Таня Гроттер и птица титанов

Девчонке, бежавшей прямо перед ней, Танья подсечкой подбила задержавшуюся ногу. Девчонка опрокинулась. Танья перебежала через нее, наступив ей ногой на спину. Существовал, конечно, риск, что та метнет шип. Но пусть еще разберется в такой толчее, кто ее подсек.
Дальше Танья ничего не помнила: сплошная мешанина лиц, спин, ног. Кто-то шипел, хватал ее, толкал, бил. Она тоже на кого-то шипела, била. Один раз даже пришлось кого-то укусить. Она не запомнила кого, но во рту долго оставался привкус чьей-то не самой вкусной и не самой стерильной руки. Танья не знала, сколько прошло времени, но внезапно ощутила, что бежит свободно. Это могло означать одно: она прорвалась в первую двадцатку, и теперь перед ней только самые сильные.
Вот мелькает голова Жанин Абот. Танья ее побаивается. Жанин – некромагус, то есть, как и Гулеб, личная ученица самой матери-опекунши Чумьи. Она читает мысли человека по глазам и заставляет шевелиться высохшие кости. Когда волнуется, начинает говорить невнятно и проглатывать согласные. Три года назад влюбилась в Гулеба и поклялась на книге матери-опекунши, что он достанется или ей, или никому. Тогда же для усиления клятвы она провела ножом по руке, и теперь на запястье у нее шрам.
От Жанин Абот лучше держаться подальше. Она способна на все и Танью терпеть не может. А вот Рэйто Шейто-Крейто – мрачная высокая девушка, специалист по зельям, ядам и сглазам. Красиво бежит, гибко, как пума. И – странное искажение теории вероятности: почему-то каждый, кто падает рядом с Рэйто, ломает себе ноги. Если же он падает где-то в другом месте, то спокойно вскакивает и бежит дальше.
Недалеко от Рэйто – Гробо Клеппо. На бегу она оглядывается и кого-то высматривает. Танья видит ее раскрасневшееся лицо и слышит тяжелое дыхание. Устала бедняга, но выдержит – упорная. Да и осталось немного – полверстулы.
Лицо у Гробо асимметричное, но красивое. Волосы сегодня зеленые, вчера были фиолетовыми, а какими они будут завтра, не знает даже она сама, поскольку Гробо – девушка мгновенных настроений. Гробо Клеппо кажется безоружной, но это только тем, кто не видел, как метко она выдувает иглы из спрятанной за воротником камышовой трубочки. Четыре иглы за четыре секунды. И сразу после этого милая улыбка на милом лице.
– …догоняет! Отстал… овраге! – кричит ей Танья, пробегая мимо. Имя и всякие предлоги она пропускает – бережет дыхание.
Это плата за обгон. Теперь ей, во всяком случае, не выпустят в спину иглу. Танья знает, что Гробо Клеппо ищет Гуньо. С точки зрения Таньи, это самый мудрый человеческий симбиоз в их далеко не сахарном мире.
Гробо кивает, не тратя слов на благодарность, и глазами показывает, что пропускает Танью вперед. Правда, это не особо помогает, потому что мгновений через шестьдесят Гробо и Гуньо ее обгоняют, тараня всех подряд. Это союз носорога и лани. Танья осторожно пристраивается сзади.
Теперь каждый следующий обгон забирает у Таньи силы. Дыхание закончилось. Пот льет ручьем. Сильно щиплет глаза. Танья не вытирает его – не до того. Фляжку с нее сорвали в толпе, и это хорошо – легче бежать. Ноги заплетаются. Мозг отдает им команды, но Танье кажется, что проходит час, прежде чем они слушаются. Ужасно почему-то мешают руки. Не руки, а колбасы, литые и очень тяжелые. Если бы можно было оторвать их и выбросить, Танья, не задумываясь, сделала бы это.
