Счастье в награду

— К Офелии?..
— Только не надо прикидываться дурочкой! Ты что, ни разу не замечала дамского бутика напротив проходной «Кей-Кор»? В любом случае Лукас должен точно знать, где находится этот магазинчик. Идея, Гален: ты прихватишь лейтенанта с собой, и он поможет тебе выбрать все самое шикарное. Уж он-то разбирается в таких вещах! Вообще-то, моя бесценная девственница, при одной мысли о том, что ты совсем одна с этим Лукасом… Не смей прикасаться к ней, лейтенант! Даже не думай!
— Вы совсем больны.
— Нет! Я и есть Лукас!
— Что?
— Но ведь тебе надо как-то ко мне обращаться, верно? «Женский» вряд можно считать подходящим именем. «Убийца» — и того хуже. Как-никак нам предстоит стать любовниками! Вот и зови меня Лукас. «Ласкай меня, Лукас! Целуй меня, Лукас! Да, Лукас, да! Да, да, да!»
  
Глава 15
 
Лукас не мог разглядеть ее лицо даже на полированной поверхности темного стекла. Она наклонилась так, чтобы оставаться в тени.
Зато он отлично мог видеть себя.
«Лукас». Это было его имя. И в то же время им назвался убийца. В тот момент они все еще оставались единым целым. И дьявольская тьма владела его рассудком, растекалась ядом по венам, терзая сердце и леденя душу.
Он подошел совсем близко, когда Гален наконец подняла голову и увидела его отражение в оконном стекле.
А что увидел Лукас? Сияющие синие глаза, от которых невозможно было укрыться, которые сумели разглядеть все, творящееся у него в душе. Но в них не было страха. И дьявол отступил перед этим взглядом. — Вы отстраняетесь от дела, — произнес он.
— Мне нужно было сказать… — начала она и переспросила: — Что такое?
— Гален, вы отстраняетесь от дела.
Нет. Нет! Она резко повернулась к нему:
— Я понимаю, Лукас, в чем ваша проблема — во мне. Но я сумею с этим справиться. Правда! То есть мне ведь не обязательно на самом деле… можно ведь притвориться, не так ли? Конечно, я очень плохо умею врать, но разве убийца об этом знает? Я могла бы просмотреть какие-то фильмы или посоветоваться с кем-то — например, с Вивекой…
— К чему вся эта чертовщина?
— К тому, что у меня нет… опыта.
В его голосе зазвучала удивительная ласка:
— Да с какой стати вы взяли, будто я отказываюсь от вашей помощи из-за этого?
— Тогда почему? — выдохнула она.
— Это слишком жестокое испытание для случайно попавшего в историю человека.
— Но все-таки попавшего! И не исключено, что это вовсе не случайность. Убийцей вполне может оказаться кто-то из моих знакомых, из тех, кого я знала в прошлом.
— Мужчина на кухне цвета авокадо.
— Как вы об этом узнали? — ошеломленно прошептала она.
«Как ты вообще мог об этом узнать?!»
— Прошлой ночью мне приснился сон, вернее, кошмар. Я увидел вас, и кухню, и нож для разделки мяса.
Но ведь это был ее сон, ее ужас, не дававший покоя на протяжении одиннадцати лет! И именно вчерашней ночью она спала как убитая, не видя снов, чувствуя себя в безопасности!
— Это что, тоже подвластно вашему таланту? Видеть чужие сны? И даже кошмары?
— Нет, — мягко откликнулся Лукас. — Такого прежде не случалось. — «Пока я не повстречал тебя!» — Может быть, все случилось потому, что вы сами готовы были рассказать мне о нем. Разве не так? Когда я расспрашивал вас о причинах ухода из школы за месяц до выпуска?
— Да. Я чуть не рассказала о нем. Сама. Но потом решила, что к делу это не относится… Наверное… Его зовут Марк. Он появился, когда мне исполнилось четырнадцать. И поначалу мама даже собиралась выйти за неге замуж, но потом они решили, что играть свадьбу не стоит. Оба уже состояли когда-то в браке, оставившем лишь неприятные воспоминания, а им и так было хорошо и не требовалось ничего менять. Марк сделал ее такой счастливой, и ко мне он относился по-доброму. Тогда у меня почти не было друзей. Я была такой страхолюдиной — настоящее пугало. А Марк говорил, будто я особенная.
Пугало. Было ли это прозвищем, полученным от одноклассников долговязой, нескладной, тощей девчонкой с копной рыжих волос, грезившей наяву о несбыточном счастье и о том, как она будет шить для своей матери подвенечное платье?
