Драгоценности Гуахаура
Конан поспешно начал выбираться по лестнице, ведущей на галерею. Голубое сияние погасло, но Конан отчетливо видел, что фигура с кожей цвета слоновой кости все так же неподвижно стоит наверху.
Кровь застыла в жилах киммерийца, но он все же поднялся к таинственной фигуре и занес над ней свой длинный меч.
Йелайя! — пророкотал Конан. — Ты снова должна умереть, как была мертва уже тысячелетия! Ха!
Черная тень метнулась позади Конана из темноты туннеля, но киммериец вовремя почуял врага и ловко увернулся, избежав удара в спину. С точностью и яростью рассерженного питона он нанес ответный удар, вогнав длинное лезвие меча по самую рукоятку в грудь противника.
— На!
Конан выдернул клинок. Его враг рухнул на пол, корчась и хрипя в агонии. В мертвенно свете пещеры Конан видел у своих ног умирающего негра. Это был Гравунга.
Негр перестал корчиться и затих. Конан отвернулся от трупа и подошел к божеству.
Ее колени и грудь были перехвачены веревками и привязаны к каменному столбу, а длинные волосы, тоже привязанные, держали ей голову, не давая ей упасть на грудь.
В сумрачном мерцающем свете на расстоянии в несколько ярдов эти путы были неразличимы.
— Он, видимо, пришел уже после того, как я спустился в туннель, рассуждал про себя Конан. — Значит, это он захлопнул дверь и вытащил кинжал.
— Все ясно! Это он потом взял тело Йелайи, чтобы одурачить своих собратьев-жрецов. Это он кричал, изображая божество.
Его голос невозможно было узнать под этими сводами, искажающими и повторяющими звук. А бьющее в глаза голубое пламя — старый фокус стигийских жрецов! Тхутмекри, явно он научил Гравунгу этим эффектам…
Очевидно, хорошо знакомый с расположением пещер по картам или чьим-то рассказам, Гравунга проник туда последним, но до святилища добирался окружным путем, и укрывался потом с телом божества на балкончике галереи, пока остальные жрецы были заняты своим идиотским ритуалом.
Пристально вглядываясь в полутьму, Конан заметил, что одна из галерей излучает свет.
Коридор внизу, по которому уходили жрецы, тоже излучал слабое фосфорическое сияние. Конан решил двинуться к нему.
Этот туннель непременно должен был связан с другими ходами.
Чем дальше продвигался Конан, тем ярче становилось свечение стен. Впереди послышалось пение жрецов.
Неожиданно слева от себя Конан услышал чьи-то рыдания. Он повернулся и увидел дверной проем, ведущий в комнату, вырубленную в толще скалы. Своды потолка светились все тем же светом, а стены сплошь были покрыты арабскими письменами.
На каменном троне у дальней стены восседал непристойный бог Пелиштима-Птеор с непомерно увеличенными чертами, подчеркивающими всю грубость этого культа. В его огромном лоне помещалась хрупкая белая фигурка.
— Проклятие! — прошептал Конан.
Он внимательно осмотрел комнату. Здесь не было другого входа, никто не прятался за ней. Конан бесшумно подошел к девушке, чьи худые плечи сотрясались от плача, а лицо уткнулось в маленькие ладони. От тонких обручей идола к ее запястьям тянулись золотые цепочки. Конан мягко дотронулся рукой до ее обнаженного плеча Муриела испуганно отпрянула, открыв Конану свое заплаканное личико.
— Конан!
Она бросилась к нему, пытаясь обнять, но золотые цепочки помешали ей. Конан легко разорвал мягкое золото, проворчав:
— Придется тебе поносить эти браслеты, пока я не отыщу напильник. — Кром! Пусти меня! Дьявол! Ты уж слишком впечатлительная актриса. Что с тобой произошло, девочка? Как ты пропала тогда?
— Вернувшись в комнату оракула, я увидела Йелайю, лежавшую на возвышении точно так же, как и нашла ее в первый раз.
Муриела снова захныкала.
— Я позвала тебя и бросилась к двери. Но тут кто-то схватил меня сзади. Мне заткнули рот и потащили куда-то вниз по лестнице, а потом по какому-то темному залу. Я не видела, кто меня тащил. Меня держали до тех пор, пока мы не вошли в туннель, потолок которого светился, как в этой комнате. О, я лишилась чувств, когда увидела их! Конан, это не люди! Это серые мохнатые дьяволы, они бормочут что-то на зверином языке, их невозможно понять. Они стояли и наблюдали за мной. Тут я услышала, как кто-то пытается открыть металлическую дверь, закрывавшую вход в туннель. Тогда один из этих волосатых чудищ повернул механический рычаг в стене, и за дверью что-то с грохотом рухнуло. Они схватили меня и снова понесли по каким-то перепутанным коридорам и лестницам, вверх и вниз, потом принесли сюда, где приковали меня к коленям этого мерзкого божества, и ушли. О, Конан, кто это был? Кто они?
— Слуги Иакина, — хмуро ответил Конан. — Я нашел свиток, который о многом мне рассказал. Потом я обнаружил странные фрески, которые объяснили мне все. Иакин был пелиштимцем, пришедшим в долину со своими людьми уже после того, как обитатели Алкмеона открыли ее. Он нашел тело Иелани и заметил, что жрецы время от время приходят к ней, чтобы совершать жертвоприношения.
Он превратил ее в оракула, а сам же изображал голос оракула, произнося свои пророчества из ниши, вырубленной в стене позади возвышения. Жрецы ни о чем не догадывались и не разу не видели ни Иакина, ни его слуг. Бог знает, сколько веков они обитали здесь. Мудрецы из Пелиштима добились продления своей жизни на сотни лет. Наверно, Иакин играл роль оракула, чтобы держать город покинутым и безлюдным. Может, здесь была другая причина — мне это трудно понять. Иакин питался тем, что приносили жрецы для Йелайи как жертвоприношения, а слуги ели что-то другое. Я давно подозревал, что подземная река под дворцом — это путь, по которому жители горного Пунта отправляли тела умерших. Слуги Иакина повесили лестницы над потоком, с которых они могли вылавливать проплывавших мимо покойников. Иакин обо всем написал в пергаменте и расписал стены фресками. Но все-таки однажды он умер, и слуги, следуя его завещанию, превратили его тело в мумию и поместили в маленькую нишу в скалах. Здесь по-прежнему живут его слуги. Они оказались еще более долговечными, чем их хозяин. Но когда верховный жрец опять явился на совет к оракулу, слуги, не имея руководителя, который мог бы их удержать, растерзали жреца. С тех пор до последнего посещения — никто не приходил к божеству. Слуги, очевидно, обновили одежду Йелайи, повесили на нее новые украшения, как это регулярно делал сам Иакин. Они же заново одели божество и водворили его на место, после того как Зардхеб обокрал его. И они же отрубили святотатцу голову и повесили ее сушиться в чаще.