Она даже не радуется, когда где-то недалеко мелькает Гулеб. Сейчас ей все равно. Ей начинает казаться, что она вот-вот вырвется вперед, если не в лидеры, то точно в семерку, но тут ее обгоняет Шурей Шурассо. Танья пытается придержать его, подсечь, но бесполезно. Шурей Шурассо проносится, как молния, причем бежит подозрительно легко, наступая не на землю, а на воздух рядом с землей. Танья негодующе кричит на него, не слыша своего крика, и чудом обгоняет высокую девицу.
Финиш выскакивает неожиданно. Танья видит частокол и вбегает через распахнутые ворота. Падает, вскакивает, снова падает, пытаясь бежать даже лежа. Кто-то отливает ее водой, поднимает на ноги и заставляет ходить. Лежать нельзя – посадишь сердце. Пить тоже пока не дают – позволяют только смочить губы.
– Кто? Кто? – кричит Танья. Она до сих пор не знает, победила она или нет.
Ей объясняют, что за финишную черту они вбежали ввосьмером. Вначале пятеро и за ними, плечо к плечу, еще трое – Танья, Гулеб и Жанин Абот. Не растерявшийся судья свистнул и за веревку сдернул висевший на шесте треугольный флаг. Цепь суровых солдамагов сомкнулась за их спинами, оберегая их от мести десятков разъяренных проигравших. Теперь цепь не разомкнется как минимум час – пока те, кому повезло меньше, не остынут. Воду им вынесут наружу.
Кто не успел – тот опоздал.
Великая Гонка завершилась.
 
Глава 2
Мать-опекунша
Жил-был на свете мальчик,
          был тих и кроток он.
Фридрихом с рожденья
          тот мальчик наречен.
Послушен и приветлив,
          нежен и не груб,
Доверчив, как овечка,
          и всем за это люб.
Он рос без наказаний
          и прочих грозных мер
Родителям на радость,
          всем мальчикам пример.
Учился он успешно
          и в школе не шалил
Почтителен был к старшим,
          с друзьями добр и мил.
Однажды все сказали:
          «Мы с Фридрихом дружны
И день его рожденья
          отпраздновать должны!»
Ах, сколько было шуток,
          загадок и стихов,
И дети пели хором:
          «Наш Фридрих, будь здоров!»
В. А. Моцарт. На день рождения маленького Фридриха
Отдохнуть победителям позволили недолго. К Холму Удачи они подошли ввосьмером, окруженные оберегающими их солдамагами. В обычное время Танья терпеть не могла солдамагов, но сейчас была благодарна им.
Толпа расступалась, пропуская их. Танью с ее обычной зоркостью к мелочам удивляло, что, хотя в задних рядах люди кричали и теснили друг друга, однако рядом с ними воцарялась странная тишина. И дело было не в солдамагах, с которыми опасались связываться.
Она видела напряженные, внимательные, порой наигранно равнодушные, порой откровенно завидующие лица – молодые и старые. Среди них мелькнуло и круглое лицо булочницы, которую Танья хорошо знала. Булочница жила через улицу и относилась к Танье, как тут говорили, «непоследовательно враждебно». Иногда даже прирезала к норме лишний кусок, на всякий случай, чтобы не донесли, желая Танье получить заворот кишок.
Проскочив к булочнице между двух солдамагов, Танья обняла ее и пожелала ей скорой смерти и долгой агонии. Это было традиционное приветствие, вполне себе вежливое, однако булочница резко отстранилась и посмотрела на Танью странно и отчужденно. Танья не умела читать мыслей, но, судя по выражению лица, мысль была такая: «Ты больше не наша! Завтра ты исчезнешь из нашего мира и никогда тут не появишься. И неважно, что ты выросла в Замогильном переулке. Ты мне никто. И я тебе никто. Не узнавай меня больше!»
Танья отпустила ее и поспешно отошла. Именно теперь – а не тогда в воротах, когда ее приводили в чувство, – она ощутила, что ее окатили холодной водой.
Гулеб положил ей на плечо руку.
– Не трать время на этих людишек! Они дрянь, они нас не стоят! Идем! Нас ждет Холм Удачи! – сказал он.
– Рука! – сквозь зубы сказала Жанин Абот.
– Это МОЯ рука! – возразил Гулеб.