Да так оно и было. И ласковый голос Лукаса был обращен далеко в прошлое, к той затравленной, загнанной девчонке:
— Но это тоже не принесло радости?
— Нет. Марк взял в привычку заходить ко мне в комнату, когда я одевалась, и ужасно оскорблялся, если я стеснялась и просила его уйти. — Гален, та Гален, что жила в настоящем, заметалась по гостиной, не в силах оставаться на месте, стремясь отдалиться от Лукаса хотя бы на несколько шагов, прежде чем сделать новое признание: — Он возмущался, говорил, что заменил отца, которого я никогда не видела, и ему нетрудно было заставить меня почувствовать себя неблагодарной и виноватой. Марк утверждал, что из-за отсутствия в доме мужчины у меня замедленное развитие. В этом случае вполне нормально — и даже необходимо, — чтобы отец следил за физическим развитием дочери. Тогда ему будет известно, когда придет пора тревожиться из-за мальчишек, с которыми я дружу. В конце концов Марк стал вваливаться ко мне в спальню в любое время, когда ему хотелось, и смотрел на меня часами, постоянно отпуская замечания.
— О чем?
Сейчас она застыла возле дивана, на котором расположилась целая толпа кукол в недавно сшитых халатах и ночных рубашках.
— О моих… формах. Вернее, об их отсутствии. А еще он издевался над моей одеждой. Какая она просторная и неуклюжая. Марк не трогал меня. Да и с какой стати? Получалось, что придраться не к чему: никакого сексуального насилия не было.
— Однако под всем этим подразумевался секс, — пробормотал Лукас себе под нос. Секс с примесью садизма. Потому что Марку доставляло удовольствие издеваться и унижать беззащитную девочку. Точно так же, как делает Женский Убийца. — И теперь вы это знаете.
— Да. Наверное, подсознательно я все поняла еще тогда. Я старалась избегать Марка, держаться от него подальше, и в итоге почти перестала бывать дома.
— А где вы были?
— Ну, — задумчиво начала она, — сперва я гуляла за городом, среди кукурузных полей, если позволяла погода. Зимой бродила по парку, или сидела в библиотеке, или грелась в овощном магазине. Там я и познакомилась с Джулией. В овощном магазине.
— С Джулией?
— Да. С Джулией и ее сестрой Эдвиной. Винни. — «Нашей милой малышкой Винни…» Гален погладила по голове Барби с длинными черными волосами и заговорила, обращаясь к миниатюрному нарисованному личику: — Девочки пришли в магазин, чтобы купить тапиоки для пудинга. Они жили со своей бабушкой — с бабулей Энн, которая и ходила за покупками, но в тот год декабрь выдался на редкость холодным, и она приболела. Винни тогда едва исполнилось полгода и Джулия, держа сестру на руках, как раз о чем-то с ней говорила, когда в магазин вошла леди со своим маленьким сынишкой и ему захотелось «посмотреть на младенца». Но стоило этой женщине повнимательнее взглянуть на Винни, как она заверещала будто резаная: «Да как ты посмела вытащить на люди такую образину?! На нее же смотреть тошно! Как тебе не стыдно?»
Ласково, осторожно Гален снова и снова проводила пальцами по спутанным черным прядям маленькой куклы.
— Конечно, Джулия и не подумала стыдиться. Когда она смотрела на сестренку, то видела лишь любовь и преданность, хотя всем остальным Винни могла показаться… — Гален умолкла, не в силах подобрать нужные слова.
— Кем? — Его голос был так же ласков, как ее пальцы. — Вы не можете вспомнить? Или Винни кажется вам такой же, какой ее видела Джулия, — милой маленькой девочкой?
— Да, — прошептала Гален. — Такой Винни и была, но она родилась с врожденными аномалиями, и скрыть их было невозможно. Врачи вообще считали, что смерть заберет ее вскоре после рождения.
— Но ей исполнилось полгода, когда вы увидели ее впервые.
— Да. К тому времени врачам надоело удивляться и пытаться предсказать, сколько еще она проживет на свете. Правда, одно они знали точно: Винни никогда не сможет ходить самостоятельно. И это оказалось правдой. Врачи, кроме срока ее жизни, ошиблись еще в одном. Она не была слепой. Однако видела Винни в какой-то своей, искаженной палитре. В ее мире дневной свет имел зеленый оттенок, а ночь казалась золотой, с луной цвета аквамарина. Но больше всего ей нравился цвет кукурузных полей — бирюзово-синий.