне не отец. И ты не можешь мне указывать, как я должна проводить свободное время! Он мне еще ультиматумы ставить будет! Не нравится — вали к жене! Она мне за это только спасибо скажет!
— Ах, спасибо?! Ну что ж, может, и скажет. Жди.
Дронов развернулся и ушел.
Алька поморщилась. Ну вот, опять поссорились. Последнее время они ссорились едва ли не каждую неделю. Ну да ничего, он ведь долго без нее не выдержит, завтра же прибежит, как миленький! Ну, может послезавтра…
Прошла неделя, другая. Прошел месяц. Дронова не было. Вернее, он по-прежнему появлялся пару раз в неделю с продуктовыми пайками, подкидывал Анастасии Григорьевне деньжат, ведь Алька еще в начале лета уволилась с почты. Однако в Алькиной жизни Дронова больше не было. Даже если и сталкивался с ней нос к носу дома — делал вид, что не замечает, просто ставил продукты в холодильник и уходил, не сказав и слова, даже не взглянув на Альку.
Казалось бы — свободна, гуляй не хочу! Вот именно, 'не хочу'. Потому что когда можно, оказывается, это не так интересно. И вообще, зачем ей все эти вечеринки-сабантуйчики, киношки-дискотеки, если даже там она каждую секундочку думает только о Дронове? Не один раз уже Алька пожалела о своей опрометчивости. Вот если бы Дронов поставил ей этот ультиматум еще раз, она бы с радостью его приняла. Естественно, в его пользу. Потому что оказалось, что без него ей не нужен никто и ничто. Потому что без него и жить-то не хочется. Если и жила Алька эти бесконечно долгие недели без Дронова, то только ожиданием, что он одумается, и у них снова все будет, как прежде.
Ах, как Альке хотелось быть гордой! И была ею! Когда сталкивалась в собственной квартире с Дроновым, демонстративно отворачивалась в сторону: мол, представь себе, мне и без тебя неплохо живется! А у самой-то кошки на душе скребли. Сначала уверена была, что он долго не выдержит, что смягчится, упадет к ее ногам и будет молить о прощении. Еще как будет! Как миленький! А она еще покочевряжится для видимости, чтоб на будущее не слишком-то воображал из себя.